Нет эмоций — есть покой

— Доброе утро, мам. — Я вышел из своей комнаты и, позевывая, вошел на кухню. Сел за стол и попросил чая. Мне очень нравится горький чай, так что зеленый чай у нас дома я полюбила страстной любовью — даже, скорее, это была зависимость. Был один инцидент, когда чай закончился, а новый еще не купили. Так у меня без привычной легкой горькости на языке весь день было плохое настроение, апатичность и погруженность в свои мысли. Так что мама старается сделать так, чтобы чай у нас дома был всегда. Правда, мне не хватает моего любимого Дарджилинга или Эрл Грея. Как вспомню этот напиток богов, так сразу на языке появляется этот одуряющий вкус черного, горького чая. — Вам уже сказали, что вы пойдете в наш лес? — Мама посмотрела на меня так, будто открыла мне тайну мира. Или я ей. Брови подняты, глаза округлены до предела, а рот чуть-чуть приоткрыт. Мне нравится то, что она ради меня так кривляется. Подыграем-с. — Лес? Какой такой лес? Почему я об этом не знаю? — Я ненатурально удивился, отчего после сморщился, все-таки мой высокий голос от эмоций становится слишком высоким, отчего порой у меня возникает чувство, будто мои уши сейчас порвутся изнутри. Иногда мне жаль взрослых. Совсем чуточку, ага. — Потише, папа еще спит, сегодня его единственный выходной, пожалей его и сбавь чуть-чуть громкость, хорошо? — Чем мне нравится китайское (или просто мамино?) воспитание, так это тем, что меня никогда не били за мои проступки. Да, могут лишить сладкого, поставить в угол или отправить писать иероглифы, еще и смотрят укоризненно и разочарованно, отчего мне становится много хуже, чем от наказания, но на меня никогда не поднимали руку. Нет-нет, на маму тоже, не волнуйтесь. Я уже взрослый человек и могу понять, что тот или иной поступок был неверным и опрометчивым, и достаточно сказать мне об этом, а не бить. Согласна, маленьких детей надо пороть за плохие дела, как собак за то, что они нагадили в ботинки, но не в моем случае. Это маленькие дети сначала ничего не понимают, объяснения тихим тоном тем более, отчего и надо использовать боль как наказание. Я же взрослый человек и вполне могу осознавать, что я делаю. Так что воспитание моей семьи меня очень даже устраивает. — Значит, мы с моей группой пойдем гулять в лес? А надолго? А что мы там будем делать? А можно взять с собой моего зайчика? А мы будем собирать грибы или ягоды? Мама засмеялась от моего напора. Да, не спорю, я милашка — каждый день на себя в зеркале налюбоваться не могу — особенно когда веду себя так по-детски. — Сейчас весна и уже потеплело, вы пойдете в лес с ночевкой. Спать будете в палатках, но так как не у всех детей из твоей группы есть свои палатки, то с тобой будет спать еще кто-то. Палатка большая, поместитесь даже впятером. У вас будут разные задания, и их надо будет выполнить до того, как сядет солнце. Работать будете в группах. Большего я, к сожалению, не знаю. Но вам все равно завтра все объяснят, так что не стоит беспокоиться. Вопросов больше не было, хотя нет, вру, были. Но ответов я все равно не получу, так что не будем понапрасну волноваться. Мы с мамой уже оделись и позавтракали, а папа все еще спал. Видимо, и вправду очень устал, что спит аж до десяти. Да, я могу себе позволить проспать с семи вечера до девяти утра, воскресенье же. Четырнадцать часов… Четырнадцать часов моей жизни зазря. Пфф, шучу. Спать я люблю и считаю, что сон — самая важная часть жизни, особенно когда ты маленький и тебе чуть больше трех лет! И вот мы с мамой вышли: я в штанишках-шортах и темно-розовой, почти ало-бордовой рубашечке с воротником-стоечкой, мама в обычном платье шестидесятых. И… вроде бы даже еще более древнем. По колено, ни капельки не обтягивает, скорее наоборот, даже толстит, так как платье на ней почти висит. Ну да, модель-то европейская, а у мамы ни груди, ни попы нормальной нет, да и моя мама более хрупкая, с узкими плечами и никакой талией. Ладно, в целом, благодаря рукавам-колокольчикам, платье выглядело нормально, особенно для шестидесятых, когда юбки выше колена были моветоном. Мы пошли по каменистой дороге в магазин — ну да, а вы ждали асфальтированных дорог? Пфф, размечтались. Даже в моем две тысячи восемнадцатом в России были плохие дороги, а уж в деревнях… Так что я не удивлена обычной сельской дороге. Во время короткого пути встретили мамину знакомую, они с мамой болтали уже минут пять. Я понял, что стоять тут и балалакать они могут еще долго, так что решил заняться делом. Совсем рядом с дорогой начинался очень редкий, пока еще, лес. Ближе к дороге деревья были низкими, с низко расположенными ветвями, что подходило для моей задумки идеально. Удивительно, но даже с моим ростом в полметра я смог достать до самой нижней ветки. Зацепившись руками за ветку толщиной в мою ногу, опираясь на ствол дерева, я, как обезьянка, с трудом, но все же залез на дерево. Я даже не заметил того, что на мгновение мой лоб загорелся красным огнем. Дальше дело пошло легче, и вот я уже в жидкой кроне дерева. Листьев было немного, но маленького меня они прикрыли. Теперь осталось только ждать. Не знаю, с чего бы, но мне захотелось напугать маму, чтобы она заметила, что меня нет, и поволновалась. Может, это детская месть за то, что она уделяет не все свое внимание мне? Но задумываться о причине своих действий не хотелось, так что я просто затаился и ждал. Прошло пять минут, а мама все не замечала моего исчезновения, продолжая болтать с этой женщиной. Во время пяти минут раздумий (не думать и просто ждать я, оказывается, не смог) я понял, что это проверка того, как она отреагирует. Начнет ли искать сама или позвонит в полицию? Если сама, то увидит ли меня тут, наверху? А когда найдет, если вообще найдет, то будет орать на меня или плакать, обнимая? Я совсем не изверг и не хочу издеваться над ней, так что если она меня не найдет, то через пару часов я слезу сам. Благо знаю, где полицейский участок, мама показывала, так что я всегда могу пойти туда и сказать, что заблудился. И мне совсем ничего не будет, ведь я маленький ребенок. Прошло еще от силы минут пять, как мама начала оглядываться. Ну наконец-то, уж думал, что совсем про меня забудет. Мать сказала что-то своей подруге, и та, махнув рукой куда-то в мою сторону, сказала что-то маме, отчего та успокоилась и продолжила болтать с подругой, широко улыбаясь. Э-э, не понял. Что. Это. Значит? Она просто забыла обо мне, услышав, что я, возможно (!), где-то здесь? Или та женщина заметила, как я ползу по дереву вверх? Нет, я точно помню, они были увлечены друг другом и ничего не замечали. Тогда что это, черт возьми, значит? Ладно, подождем еще минут десять, не будем пороть горячку, вдруг мама просто подумала, что я пошел в туалет и сам скоро выйду? Наверное, так оно и было, так как мама через пять минут начала все больше дергаться и оглядываться. Хах, наконец заволновалась. Если бы я и вправду пошел в кустики, которых в округе, кстати, и нет, то сказал бы ей об этом. В моем сердце странно потеплело, будто я чувствую удовлетворение от того, что она волнуется и переживает. Это было странно, но вполне нужно. Не только взрослые воспитывают детей, но и дети взрослых. Зато теперь она будет знать, что детей нельзя оставлять ни на секунду и надо следить за ними в оба глаза, и если у меня будет младший брат/сестра, то он/она будут в большей безопасности, так как мама уже совершала такую ошибку со мной. А она, я думаю, раз не мудрец, что учится на чужих ошибках, то дурак, что учится на своих ошибках и набивает себе шишки, так что мои действия вполне неплохо покажут маме ее неправильное поведение. Детям надо уделять как можно больше внимания, да. И вот она подошла ближе ко мне, и я услышал выкрики моего имени. Она обходила правую часть предлесочка и скоро должна была подойти в середину, а после и левей, туда, где и находится мое дерево. Когда она была в достаточной близости от меня, то мое сердце сжалось от ее взволнованного голоса. Но это часть обучения, да и маленькой мести, что уж сказать, не в первый раз она так оставляет меня. То вот так вот, разговаривая с кем-то и забывая обо мне, то на кассе, в то время пока она «быстро сходит за молоком и вернется обратно». И должна сказать, это «быстро» было совсем не быстро! Моя очередь уже настала, а она еще не пришла, кассирша уже пробила мои покупки, а мамы все не было! Вы не представляете, как это страшно, стыдно, да и просто гадливо, что она выставила меня в такое неудобное положение, пока сама выбирала что-то еще. Хорошо хоть, что кассирша попалась понимающей, да и люди на кассе не особо злились, увидев мою «искренне» сожалеющую мордашку. Но все равно сам факт того, что она меня оставила тут и забыла, был ужасно обидный и раздражающий. Так что мое желание напакостить ей можно понять, ведь это был далеко не единственный раз.

***

Мама уже под моим деревом. Она все зовет меня, ее голос громкий и звонкий, но иногда он срывается, и мне хорошо слышно, как он на секунду пропадает. Пфф, вот еще, я не сдамся, ни за что, и никакими женскими слезами меня не подкупить, сама недавно бабой была, так что женские слезы меня только раздражают. Меня даже слезы моей собственной матери раздражали. Знаю, бесчеловечно, бесчувственно, но я все равно злилась, хоть и любила ее очень. Когда она плакала, она вызывала жалость, и я обнимала ее, одновременно чувствуя раздражение от того, что моя майка мокнет, а мать все продолжает плакать и висеть на мне. Сама я плакать любила, но делала это редко, хоть и подолгу, да. Одна и тихо. Даже когда на похоронах я плакала, не позволяла себя ни обнять, ни утешить — ведь зачем? Мне не нужны эти объятия, от них легче ни капельки не станет. А уж когда мать выбежала из зала отпевальни и прощаний, не в силах больше выносить этого, и громко зарыдала за дверью, так, чтобы все в зале слышали это, меня пробрала такая злость, что невозможно словами описать. Ладно, не можешь больше тут находиться, так тихо выйди, зачем выбегать с громкими рыданиями, выставляя свое «горе» напоказ? Чтобы кто-то пришел и утешил? Обнял и успокоил? А самой слабо успокоиться? Ведь слезы для этого и существуют. Для выпуска эмоций: страха, злости, обиды, горя. Так что я ненавижу громкие рыдания, да и меня понять можно. Кого не раздражают режущие уши завывания? Но, что странно, в этом теле я очень полюбила плакать так громко, насколько могла. Так, чтобы у всех, слышащих мой плач, сердце кровью обливалось. Ну или раздражение вскипало в крови, плевать. Главное — чтобы меня мои завывания успокаивали, а они, надо сказать, очень даже успокаивали. После громких рыданий я мгновенно засыпала, словно на кнопку нажали и вырубили. Думаю, когда вырасту, не буду больше громко плакать, а вернусь к своим тихим, одиноким рыданиям. По крайней мере, я на это очень надеюсь, а то сама у себя раздражение вызывать буду, хех. Это было бы смешно. И грустно, да. Вот к матери подошла эта женщина и сказала то, что я мог сам пойти домой или в магазин. Мама поверила в это, ведь «он у меня самостоятельный» и «вполне мог решить сам дойти до дому». Але, женщина, я хоть и умный, но мне три! И я вполне могу не знать дорогу домой. Шучу, все я знаю, но не буду же я сейчас об этом ей говорить? Так что сидим и молчим дальше. — Ксиуфен, сходишь со мной до дома, а после, если его там не будет, в магазин? Он вполне мог сам пойти в магазин, мы с Фонгом часто ходим туда вдвоем. — В голосе мамы слышалась еле сдерживаемая дрожь. — Конечно, я могу даже сходить в магазин, а ты в это время домой, так будет быстрее. Встретимся через час у полицейского участка, хорошо? Мама согласилась и пошла в сторону дома. Ее подруга же пошла в сторону города. Через двадцать минут ни ее, ни мамы не было видно, и я решил спуститься и пойти в полицейский участок, подождать там маму, все же такая подавленность покоробила меня. Она всегда улыбалась, а тут совсем бледная, с дрожащими руками и голосом, а глаза уже на мокром месте. Но все равно я не жалею и, если будет надо, повторю свой побег. Спускаясь вниз лицом к дереву, не видя, куда ставлю ноги, я не заметил того, что выступ был чуть левее. Итогом стало то, что я упал. Хорошо хоть я был уже почти внизу, а то простой расшибленной коленкой я бы не отделался. Уйй, больно и щиплет! Так, не плакать, хоть и хочется! Вот я спокойно иду навстречу городу, насчитывающему всего десять тысяч человек населения. Вот захожу за угол дома, улица почти пустынна, навстречу только один мужчина в костюме. Вот мы с мужчиной уже совсем близко друг к другу, он смотрит мне в глаза, а я ему. Потом он вдруг обращается ко мне. — Привет, малыш, не подскажешь, как мне пройти к дому Ли? — Он улыбался искренне, так что я даже не подумал чего-то опасаться. — Ммм, простите, я не знаю эту семью. — Приложил пальчик к губе и задумался. Я не знаю ни одной фамилии, только имена детей, с которыми я общаюсь. Упущение, надо будет исправить. — А ты почему тут один? Где твои мама или папа? Это очень опасно, ходить одному по городу, когда ты еще такой маленький. — О, не волнуйтесь, я был тут с мамой, но заигрался в роще за деревом, мама меня не нашла и ушла. — Побольше вины в голос, но не переигрывать, я маленький ребенок и не знаю, что сделал что-то неправильное и опасное, вдобавок критического мышления у меня почти не должно быть. — Думаю, она пошла в полицейский участок, мы с ней договаривались встретиться там, если я потеряюсь. — Роща? Это совсем рядом, за этим домом, да? Где начинается лес и еще мало деревьев? — Кивнул. — А там с тобой кто-то был? Чего это он это спрашивает? Ладно, вежливость еще никто не отменял. — Ну, там был я, мама и мамина подруга. Но они, похоже, ушли искать меня, а я еще заигрался там и не заметил этого. Вдруг он резко поднял меня на руки и пошел в сторону между центром и моим домом. — Эй, дядя, полицейский участок в другой стороне, куда вы меня несете? Это уже не смешно. Мне стало страшно, ведь я всего лишь трехлетний ребенок, а этот тип — здоровенный мужик. Неизвестно, что он хочет сделать со мной. — Эй, дядя, ответьте же! Отпустите меня, я хочу к маме! — Ух, как громко, у самого аж в ушах зазвенело. — Молчи, мелкий, и не рыпайся. Сейчас мы пойдем к моей семье, и тебя проверят. Если это был ты, то останешься со мной и моей семьей и будешь приносить пользу. Пользу? Какую еще пользу? Пульс участился, и я почувствовала, как он забился даже в кистях рук и кончиках пальцев. Неужели он из триады или еще откуда и хочет меня… а что, собственно говоря? Он может оказаться ученым и использовать меня как подопытного кролика. Он может оказаться тем, кто продает людей на органы, а может оказаться и работорговцем, который похищает и продает людей. Все перспективы не особо радостные, так что вырываемся. От этого зависит моя жизнь. — Отпусти меня, немедленно! Я хочу к маме и папе, отпусти меня уже! Ты знаешь, кто мой отец? Да от тебя мокрого места не останется! Отпусти меня! Держит он крепко, не вырваться. Страх завладел моим сознанием, но услышать одну фразу я смогла: — Да, вот что значит настоящий носитель пламени урагана. Такой мелкий, а гонору как на взрослого. Так значит, меня похищают из-за пламени? Эй, я не хочу в мафию, отпусти меня немедленно, страшный мужик! Пытаюсь вырваться еще усердней, а этот страшила так и продолжает держать меня, даже не напрягаясь. Мы уже удалились на приличное расстояние от входа в город, тут я никогда не была и могу не сориентироваться, когда вырвусь. Если вырвусь, поправила я себя. Вижу вдалеке двух мужчин. Пожалуйста, хоть бы это были добропорядочные люди, которые помогут мне! — Помогите, спасите! Я не знаю этого му… — Тут мне с матами закрывают рот, и я ничего не могу больше сделать. Только плакать, кусаться и слюнявить ладонь, что не дает мне дышать. Мычу, пытаясь это показать, но мужик меня не понимает и только сильнее сжимает руку на моем лице. Слезы льются только сильней, а те мужчины начали бежать к нам. Добропорядочные. Только вот и похититель не будет стоять на месте и ждать, пока его поймают. Мужик, державший меня, быстро поворачивается и убегает. От него слышатся такие маты, которые я обязательно бы запомнила, но когда перед глазами темнеет, то не до такого. Изо всех сил царапаю руку, не дающую мне дышать, в награду мне только маты и еще более сильная хватка на теле и лице. От нехватки воздуха отключаюсь, успев на краю сознания уловить то, что мужик упал. Вперед. Со мной на руках. Только бы не сломать что-то. Очень надеюсь, что я проснусь не в подвале какого-то ученого, или, не дай господи, на аукционе или у какого-то педофила в «гостях». И все переживания поглотила тьма, утащив меня в свои успокаивающие объятия.