Нет эмоций — есть покой

Я начала немного понимать, что мне говорят мама с папой. Да, я приняла их как свою новую семью. Да и зачем сопротивляться, если они заботятся обо мне двадцать четыре на семь, терпят все мои закидоны и любят меня просто за то, что я есть? У папы есть татуировка дракона, переходящая с груди на бок и спину. Я увидела ее, когда он переодевался в моем и мамином присутствии. Большой красный дракон выглядел словно настоящий. У меня после этого возник вопрос: а кто же мой отец на самом деле? Дома он добрый и веселый со мной и ласковый с мамой, а какой он на работе? Подозреваю, что его работа связана с китайской мафией, ведь только они носят татуировки, а особенно популярны у них драконы, означающие власть и благородство. Также была и черепаха, что значила долголетие. Слива символизирует выносливость и отрешение, пион — везение и мужскую силу, а подорожник — саморазвитие. Нда-а, единственное, с чем я не могу смириться в детском теле, это то, что я не могу контролировать свои походы в туалет. Это ужасно неприятно, но в целом терпимо, если сразу начинать звать маму своими криками. И вот дело сделано и мама несет меня в ванную комнату, сделанную, видимо, лично для меня, потому что обои в ней ярко-голубые, стены разрисованы разными подводными зверушками, а плитка выложена желто-песочным цветом. Мама — ее зовут Чинрен, я слышала, как папа ее так много раз называл, — набрала для меня немного воды в ванну и начала раздевать меня. Раньше я как-то не обращала внимания на свое тело. Есть — и ладно, мне и этого хватит. Но реальность оказалась жестче. Я посмотрела на свои маленькие ручки. Цвет кожи светло-персиковый, очень светлый, но не прозрачный, что меня очень порадовало. Тем временем мама расправилась с памперсом, — который мне, между прочим, очень так натирал, — и я, пользуясь возможностью, что могу уже достаточно долго сидеть на попе и не падать, да и еще и тяжеленную голову на весу держать, посмотрела вниз. И завалилась вперед, носом в бортик ванной. Было больно, но боль затмил шок. Я не девочка, а мальчик! Мальчик, черт побери! А… как же я буду с мальчиками? А с девочками? Я не хочу ходить с этой мешающейся фиговиной между ног! Это же сколько проблем по утрам, столько проблем с джинсами, а также с велосипедом! А скрывать возбуждение просто невозможно! А если я в школе что-то эдакое представлю? Его же потом никак не скрыть! Ладно, до этого еще очень далеко, но все же… Я посмотрела на маму наверняка круглыми, как солнышко, что рисуют дети, глазами. А потом снова вниз. Думаю, мое удивленное и шокированное лицо ей все сказало за меня. Но для подстраховки я пролепетала удивленные детские «агу-гу-га» Она легко засмеялась, сказала что-то ласковое и погладила меня по голове. А плакать особо и не хотелось. Разве что чуть-чуть. Поэтому я взялась за свой многострадальный лоб, которым минуту назад ударилась о бортик ванной, и, делая страдальческое лицо, начала реветь. Через минут пять горьких завываний на тему «как же мне быть, что делать, быть или не быть» и успокаиваний мамы я смирилась. Это оказалось на удивление легко. Я принимала все как должное: и свой пол, и папу-мафиози, которого бы я-взрослая стала однозначно избегать, а тут… люблю его точно так же, как и раньше, и меня не волнует, что он убивает людей. Он же мой папа, он не причинит мне вреда, так что бояться нечего, ведь так? Тем более, я помню еще с прошлой жизни, — я тогда буквально помешалась на этой мафии и искала любую информацию о ней, а тут еще и моя специфическая память, что запоминает всякую фигню, подсобила, — в мафию без моего согласия, да и до наступления возраста согласия, меня не пустят. Чтобы вступить в китайскую триаду, необходимо поручительство по крайней мере двух высокопоставленных членов и прохождение испытания, чаще всего — убийство должников или полицейских, которые не хотят брать взятку. А я убивать не хочу, да и знаю я только папу, и сомневаюсь, что он хочет такой судьбы своей до… своему сыну, да, сыну. Надо бы начать называть себя даже мысленно мальчиком.