***
— И что ты собираешься делать? — от заинтересованного взгляда Лелуша Карен стало не по себе. Разузнать удалось немного, но Кодзуки надеялась, что этого хватит для плана по «возвращению долга» (иначе Карен называть спасение Куруруги Сузаку никак не хотела). Ущемлённая гордость и так скреблась внутри неё, но Карен утешала себя тем, что делает это во благо и ради свободы Японии, которую непременно принесёт Зеро. План оказался под угрозой в тот момент, когда ас не обнаружила ви Британию в медицинской комнате на кровати. Тогда девушка и правда была готова запаниковать. Благо, что тот всего лишь переместился в свои покои, «договорившись» с врачом, за что больной получил хороший подзатыльник от Кодзуки и гневную тираду о том, что можно было и предупредить. — Завтра в час дня на площади его казнят с другими преступниками, — губы ви Британии, до этого растянутые в усмешке, скривились. — Мне нужен найтмер, чтобы спасти его, и вертолёт, чтобы потом улететь. Но, Лелуш, мне нужна твоя помощь! Ведь ты — Зеро, способный творить чудеса! Она хотела в это верить. Верила в это. Но когда смотрела на ви Британию, противный внутренний голос шептал о том, что призрак Зеро, его образ остался в Японии, а здесь и сейчас Лелуш принц, а не герой. — Ты прекрасно знаешь мой ответ, — лёгкая улыбка тронула губы парня. — Ты не меняешься, Карен. Хоть Сузаку и твой враг, но ты желаешь будущего и для него. Услышав ответ, Карен уже начала собираться, но вздрогнула и чуть покраснела, мысленно ругая Лелуша за сказанные слова. Хотя это, должно быть, мог сказать и Зеро. Именно в этот момент Кодзуки потеряла ту грань, разделявшую Зеро и Лелуша. — Надеюсь, ты вынесешь полёт, — ровно сказала она, направляясь к двери.***
Неестественный свет бил в глаза, ослеплял, не давал заснуть, продолжая мерцать вспышками на внутренней стороне век. Вся камера была подобна пытке: стерильная и холодная с резким светом и отсутствием мебели — только отвратительные в своей идеальной гладкости стены и толстое стекло. Сузаку уже приходилось бывать в камере предварительного заключения перед казнью за убийство принца Кловиса, но тогда у него была надежда, построенная на невиновности, а теперь камера вкалывала отравляющий яд безумия, а безысходность плодила в душе отчаяние. Он столько хотел совершить, но в итоге не сделал ничего. Хотелось поддаться раздражению и безумию, ударить со всей силы по стеклу, даже зная, что на нём не останется и трещины, но что-то притупляло чувства, загоняло их в самую глубь, где они начинали гнить. — Сузаку Куруруги, доблестный рыцарь и пилот «Ланселота», снова оказался внизу лестницы, — ироничный голос, доходящий через толщу стекла, заставил Сузаку чуть поднять голову. Голос был смутно знакомым или казался таковым. Хотя Куруруги уже было безразлично, кто к нему придёт — Дьявол или Благодетель — всё равно кто, он не сможет залатать его истерзанную метаниями и отчаянием душу, не залечит дыру в сердце и не уничтожит яд безразличия. — Я могу предложить тебе помощь, — вкрадчиво предложил голос. В ответ — молчание. Какая-то часть рыцаря откликнулась на это предложение, запустив киноленту неисполненных желаний, нашёптывая о счастье, которое его может ждать за толстыми стенами, но Сузаку с трудом отогнал эти мысли. Он солдат и должен следовать закону, даже если он подразумевает смерть за совершённое злодеяние. Да и не хотелось жить с грузом вины, которая до самой смерти не даст покоя мыслям. — Уходите, — тихий голос отразился эхом по всей камере, но пилот не знал, услышали ли его. Наверное, незнакомец улыбнулся. Хоть Куруруги и не видел его, но отчего-то ясно представил, как его губы растянулись в предвкушающей улыбке. Вздохнув, рыцарь закрыл глаза, подтянул к себе одну ногу и опёрся лбом в колено, испытывая усталость от бессонницы и непонятного разговора. — Сейчас самое подходящее время для исполнения желаний, — за стеклом послышались мерные шаги. — Разве не так, сэр Куруруги? Чувствуя пронизывающий до самой души взгляд, Сузаку посмотрел в сторону гостя, щурясь от яркого неестественного света, и чуть поморщился, узнав пришедшего к нему человека.***
Спокойный сон прервался неприятным колющим ощущением в левом глазу. Подозрение на худшее тут же вспыхнуло в ещё не проснувшемся сознании яркой искрой, и внутри всё заледенело от ужаса. Лелуш осторожно провёл пальцем по глазу — крови не было, но когда попробовал приоткрыть, резко сел на постели, зажимая глаз рукой. — С пробуждением, брат, — отвратительно-знакомый голос резанул по ушам сильнее боли. – Рад, что ты уже поправился. — Шнайзель, — тихо прошипел ви Британия, едва скрывая свою ненависть к Белому принцу. — Зачем пожаловал? Фразу о том, что неприлично являться в чужую комнату к спящему человеку посреди ночи, зажигать свет и сидеть читать, словно у себя дома, принц даже не вспомнил, встретившись с огранёнными льдинками глаз брата. Знал ли Шнайзель, что он всё вспомнил? Возможно — шпионов во дворце у Белого принца не может не быть. Но гарантии — не было. Тогда можно разыграть беспамятство — уж у него, Лелуша, это получится. Шнайзель чуть улыбнулся, отложил книгу и сцепил пальцы рук, настроившись на разговор. Видел ли он проблески ненависти в глазах брата — непонятно, но темнота, которой не разрушал свет от настольной лампы, не давала разглядеть видимых признаков физической или моральной слабости. — Я могу предложить тебе сделку, Лелуш, — без предисловий начал Белый принц. — Нам обоим что-то нужно, и мы можем это дать друг другу. — О чём ты? — Лелуш почти знал, что нужно брату, но нужно было удостовериться. — Я могу помочь тебе. Только не говори, что ты не собирался сбежать с той служанкой. И у стен есть уши, брат, — Чёрный принц едва подавил в себе глухое рычание от снисходительной короткой улыбки эль Британии. Значит, всё-таки знает. Шнайзель не был тем человеком, которому легко навешать лапшу на уши, да ещё и с болью в глазу. Но можно попытаться использовать гиасс. Отняв руку от больного глаза, ви Британия попробовал его открыть, но по глазу резануло, словно по нему провели чем-то, и боль запульсировала в виске. С тихим стоном Лелуш снова закрыл его, чувствуя, как по виску побежали капли пота. — Не стоит пытаться использовать свою силу, если она причиняет тебе страдание, — милосердно посоветовал Шнайзель, наблюдая за мучениями брата, пытающегося утихомирить боль. Лелуш бросил на брата уничтожающий взгляд, полный ненависти, не терпя, когда читают нотации. Надо ж было именно сейчас, в такое время… — Что тебе нужно от меня, брат? — голос дрожал, хотя ви Британия старался говорить ровно, не желая проигрывать в воображаемой партии на словах, сохраняя свою гордость перед братом. Боль немного утихла, но всё равно неприятно пульсировала. — Мне нужна информация о гиассе, — холодно ответил Белый принц. — Я достану тебе всё необходимое, если расскажешь мне об этой силе.***
Они пришли. Чеканный тяжёлый шаг раздавался по коридору за толстым стеклом, скоро должны были прийти стражники. Сузаку не знал, сколько времени, не знал, чего бы захотел загадать как своё последнее желание (если позволят) перед казнью, не знал, что сейчас происходит, не знал ничего — чувства и мысли выжжены искусственным отвратительным светом. Поэтому Куруруги бездумно смотрел в пол пустым обречённым взглядом. Несколько стражников остановилось у входа в камеру, и стекло начало медленно подниматься, начиная отсчёт финальной прямой жизни рыцаря, ведущей к эшафоту.