In my head

Если так будет начинаться каждое утро, Чимин готов отныне жертвовать часом сна. Поношенные боксеры с лопнувшей резинкой, в прошлом будучи ярко-бордовыми, но после сотни стирок едва могли называться красными; всклокоченная белая шевелюра со слегка тёмными засаленными корнями; светло-голубая футболка с обрезанными рукавами. Чимин застал его таким, когда Юнги стоял возле стола и гипнотизировал кофеварку полузакрытыми глазами. — Доброе утро, — прохрипел Чимин, припадая к дверному косяку его крохотной кухни. — Хуютро, — не оборачиваясь, ответил Юнги. — Нам нужна новая кофеварка. Уже нет просто Юнги и просто Чимина. Есть «мы», и это люди называют счастьем. А Чимину всегда хотелось просто сидеть на кухне и смотреть, как кто-то ест приготовленный им ужин. Или наоборот — уплетать за обе щеки то, что сделали специально для него. Может, и невкусно. Может, пересолено самую малость, но в таком случае говорят, что любят. А Чимину всегда хотелось просыпаться с чужим носом у виска и несвежим дыханием прямо в ноздри. И ничего это не противно. Да, Чимин романтик самую малость, зато так круто, что воздух один на двоих. А Чимину всегда хотелось, чтобы был бубнёж в самое ухо «лежи, не двигайся, я ещё не всё», а он бы гадал, что это «не всё»? Лежал бы смиренно на боку, даже если рука нещадно затекла, а с чужих губ срывался тихий шёпот «двадцать две», и палец вниз вдоль позвоночника. «Двадцать три», и чужая рука скользнула бы на бок, под последнее ребро, вызвала бы тихий смешок, потому что щекотно, и тычок, чтобы Чимин перестал шевелиться и сбивать со счёта. Говорят, что пересчитывать родинки — это плохая примета, но Чимину плевать. Он и под лестницей с пустым ведром перебежит чёрной кошке дорогу, если будет опаздывать на встречу с тем, кто его искренне ждёт. Чимину всегда хотелось кого-то под боком. Чтобы чужая голова на его коленях покоилась и веки с ресницами подрагивали от его запущенных в шевелюру небольших пальчиков. Всегда хотелось именно такого. Чтобы романтика с большой буквы: завтрак в постель для любимого человека и подарки на каждую памятную дату. Он слишком многое идеализировал, вычитывал в романах и высматривал в фильмах, составляя бесконечный список того, что он сделает, когда встретит истинную любовь. Вечный конфетно-букетный период, ленивый секс по утрам и страстный — по ночам. Переплетённые пальцы и завистливые взгляды прохожих одиночек. Чтобы кошка была, а потом и дети, но пока кошка, потому что Чимин ещё не готов самую малость. Да вообще, можно ли быть готовым к такому? Он подумает об этом потом, а пока — радость на двоих. Ему так сильно хотелось всего этого, что он вглядывался в лицо любого прохожего с такой мольбой и отчаянием, что пару раз его спросили, всё ли у него хорошо? В жизни Чимина всё было хорошо, кроме момента: хотелось кого-то рядом, и плевать на поднятую планку: чем больше лет, тем меньше претензий. Одни говорят, что тот, кто ищет — обязательно найдет. Иные, что те, кто умеет ждать, — дождутся большего. Чимин пробовал оба варианта, но продолжал завтракать в одиночку и просыпаться с подушкой в обнимку. А потом какой-то парень попросил у Чимина прикурить и остался жить в его квартире. А ведь Чимин даже не был похож на того, что смолит; скорее на того, что меняет сигареты на конфеты, но Юнги попросил прикурить именно у него — у парня, что сидел в переполненном парке на скамейке и читал какую-то неинтересную книжку. — Зажигалки не найдётся? — спросил тогда Юнги, приземляясь рядом с Чимином. — Прости, не курю, — ответил, а в голосе столько вины, что самому тошно стало. — Да нормально, — отмахнулся Юнги, запихнул руки в карманы бомбера и откинулся на спинку лавки. — Я всё равно не курю. Не о погоде же с тобой разговор заводить. У Юнги очень холодные ноги, но Чимин привык. Собирался с духом, когда Юнги плющом обвивался вокруг Чимина и пристраивал свои кочерыжки в поисках тепла. Сильнее обнимал, чтобы и рёбра хрустели, и чтобы не утащили монстры под кроватью. Чимину всё не верилось, что и на его голову свалилось счастье. Всё время ждал подвоха, что Юнги вот так возьмёт и раз — исчезнет так же внезапно, как и появился. Но Юнги не исчезал, а Чимин понял, что кошка ему не нужна, потому что дворового, бродячего щенка в лице Юнги ему вполне достаточно. — Купим, — сказал Чимин и в один шаг пересёк расстояние от двери до Юнги. — И трусов тебе новых — тоже. Юнги хмыкнул, обнимая Чимина за плечи и притягивая к себе: — Только чур я выбираю. У тебя вкус так себе. Меня же ты выбрал. А Чимину по-барабану: бродячее, бракованное, выцветшее. Главное — его.