Нет эмоций — есть покой

Разбудили меня громкие голоса, разговаривающие друг с другом. Голова почему-то болела нетерпимо, поэтому я запищал от неприятнейшей боли. Да, этот писк-мычание болезненным стоном ну никак не назовешь. Схватился за голову руками, начиная осозновать окружающее пространство. Я лежу на боку, голова покоится на чьих-то ляшках. Ну как «на чьих-то», вполне понятно, что это ноги Ван-шифу. — Проснулся, бао-бао? — голос шифу был ласковым, а рука перебирала мои волосы у корней, скорее массируя кожу головы, чем пропуская через пальцы мои шелковистые волосы. Я, без резких движений, привстал, опираясь руками на кожаное сиденье, что не идет ни в какое сравнение с современными сиденьями в машинах. — Вы обещали, что ничего плохого со мной не сделаете, помните это. — После моих слов в его глазах загорелась какая-то щенячья грусть, но одновременно с этим решимость и спокойствие. Не знаю, как я это определил, глаза как глаза, но что-то такое в их выражении проскальзывало. И это что-то было каким-то безнадежным, отчего у меня сжималось сердце. Вроде я должен ненавидеть этого человека, он похитил меня (ладно, не лично, но по его приказу) и собирается провести надо мной эксперимент. Но когда я смотрю на него в моем сердце только жалость, а не ненависть и презрение, как должно быть. И это страшно, не хотелось бы чтобы у меня был Стокгольский синдром. Или это Синдром подвешенного моста? Не важно, в любом случае не хватало мне еще оправдывать своего похитителя, или, не дай Купидон, влюбиться в него. Он же старый! И совершенно мне не нравится в этом смысле! — Не волнуйся, тебе ничего не угрожает, эксперимент пройдет 100% успешно, я перепроверил все расчеты десять раз, пока не убедился в их правильности. Так что обещание я свое сдержу. А вот после… Что ж, все, что ни делается, делается к лучшему. — сначала мастер говорил уверенно, а в конце его будто подменили: глаза горели обреченностью и радостной грустью, а голос был настолько тихим, что я незаметно для себя приблизился к нему поближе, дабы не пропустить ни слова его откровений. Но Ван-шифу уже замолчал и погрузился в себя. И продолжать, видимо, не собирался. Остаток пути я рассматривал небо. К сожалению, макушкой я еле-еле доставал до окна. Так что о любовании деревьями или полями не могло идти и речи, перспектива у меня была чисто лягушачья. Но и небо было красивым. Я не задумывался о том, на что эти облака похожи, как многие другие. Облака не были похожи ни на что, это было просто огромное пуховое одеяло, укрывающее небо и иногда позволяя солнцу выглядывать. Я с восхищением любовался переливами разных оттенков желтых, красно-розовых и белых цветов. Солнце уже почти село, так что облака в большей части были розовыми, а кое-где, ближе к горизонту, небо и облака были окрашены красно-желтыми тонами. Выглядело это завораживающе, так что на счет невидения ландшафта я нисколечки не был обижен. Через некоторое время мы подъехали к особняку. Сердце у меня истошно колотилось, а в моем адреналине крови не обнаружить никакими приборами. Но несмотря на бушевавшую бурю, выглядел я вполне себе спокойно. Меня повели в подвал. Ага, те самые охраннички. Попросился в туалет, но мне отказали. Грустненько. Эти грубияны грубо втолкнули меня в дверь лаборатории, да так, что я аж упал. Смерил их очень недовольным взглядом, ведь боль я очень не люблю. Я вам отомщу, дряни. Ранки на коленках и ладошках кровили и щипали, хоть и не сильно. Эти будущие жертвы патологоанатома с хлопком закрыли железную дверь в лабораторию. Чудо, что потолок от этого действия не обрушился. Даже штукатурка не посыпалась — строители постарались на славу, когда строили эту виллу. В проходе в другую комнату лаборотории со столом, креслом, как у зубных, и инструментами, стоял Ван-шифу. Со входа его не было видно, но вот пару шагов дальше — прекрасно. Он стоял со скрещеными на груди руками, облокотившись на одну из стен прохода. Выражение его лица было далеким от дружелюбного. Что-то я струхнула. Он на меня злится? Что я уже сделал не так? Или он злится на охранников-придурков? Раньше они не позволяли себе такого отношения ко мне, а тут неприязнь видна невооруженным взглядом. Может, они заебались искать меня в том городе? Ну, о котором я расспрашивал и куда «должен был пойти». Тогда стала бы понятна причина такого недоброжелательного отношения ко мне. — Надо будет сменить охранников, эти совсем распоясались. Пожаловался еще и на то, что хочу в туалет, а те злые дядьки не дали мне сходить по нужде. Ван-шифу отправил меня в ванную комнату, совмещенную в туалетом, что находилась совсем недалеко от лаборотории. Проводив меня до туалета, Ван-шифу культурно отошел подальше от двери. Включил воду, поставив под струю руку. Для достоверности звука я двигал рукой туда сюда, чтобы звук струи был не одинаковым, для того, чтобы казалось, что я и вправду промываю руку. Второй рукой, правой, достаю из своего японского хакама телефон. Включаю его и нажимаю на кнопку вызова. В контактах только один номер с именем «помощь». Ну, делать нечего, звоню и прикладываю аппарат к правому уху. Несколько мгновений не слышно ничего, даже гудков. Через пару секунд гудки пошли, а еще спустя пару секунд кто-то поднял трубку. — Координаты получены, через тридцать минут будем. Не выделывайся, просто сиди и не дергайся, и притворяйся будто ничего не знаешь. Сразу после последних слов мужчина, судя по голосу, завершил вызов. Что ж, будем ждать. Выключаю воду и открываю шкафчик. Там находятся вещи первой помощи, такие как пластыри, обезболивающие и бинты с перекисью водорода. Достаю перекись и пластыри, благо там есть и большие размеры, а на их место кладу телефон. Кто знает, вдруг меня раздевать будут и найдут его? Так что лучше подстраховаться. Стук в дверь прерывает мои действия. Голос Ван-шифу спрашивает, не нужна ли мне помощь. Получив в ответ гордое «Я сам», он благополучно стал дожидаться за дверью. Быстро облив колени перекисью, я, пища от щипения, криво наклеил пластыри. То же самое проделал с руками, только там получилось еще кривее. Поставил перекись с пластырями обратно и вышел из ванной. Прошло минут пять-десять от силы, хотя я и старался тянуть время. Вышел к ученому, что облокотился на противоположную стену. С видом великомученника подошел к нему поближе, без слов требуя вести в лабороторию. Быстро вернувшись в комнату с креслом как у стоматолога и различными страшными инструментами, мне было предложено расположиться в нем. Не особо хотелось, но выбор мне не предоставили. Так что молча забрался в кресло, хотя руки и дрожали. Да я весь трясся, что видно даже не присматриваясь. Прошло уже десять минут, осталось двадцать. Сумасшедший ученый достал из шкафчика шприц с какой-то неоновой бирюзовой жидкостью. Вставил стерильную иглу, при мне открыв вакуумную упаковку, и выдавил чуть-чуть препарата, так, чтобы прыснула маленькая струйка и весь воздух вышел. Я сглотнул вязкую слюну, которая будто склеила мне всю полость рта, так что я даже оторвать язык от неба не могу. Ван подошел поближе и ласково сказал: — Не бойся, все будет хорошо. Сейчас будет немного больно, будто комариный укус, а потом ты уснешь, хорошо? — естественно, это был риторический вопрос, ответа он и не ждал. Да даже если бы я и не согласился, то мне бы все равно ввели эту сыворотку, только уже силой. Спросил сколько я просплю. — Недолго, всего минут двадцать, но основные изменения начнутся потом, сейчас твое тело только подготовится к будущему, перенастроит немного нервную систему, ничего сложного и опасного. Надеюсь, к тому моменту как я проснусь все уже закончится, и что проснусь я рядом с отцом. Ван-шифу уже подходил ко мне, как в лабораторию вбежал запыхавшийся помощник вышеназванного ученого. Тот быстро склонился к уху начальника и быстро что-то зашептал. Шатен удивился, раскрыв широко глаза, но в самих глазах удивления не было, только обреченность и грусть. Он посмотрел на меня своим взглядом побитой собаки, все еще надеющийся на ласку хозяина, а не на шлепки по попе газетой, а после на своего помощника. После сослал его, ответив ему короткое «Ясно» и приказав идти к себе и отдохнуть. Ученый посмотрел на меня своими пронзительными карими глазами, медленно и плавно подходя ко мне. Взял мою руку в свою и оголил ее по плечо, благо одежда позволяла. Нежно провел кончиками пальцев по внутренней стороне локтя и аккуратно ввел иглу. Но было все равно неприятно, особенно когда эту сыворотку он начал вводить в вену, так что я жалобно захныкал. Ван шептал что-то, вроде чтобы я потерпел и тогда все будет хорошо, но кровь будто начала гореть, настолько был нестерпимым этот жар. Слезы покатились по щекам, отвлекая и тем самым принося легкое облегчение, но совсем на мгновение. После начало гореть все тело, принося просто ужасающую боль, несравнимую ни с чем, разве что сдиранием с живого человека кожи, а после окунанием его в соль. И я отключился. «Посплю 20 минут, да?» Да я от боли сознание потерял, а не просто заснул! Посмотрел бы я на тебя на моем месте, уж я бы точно наслаждался твоими криками и стонами! Ой, что-то это пошло прозвучало. А Ван думал о том, как все до этого дошло. Он еще при столкновении с тем подростком понял, что беды не миновать. Все, поставили маячок и скоро приедут и вырежут его и его команду под корень. Потом пришел его ассистент и рассказал о том, что они засекли сигнал, исходящий из их нынешнего местонахождения. Таким образом они были обнаружены. Так что единственное, что он мог сделать для своего бао-бао, так это ввести сыворотку и ждать часа расплаты. Сыворотка и вправду поможет малышу в будущем, он будет располагать намного большим количеством пламени, чем другие, что очень важно для зарабатывания авторитета среди мафиози Триады, да и не только ее. И тут подоспела эта самая Триада, что уничтожит его и его семью под корень. Так малыш Фонг не будет зависим от группировки Четырнадцать и их приказов, а будет свободен. Это самый наилучший вариант для его «хозяина». И пусть ему придется пожертвовать своей «семьей» и самим собой. Пусть. Зато у малыша будет хорошее будущее, где он не будет внизу пищевой цепочки, а наоборот, на самом верху! Ван знал, что Фонг намного умнее и мудрее своих сверстников, просто притворяется. Знал, что тот скрывает то, что он может чувствовать и контролировать пламя. Но только радовался тому, что его «хозяин» и «господин» — но пока еще просто «молодой господин», что в будущем, которое он уже не увидит, станет очень сильным и ни от кого не зависимым — настолько одарен. Эта сыворотка очень поможет ему в будущем. Ван был уверен, что Фонг сумеет распорядиться своей новообретенной силой. А для ее приобретения ему, Вану, сначала надо было отпустить того на свободу, в город, чтобы там его заметила Триада и выследила их. Чтобы малыша Фонга спасли уже после того, как он введет ему сыворотку. И вот, все получилось именно так, как и задумывалось. Ван медленно берет Фонга на руки, после чего выходит с ним во двор. Вызывает всех людей, находящихся на вилле, туда же. Все собрались, недоумевая, что понадобидось Ван-шифу от всех их разом. — Итак, дорогие мои. Хотя, какие вы дорогие, я даже жалеть не буду, когда вы умрете, — народ в шоке, тут и там проскальзывают в шепоте злые и обеспокоеные нотки, — Через пять минут тут будут боевики Триады, и нас покрошат в порошок. Советую начинать молиться и заготавливать жалостливую речь. Да, милочка, Вы тоже соучастница, и тоже будете убиты, Триада не посмотрит на Ваше интересное положение, — обращается он к беременной молодой женщине, которая тут только для алиби. Она просто оказалась не в том месте и не в то время, вот и все. Не повезло. Бывает, но такова мафия. Девушка начинает задыхаться и реветь. Ее тушь потекла, оставляя некрасивые, черные разводы на щеках и вокруг глаз. Охранник, что в самый первый день охранял малыша Фонга, попытался под шумок сбежать в лес. — Не получится, мы уже окружены. Но ты можешь попробовать, дурачок. — Ван мягко улыбнулся,— Тебя сразу же порубят в капусту, а этим двум камикадзе будет показан наглядный пример, что не надо делать во время таких форс-мажоров. После на поляну заявились боевики Триады, конечно, не самые лучшие, но одни из. Они быстро расстреляли всех из своих револьверов. Всех, кроме Вана с Фонгом на руках. Тот стоял в окружении окровавленых трупов и не показывал эмоций. Он просто спокойно стоял и дожидался своей смерти. Главарь, упитанный мужчина за сорок, подошел поближе. Тот подросток, что врезался тогда в них с Фонгом, забрал себе его малыша. А Ван не сопротивлялся. Он знал, что его сейчас убьют, но был готов к этому, так как считал, что сделал все возможное, чтобы помочь малышу Фонгу. Но реальность оказалась слаще. Ему предложили сдать всех членов Четырнадцать, работая шпионом. Он знал, что Триада ненавидит предателей, кем он для них станет, если согласится. Но по-другому он уже не мог. Он обязан согласиться и помочь убить всех, кто может быть угрозой его малышу, даже если это его собственная семья. Он, конечно, никогда не считал Четырнадцать своей семьей, но чувство долга и родства за такое продолжительное сотрудничество у него появилось. И пусть после того, как он станет ненужным, его убьют, пусть, но у него есть возможность еще больше обезопасить его бао-бао, и он это сделает, чего бы ему это ни стоило. После выяснения всех подробностей его жестоко избили, а после заковали в наручники. Пламя он использовать не мог, так как оно все уходило на регенерацию. И хоть он не солнце, а ураган, но любое пламя способно на саморегенерацию, просто кто-то больше, кто-то меньше. Ему закрыли глаза повязкой и кинули в машину. В той же машине оказался глава этого подразделения, как понял Ван, тот черноволосый подросток с Фонгом на руках, и водитель. Это были первые минуты долгой и изматывающей шестичасовой поездки.