Идущие в огне

Рыжеволосая девушка со шрамами на руках бросила на Визериса короткий взгляд и тут же опустила глаза. Она легко скользнула в бурую однообразную толпу собравшихся, и в это же мгновение Визерис потерял ее из виду. Праздник продолжался, и подарки текли в руки невесты нескончаемым речным потоком; от этого Визерису было обидно и неприятно: в конце концов, это именно ему предстояло стать великим королем, именно с его помощью армия варваров сумеет покорить себе неприступный запад! Отчего же все внимание было приковано к одной из пешек в его политической игре? Сначала рабы предлагали изысканные, напыщенные яства кхалу и его новоявленной супруге, и лишь потом, будто бы снисходительно, просили Визериса выбрать что-нибудь из того, что те отвергли. Визерис нервно поглаживал красную брошь в форме дракона, приколотую к груди его шерстяной туники, и едва сдерживал гнев. Ему казалось, что в те мгновения мир будто бы смеялся над ним, дразнил его, высмеивал его жалкие попытки выглядеть величественно и устрашающе. "Ну ничего", - подумал Визерис, глядя наверх, на восседавшую рядом с кхалом Дейнерис, которая, принимая дары и нехотя прижимаясь губами к источающему сок экзотическому фрукту, натянуто улыбалась, - "однажды наступит день, когда я буду сидеть выше всех остальных и устраивать праздники по своим правилам. Я – Визерис Таргариен – великий, благостный и единственный государь, король над королями, навечно от крови дракона…" Солнце текло по небосклону слишком медленно, и казалось, будто бы сами боги шутят над Визерисом, замедляя ход времени и упиваясь его жалким, зависимым положением. Женщины плясали, и их мускулистые смуглые ноги высоко поднимались над землей, будто бы в прыжке, а мускулистые мужчины, накидываясь на них, будто насильники, овладевали танцовщицами под громкие, отчаянные вопли радости. Стоило двум мужам поссориться из-за женщины – и между ними сразу же разгоралась резня; кровь лилась темными алыми ручьями на землю, впитывалась в нее, пропитывала ароматами жестокости и безумия. Прошу прощения… - слабо заметил Иллирио, и Визерис понял, что пришла его очередь дарить подарок невесте. – С Вашего позволения, я… — Вели девчонкам подняться. Пускай порадуют мою сестрицу. — Визерис равнодушно отвернулся от Дени, которая глядела прямо на него с мученической, искаженной улыбкой на устах, и едва сдержал очередной приступ безумного гнева. Подумать только, она чуть не плакала! Она, в честь которой устроили этот огромный праздник! — Скажи, что я дарю ей их от чистого сердца. Да, да, именно "от чистого"; звучит это очень по-королевски. Девушек было всего три, и всех них в подарок для кхалиси выбрал Иллирио; сам Визерис был слишком рассеян и взвинчен, чтобы задумываться о таких формальностях, как качество рабынь, преподносимых в качестве очередного скучного дара; когда две смуглые бронзовые рабыни и одна светлокожая предстали перед Дейнерис, Визерис заметил, что она с благодарностью посмотрела на Иллирио; очевидно, догадалась, кто именно, по сути, преподнес ей этих красавиц. На мгновение ему стало самую капельку стыдно, и в глазах непроизвольно встали слезы – но он сразу же мысленно отругал себя за слабость и до крови закусил губу. Драконы не могут плакать. Вода и огонь – две несовместимые стихии. — Это не обычные служанки, милая сестрица, — сказал он вместо всего того, что мог бы сказать. — Я (он явно подчеркнул это слово) и Иллирио специально выбирали их для тебя. Ирри — отличная наездница, Чхику прекрасно знает дотракийский, а Дореа научит ублажать мужчин. Она очень хороша, уж я-то знаю. Дейнерис не удостоила его и взглядом; ее светлые сиреневые глаза, такие же, как у брата, пристально наблюдали за кхалом, точеный профиль которого гордо выделялся из полумрака. Некоторое время все пребывали в таинственном напряжении, и Визерис, вернувшись на свое место, почувствовал, как по его коже пробегает легкая дрожь: сейчас должно было случиться нечто невероятное. Нечто такое, что способно создать или разрушить любую человеческую судьбу. Вот только что? Разве на этом скучном празднике могло произойти нечто на самом деле значимое? — Несите сюда! — приказал Иллирио, и вперед выскользнули несколько высоких широкоплечих рабов. Они поднесли к Дейнерис некрупный кованый сундук и, разом повернувшись, удалились, оставляя кхалиси с очередным своим даром. Визерис вытянулся на своем месте, силясь разглядеть, что же было внутри, и обомлел, видя, как его сестра достает из сундука восхитительные, переливающиеся на солнце драконьи яйца, украшенные чешуей. Она брала их одно за другим и восхищенно рассматривала, как если бы те были драгоценностями, и на губах ее впервые за весь этот праздник заиграла искренняя улыбка. Визерис сдвинул брови: ни одно из драконьих яиц не удостоились подарить ему, как будущему королю – а ведь то были яйца дракона, его великого предка! "Если так пойдет и дальше, я не стану молчать", — заявил он себе решительно и ощутил, как горят его щеки. — "Я так устал терпеть все это и… ждать, ждать, ждать без конца, пока кхал Дрого наиграется с моей сестрою и соблаговолит отдать то, что обещал!" Подарки текли рекой, и одни из них были столь же восхитительны, насколько уродливые -другие. Среди них была и мантия из мышиных шкурок, и пояса, и украшения. Дары горою выстроились вокруг новой кхалиси и, когда кхал Дрого протянул ей руку, чтобы показать свой собственный подарок, несчастной Дени пришлось идти на цыпочках между грудами самого разного барахла, боясь задеть свои подарки. Дрого преподнес ей прекрасную кобылу, белоснежную, почти серебрящуюся чистотой среди преобладающих здесь земли и грязи. Визерис видел, как Дрого говорит ей что-то, а Иллирио учтиво переводит его слова, униженно кланяясь и улыбаясь так широко, будто бы его губы были насильно растянуты и никак не могли вернуться в обыкновенное положение. Визерису не хотелось слушать, не хотелось ловить нить их беседы. Его мысли занимало лишь одно: время. Время, которое он тратит, бездействуя и наблюдая за длинными монотонными церемониями, до которых ему не было ровным счетом никакого дела. Медленно приближаясь к Дейнерис и видя, с какой легкостью кхал опускает ее на белоснежную кобылу, он невольно сдвинул брови. Его сестра была такой же бледной и бесцветной, как он сам. Лишенной красок, беспомощной, полностью безжизненной. Не то что… Перед глазами непрошенно возникли всполохи рыжих волос, и тягучее недавнее воспоминание коснулось разума, будто наваждение. Рыжеволосая молодая женщина со шрамами на руках, с прямой спиной, уверенным взглядом и стальной улыбкой, от которой так и веяло поспешностью, жизнью, бесстрашием; кем была она? Визерис едва подавил желание отыскать ее в толпе и отмахнулся от странных мыслей, как от наваждения. "Нет", - сказал он самому себе тоном учителя, который ругает своего нерадивого ученика за очередную помарку, - "короли не думают о таких глупостях."

***

Солнце почти полностью скрылось за горизонтом, когда очередная глупая церемония наконец была окончена. Кхал Дрого седлал своего рыжего жеребца – при взгляде на его колышущуюся, вольную гриву Визерис снова вспомнил таинственную молодую женщину и в который раз отругал себя за глупое мальчишество – а Дейнерис все так же сидела на своей белой лошадке, глуповато глядя перед собой и явно задумавшись о какой-нибудь ерунде. Визерис проскользнул к ней, схватил за ногу и сжал ее со всей силой, чувствуя, как от негодования и усталости сводит скулы. Сестра повернулась к нему с вопросительным выражением на обыкновенно безразличном лице, и принц устало вздохнул. — Понравься кхалу Дрого. Ублажи его так, чтобы никаких проблем не возникло. — он ощутил, как сильно вспотели его ладони от одной лишь мысли о том, что кхалу может не понравиться его подарок, и он откажется помогать истинному королю в его захватническом походе. — Иначе… — Дейнерис снова посмотрела на брата с вопросительной беспомощностью, и Визерис едва сдержался, чтобы не завопить от беспомощности. — Иначе ты увидишь такую ярость, которая тебе и не снилась!

***

— Быть может, Вам и впрямь стоило остаться в Пентосе? — Иллирио слабо улыбнулся, и Визерис услышал в его голосе насмешку. — Мой дом всегда открыт для будущего короля, Вы понимаете, я… один из тех людей, что не пропускает выгодные знакомства со столь легендарными людьми, как Вы. — Нет. Я не жалею о том, что нахожусь тут, в степи. — Визерис услышал собственный голос: надтреснутый, совсем еще мальчишеский, словно он был несмышленым подростком, а не молодым воином и будущим королем. — Я не уйду, пока не получу своего. Я не позволю кхалу Дрого оттягивать момент, не позволю ему взять цену и не отдать вожделенный товар! Дейнерис ехала неподалеку. Она с наслаждением любовалась этим высохшим, как дряблая старуха, уродливым и блеклым краем, таким же светлым и неярким, как она сама. Здесь было не за что зацепиться глазу, все казалось давно выжжено солнцем и изуродовано шуткой природы. В голове снова возник короткий образ: всполохи красновато-рыжих волос, тонкий стан, уверенный взгляд, исполосованные змейками шрамов руки, живые, подвижные, будто у куклы, которую неведомая небесная сила дергает за нити… "Прекрати вспоминать этих уродливых гостей и скучный пир", — предупредил себя Визерис, — "не то совсем размякнешь. Давай, соберись и подумай о чем-нибудь еще. Например, о том, как Дрого подарит тебе корону, как его жеребцы пойдут сражаться за тебя до последней капли крови… Вот, так-то лучше!" Дейнерис замерла и вдруг сделала повелительный жест рукой. Все заволновались, принялись быстро оглядываться по сторонам; Визерис закатил глаза. Этого ему еще не хватало! Ну, право, что у нее была за нужда останавливать своих людей? — Я приказываю остановиться. — она щелкнула пальцами, будто бы все вокруг были ее личной прислугой. — Скажите, что я требую. — Вы говорите, как королева, — некстати бросил комплимент сир Джорах, и сестрица расцвела, будто бы сделала нечто крайне особенное. — Я не королева, - гордо выдохнула она, — а кхалиси.

***

Дни тянулись один за другим, а дорога все так же и оставалась скучной, невыносимой и жаркой. Казалось, словно сами боги смеялись над Визерисом, желая растянуть его унижение и сделать невыносимым. О Дени пеклись все, кому было не лень, начиная от Иллирио, что с каждым днем раздражал его все сильнее, и заканчивая варварами, которые никогда не отходили далеко, в то время как сам Визерис выглядел, словно нежданный гость или ненавистный пленник: почти никто не обращался к нему, никто не проявлял интереса, и оттого эта унизительная процессия, что должна была стать для него праздником реванша, теперь обернулась в вечное, мучительное страдание. Дейнерис была вольна делать все, что пожелает: она останавливалась, когда хотела, и вместе с нею вынуждены были замедляться и все остальные. Сестрица была медлительна, нерасторопна, постоянно глазела по сторонам и, казалось, получала от происходящего особое удовольствие; унылые однообразные пейзажи (столь же неприятные, как и она сама, мстительно думал Визерис) чередовались друг за другом, и наконец, когда ему стало казаться, что они едут по кругу, бесконечно созерцая одни и те же виды, принц не выдержал. Он устал подчиняться приказам, исходившим от его сестры, устал следовать за нею без смысла и вознаграждения. Его конь черным размашистым пятном преградил ей дорогу, когда она, восседая на своей бесцветной унылой кобылке, с восторгом топтала жухлую колышущуюся траву. — Ты приказываешь мне, ты ставишь меня в такое убогое положение! — воскликнул он, но собственный голос показался ему слишком визглявым, неубедительным, мальчишеским. Он прочистил горло, опустив глаза долу, и новая вспышка гнева озарила его лик. — Да как ты смеешь! Я дракон – ДРАКОН! Его голос ломался, как у подростка. "Впрочем, я и есть подросток, беспомощный и отвратительный, без крова и власти", промелькнуло в голове у Визериса. Он вообразил себя со стороны: маленький мальчишка, затерявшийся на своем огромном коне, худой и угловатый, недостойный носить корону. Слезы встали у него в глазах, и он, схватив Дени за плечи, резко ее встряхнул. Он сжал кожу сестры слишком сильно, и ее боль неприятной вспышкой коснулась сердца. Вне всяких сомнений, в глубине души он мечтал, чтобы все было иначе. Чтобы у них были другие отношения, как у тех братьев и сестер, что постоянно проводят время вместе, любя и не стесняясь друг друга. "Вот только возможно ли такое в жизни короля? Может ли существовать у него иной друг, кроме короны?" Визерис отогнал неприятную мысль и увидел, что Дени пристально смотрит на него: в глазах – бесконечный холод, губы сомкнулись не то в усмешке, не то в болезненной гримасе; в этот момент что-то тяжело обхватило его шею и дернуло назад, словно марионетку. Боль разлилась по телу Визериса, и он уже не знал, была она больше физической или душевной; он повалился на землю, и Дени осталась белым размытым облачком наверху. В глазах встали слезы, и фигура сестры стала призрачной, будто была всего лишь его сном. Кто-то прорычал что-то невнятное на дотракийском, и Визерис поморщился: язык звучал в его ушах нескладными, рычащими звуками, и ему внезапно захотелось заткнуть уши, чтобы его не слышать. Вокруг него кто-то громко смеялся и улюлюкал, и принц, осмелившись поднять глаза, увидел дотракийского всадника, что оглядывал его с головы до ног, словно легкую добычу. И снова он увидел себя со стороны: тощий, задыхающийся, недостойный зваться королем. "Мне никто не поможет. Я не нужен им. Они не хотят признавать дракона, а я не могу им казаться." — Он спрашивает… - до ушей Визериса донесся звонкий голос одной из рабынь, что он сам подарил ей на свадьбу. Она говорила громко, почти весело, словно тоже смеялась над ним. — …можно ли лишить его жизни? Дейнерис ответила что-то, но Визерис уже не слышал. Все голоса и звуки слились в один общий гул в его ушах, унылый, однообразный, похожий на похоронный марш. Он повернул голову и увидел, как, затаившись в ногах одного из всадников, вьется и танцует ярко-рыжая, огненная змея, настолько яркая на фоне скучного, однообразного пейзажа, что казалась сошедшим на землю лучом солнечного цвета. Змея открыла пасть и показала раздвоенный язык; ее шипение в тот миг показалось Визерису громче голосов, и он завороженно глядел, как существо танцует, извиваясь, и пристально глядит на него черными бусинами глаз. И снова его коснулось воспоминание: рыжие волосы – змеи шрамов – пронзительный взгляд, гипнотический, глубокий… И вдруг все прекратилось. Змея уползла, так и не ужалив, и скрылась в траве, а звуки и голоса снова стали различимы. Дейнерис надменно, с ненавистью во взоре глядела на Визериса, и ее приказ обрушился на него, подобно кнуту. - Возьмите его лошадь. Я хочу, чтобы он пешком возвращался в кхаласар. И тут Визерис не выдержал: он закричал. Крик вырвался из его горла непроизвольно, но чем больше он кричал, тем больше понимал, что уже не может остановиться; слезы сами текли по его щекам, губы дрожали, а щеки горели алым жаром; от недавнего удушья его голос звучал сдавленно, словно он умолял, а не приказывал, но принц не мог держать в себе все, что накопилось в его сердце. Он чувствовал, как крепко сжимает кулаки: его ногти оставили на ладонях четыре красных полумесяца. — Ты не смеешь приказывать дракону! Не смеешь забирать мою лошадь! Накажи ее, Джорах! Иллирио… Кто-нибудь… Убейте, убейте их всех! Но никто не слушал его приказы. Никто не считал его слово значимым, и от этого ему стало еще паршивее. Он сделал несколько шагов на негнущихся ногах, но затем сдался и тяжело опустился на колени в траву; волосы упали на лоб и глаза, а всполохи садящегося солнца оставили на его вытянутых вперед руках рыжие и золотые линии. Визерис опустил глаза и крепко зажмурился. Он отдал бы все на свете, чтобы не вспоминать эту проклятую гостью, которая в последнее время так навязчиво и неприятно занимала его мысли.