Нет эмоций — есть покой

В роддоме я уже день, может, два. Я почти все время сплю, что меня вроде бы должно радовать, но сейчас именно тот редкий момент, когда я не хочу спать. Мне нужно кое-что обдумать, но это чертово тело засыпает через две минуты после кормежки или иногда даже во время! Я только подбираюсь к главной мысли, к заключению, как просто вырубаюсь, а потом все размышления надо начинать заново, так как здраво мыслить не особо-то и получается. Все время сплю, а если не сплю, то все мысли как в тумане. Нормально видеть и слышать тоже не могу, одни минусы в этом рождении! Когда я еще была в вакууме (надо прекращать называть это вакуумом, теперь-то я знаю, что находилась в утробе своей биологической матери), я могла бодрствовать намного дольше, чем сейчас. Конечно, сначала это тоже было недолго, но все же это были не две минуты от силы! А сейчас все коту под хвост… Ладно, с размышлениями можно и повременить чуток, а сейчас надо просто наслаждаться детством и сном в режиме двадцать три на семь. В роддоме я нахожусь, предположительно, третий день. Я иногда просыпалась во время измерений себя любимой. Измеряли мой рост, вес, просто проверяли, как я слышу и вижу, хотя я ума не приложу, как они это делали, ведь я ни ответить, вообще ничего им сказать не могу. Но иногда я слышала хлопки, так что, может, проверяли рефлексы и реакции. Также один раз я проснулась от голода, животик скручивало просто адски, и поэтому я, как и полагается нормальному ребенку, начала кричать. Ко мне тут же прибежал кто-то размытый и поднял на ручки. Я продолжала орать, как будто меня тут режут. Пфф, так всегда говорила мне мама, когда мы видели, как ребенок на улице не хочет что-то делать и начинает истерить. Один раз ребенок не хотел идти дальше своими ножками, тянулся на ручки. Ну мама ему и говорит, мол, прости, сыночек, ты слишком тяжелый. И тут начался концерт. Он упал прямо на асфальт и начал орать и плакать. Все люди вокруг начали оглядываться, любопытно смотреть на его маму, и ей пришлось взять мелкого паршивца на руки. А тот, только этого и хотевший, сразу прекратил плакать. Хорошо, что я такой не была. Интересно, как она там? Убивается, небось, хоть у нас были не такие уж и близкие отношения. Нет, она меня, конечно, любила, но и ненавидела также, в частности из-за того, что я так похожа на отца, с которым она разошлась. Такая же флегматичная и молчаливая, люблю быть одна и читать книги, из-за чего мы часто ссорились. Она всегда была за более активный отдых, а загорать на пляже, слушать музыку и читать ей было не по нраву, в отличие от меня. Но все же, хоть мы и часто ссорились, я любила ее, как и она меня, я уверена. Мне жаль и глупого братишку, который цеплялся за меня, как за спасательный круг, при ссорах родителей. Глупыш наверняка много плакал. Вырос, а ума все так же как у десятилетнего. Но хоть мне и жаль их и я скучаю, но что-то не позволяет мне горевать слишком сильно. Может, это и вправду мой поганый характер пофигиста, а может, это связано с перерождением, я не знаю. Это просто факт: я не хочу вернуться обратно. У меня теперь новая жизнь, новая семья и новые знакомства, а старые надо забыть. По крайней мере, для того, чтобы не портить себе настроение грустью. С глаз долой — из сердца вон, да? Медсестра догадалась, что я голодна, и понесла меня куда-то. Думаю, к моей «маме». Все вокруг было для меня окрашено оранжево-красными бликами. Очень красиво, будто мир стал вместо всех цветов радуги просто багрово-апельсиновым. Видимо, закат. Наконец мы дошли, и меня передали с рук на руки моей биологической матери. За эти три дня зрение мое чуть-чуть улучшилось, как и слух, поэтому я уже могла различать цвета, но резкости совершенно не хватает. У моей мамы светлая кожа и черные волосы, и это было единственное, что я могла разобрать. Тут она заговорила, и я снова ничего не поняла. Речь для меня сливалась, я могла различать только интонации. Голос у моей мамы приятный, немного низкий, но ровный. Говорит она так, словно я — самое дорогое, что у нее есть, будто дракон, который разговаривает со своим золотом. Хотя это естественно, ведь я — ее дочь. Тут ее интонация с любовно-воркующей сменилась на вопросительную. Она что, серьезно что-то спрашивает у такой малютки, как я? После она начала кормить меня грудью, а я, похоже, поняла, что она спрашивала. Что-то наподобие «Моя малышка голодна?» Или, может, вообще «Ты не будешь больше плакать, ты же у меня хорошая девочка, ведь так?» В прошлой жизни я читала фанфики о попаданцах. Мне было интересно читать о том, как поменяется история, если изменить одну деталь вселенной, всего лишь одного человека. Да и просто была интересна реакция взрослых на таких детей-вундеркиндов, которые на раз-два учат языки, магию, боевые искусства, да и просто становятся так называемыми «Мэри-Сью», которые с полтычка нагибают чуть ли не весь мир, хах. Но в последнее время я увлекалась неклассическими попаданцами, полными противоположностями «Мэри-Сьюх». Отчасти в этом мне помогла одна заявка в Книге Фанфиков, согласно которой взрослый человек, который попадает в ребенка, пытается выжить в откровенно плохих условиях для жизни. Вот это было интересно, все эти реакции, диалоги, опыт этих людей, все это откладывалось в моей голове на крайнюю полочку. Но вот загвоздка: все авторы, повторяю, все, даже мои любимые, пишут, мол, «сосать грудь — это так отвратительно, неприятно, но ради выживания, да и просто чтобы не вызывать подозрений, все-таки буду питаться грудным молоком». Я же не испытывала совершенно никакого дискомфорта или отвращения. Что естественно, то не безобразно, верно же? Да и если я этого не буду делать, то у моей новой мамы будут камни в груди, а мне моя мама рассказывала, что если в груди больше молока, чем съел ребенок, то молоко надо сцеживать самой, а это очень больно. А так как я уже как-то совершенно естественно прониклась симпатией к своей новой маме, то и боль причинять ей не хотелось. Да и вкусное оно, что тут сказать. Природа обо всем позаботилась, и хоть грудное молоко не такое вкусное, как коровье, похожее, скорее, на соевое молоко, но все-таки питательное. Вот и прошли эти несколько дней в роддоме, и мы с мамой ждем чего-то у выхода. Может, моего папу? Мама что-то весело щебечет и сюсюкается со мной, а я зеваю и, не сдержавшись, засыпаю.