***
Позавтракали в кругу семьи: мама с папой пили чай, а я ел манную кашу с клюквенным варьеньем. М-м, пальчики оближешь. Когда я уже доедал кашу, то мама налила мне чай в кружку из маленького чайничка. Если по правде, то это не кружки, а удлиненные пиалы без ручки. Сделаны они были из очень тонкого фарфора, а расписаны красивым, милым цветочным орнаментом синего цвета. Настенные часы на кухне пробили девять утра. Надо же, меня разбудили позже обычного, а я даже не заметил. Вдыхаю приятный запах и делаю осторожный глоток горячего чая. М-м, на сей раз зеленый с жасмином, вкусное сочетание, хоть бергамот мне и нравится больше, но вот запах у жасмина куда более выразительный. — Мы с мамой приготовили подарок Яозу-шифу. Лао сяньшэн из клана Линь как никто другой сможет почувствовать всю величественность и сохранность южного солнца, всю мощь и все соки этого благородного чая. Подаришь ему при встрече, не забудь сделать то, чему мы с мамой тебя учили — как правильно поприветствовать старшего по возрасту человека тебе известно, но я повторю — приветствие, поклон, приподнесение подарка двумя руками. — Хорошо, пап, не забуду, — заверил я отца, ведь и вправду, я не могу опозорить своих родителей и себя самого тем, что сделаю что-то неуважительное или не по этикету. Так что забывать я точно ничего не буду, а если все же забуду, то в крайнем случае извинюсь и произнесу правильную формулировку. Мы уже встали из-за стола и прошли в коридор. Я стал надевать обувь — бянь се, такие милые башмачки, внутри обустроенные теплым мехом. Снаружи башмачки были обиты шелком, а подошва у них обычная, резиновая и твердая, а не как раньше — многослойно-бумажная. Они выглядят на удивление гармонично с традиционной одеждой. После я надел и теплую традиционную накидку. Она похожа на рубашку танчжуан, только более халатовидного вида, без стоячего воротника. Для лучшего представления можно представить смесь между японским косодэ (халатик который запахивается) и пончо, разве что с рукавами. В общем теплая штучка, но не прям зимняя-зимняя, так как зима в Китае не особо морозная, а подходящяя именно чтоб не замерзнуть. Как простой свитер ранней осенью. Кстати, туфельки, в которые одевались богатые женщины еще всего десяток лет назад, тоже называются бянь се, только были они немного другого вида: на каблучках и очень маленькие. С помощью этих примилейших туфель элита женского общества деформировала свои ноги в подобия «копыт пони», отчего потом очень мучились болями и ходили враскорячку: малю-юсенькими шажочками, так как каждый шаг для них — боль. У-у, ужас, как хорошо, что бинтование начали запрещать с сороковых годов, а то как представлю, что та же Мэйли могла бы иметь такие «копытца», то ужасаюсь. Бр-р, и зачем только им это было нужно? Да, так ноги в обуви казались намного «милей» и «миниатюрней», но блин, китайцы и так размером ног не блещут, а тут еще меньше… От размышлений по поводу этой милой обувки меня оторвали родители. Они оба взяли меня за руки и повели наружу, к машине. Как только мы вышли за дверь, то из машины выскочил Вейшенг, останавливаясь в паре шагов от автомобиля. Мы степенно подошли к нему, хотя мне и хотелось вырвать руки из хватки родителей и побежать к парню, кинувшись обниматься. Но нельзя, черт возьми, я должен держать лицо и быть «воспитанным» мальчиком. А значит ходить медленно, с достоинстом и рожей, похожей на надменный кирпич. Покерфейс, ага. Да только если я вначале и пытался быть безэмоциональным и гордым кирпичиком, то только увидев лицо Вейшенга в близи, сразу подрастерял свое хладнокровие. Глаза сверкают, лыба во все двадцать молочных зубов — вот что представляло мое лицо на данный момент. Но продолжаю медленно идти с родителями, правда, это не мешает мне подпрыгивать от нетерпения, вместо того, чтобы нормально шагать. — Вейшенг, ты тоже поедешь? — восторженно спрашиваю его, не удержавшись. Папа чуть хмурится, но видно, что он еле сдерживает умилительную улыбку. Вон, уголки губ дрожат, это его и выдает. Мама же не сдерживается и обнимает меня, будто в последний раз. — Да прибудет с тобой удача, сын мой. Обязательно возвращайся, я буду очень скучать. — Эм, типа я могу и не вернуться? Всмысле??! Я реально начинаю переживать. Это куда они хотят меня отправить: на обучение или в лагерь выживания, где еще не известно, выживу ли я? Мать отпускает меня и на смену ее объятиям приходят папины. Он тоже желает мне удачи, а также говорит не забывать о чести и достоинстве, и о том, что они — родители то бишь — очень меня любят. Серьезно, куда они меня отправляют? На смерть? Наконец прощание подходит к концу и мы садимся в затонированную машину. Мотор заводится и мы начинаем медленно отъезжать. Махать родителям нет смысла, все равно не увидят, так что я просто придвинулся ближе к Вею, все еще смотря вслед удаляющимся родителям. — Грустно? — спрашивает Вейшенг. Машу головой в стороны и мычу два раза отрицательно: — Мы же все равно скоро увидимся, так ведь? Поднял голову, чтобы посмотреть на лицо Вейшенга. Уголки губ его изогнуты в грустной улыбке. Он тоже смотрит в мои глаза, и от этого взгляда мне становится плохо. Что это за легкая грусть? Что-то, похожее на обреченность? Почему? Что вообще происходит? Увидев недоумение и обиду на моем лице, а после и намерение спросить обо всем вот этом, юноша просто улыбнулся и сказал, что объяснит мне все позже. А мне не надо позже, мне надо сейчас! Р-р-р, как же бесит, что ко мне относятся как к ребенку и не могут даже объяснить мне серьезные и важные вещи, думая, что я не пойму! — Я все пойму, я уже не маленький! — обиженно говорю ему и тут же, вопреки своим словам о возрасте, лезу под руку обниматься. Итак, голова уже под подмышкой, значит беру руку Вея и оплетаю себя ей. Совершаю поворот к теплому телу и обнимаю его обеими руками, как коала дерево. Все время, пока я проводил эти манипуляции, обиженно пыхтя, Вейшенг просто молча смотрел, с легким удивлением и даже умилением.***
Едем мы уже достаточно долго, я успел даже уснуть, чтобы проснуться спустя некоторое время из-за кое-кого. Не догадываетесь кого? Эта ящерка с крыльями птенчика, именуемая в народе пламенем! Вот сейчас задумываюсь об этом и понимаю, что дракончику не хватает имени. Но об этом я подумаю потом. — Итак, и где ты пропадал больше месяца? — спрашиваю ехидно этого чертенка, что заставил меня поволноваться. Пфф, ну тут я загнул, так как, по чесноку, я не особо волновался за него, потому что все это время продолжал ощущать его и его поддержку. Один раз прочувствовав пламя, уже никогда не забудешь, каково это. — Прости, я должен был стать старше, обдумать твои эмоции, чувства и заодно стать мудрее. О как мы заговорили, а раньше мог только очень легкими предложениями или картинками общаться! Видимо, чтение моих воспоминаний его здорово прокачало. — Ладно, ты все равно часть меня, злиться на тебя по-настоящему не получится, так что замнем. Ну и, из-за чего ты меня разбудил? — вздыхаю, думая, что дракончику просто захотелось поболтать, но он удивил меня. — Ты переживаешь из-за этого Яозу-лао-сяньшэна, но не стоит. Я не чувствую приближающийся опасности, а значит все будет хорошо. А почему наши родители так себя повели мне неизвестно, прости. — снова вздыхаю. С этим дракончиком я скоро только и буду, что вздыхать. Ладно, ничего уж не поделать, раз неизвестно, то неизвестно, не стоит ломать себе этим голову и изводить себя. Лучше подумаю над именем дракончику. М-м, он уже вырос, стал муд… Стоп. А насколько он вырос? В ответ на немую просьбу дракоша посылает мне картинку, где есть маленький, на пол метра, я, и он, который уже размером с волка. Окей, он стал больше, да. И мудрей, это тоже. Но, прислушавшись к нему поближе, я понял, что он остался тем же мелким проказником, что остро реагирует на свою свободу. Да, видимо ему не понравилось у «Четырнадцать». Свобода для него — возможность в любой момент уйти, чувство, что его никто не связывает канатными троссами, а он может в любой момент оборвать ниточки, связи, с близкими людьми. И чтобы было понятно: под «он» я подразумеваю нас вместе, обоих. Мы — две половинки одного целого. И то, что я якобы разделяю нас на он и я — совершенно неправда. Я так описываю две грани одной монеты, но мы все равно едины. Вернемся к имени. — Вейшенг, а расскажи мне о драконах! — восторженно прошу его, умилительно глядя снизу вверх. — в садике была одна книжка с легендами, но ее всегда забирал кто-то и я не мог ее прочитать. Парень заговорщески прищурился и весело улыбался. — Хорошо-хорошо, но только после того, как мы поедим. Ты ребенок, а значит очень голодный, ведь прошло уже больше четырех часов. Эй, а вот это было обидно, я не ребенок! По крайней мере морально. — Тем более у кого-то во сне очень громко бурчал животик. — язвительно добавил Вей. Это, конечно, совершенно не обидно, но поиграть хочется, поэтому восклицаю: — И ничего он не бурчал! Я совсем не голодный! — как назло, живот предательски забурчал, оповещая о том, что ему необходима энергия. Обиженно надуваюсь и складываю руки на груди и ворчливо добавляю: — это только сейчас, до этого он точно не бурчал. А в ответ мне смех. Ну и веселое, даже счастливое выражение лица. Или я уже зазнаюсь и вижу то, чего не существует.***
Пока мы с Веем выходили из машины водитель достал из багажника плед и плетеную корзинку. Быстренько постелил его на землю и разместил на нем корзинку. И застыл солдатиком. Практически незаметный и быстрый жест вейшенговской руки и водитель тут же испарился. Мы разместились на пледе, а мне нужно было тут же засунуть свой любопытный нос в корзинку. Ва-ау, как много бутербродов! Нам вдвоем их ни за что не съесть. Может, позвать сюда водителя, чтобы помог все это сьесть? А то пропадет же. Неуверенно смотрю на Вейшенга и не могу решиться позвать водителя, вдруг это по этикету запрещено? Лучше спрошу перед тем, как совершить возможную ошибку. — Вейшенг, а дяденька-водитель не голодный? Давай дадим ему тоже, а то у нас много еды. Мне не жалко. Еще один быстрый жест рукой и водитель тут как тут, стоит, выжидающе смотрит то на меня, то на Вейшенга. Смотрю на водителя, а Вей подталкивает меня в спину, привлекая внимание, и кивает в сторону корзинки. Или это было в сторону водителя? Не суть, но понятно одно: мне надо предложить дядьке поесть, Вей будет лишь наблюдать. Хехе, сейчас будет весело. Строю как можно более величественное (а значит и надменное) лицо и указываю рукой на корзинку: — Дорогой тонщи, предлагаю Вам отведать восхитительный обед вместе с нами, дабы эта божественная пища не отправилась на склад утилизированных продуктов. Видимо, я сделал все правильно, раз никто мне ничего не сказал, но меня это не волновало, мне было весело. Мне нравилась эта игра, где я мог на некоторое время, но все же стать «главным» и покомандовать, побыть крутым. На самом деле прекрасное чувство, оно прям опьяняет, заставляет чувствовать злорадство. Я как сам Сатана, хехехе! Биг Босс, блин! — Конечно, молодой господин, я не смею отказать Вам в этой просьбе. — покорно сказал водитель. Он присел на корточки и двумя руками взял протянутый мной бутерброд. Надеюсь он любит мясо. Хотя даже если нет, то съесть ему придется. Это как дань уважения мне, показатель, что в будущем меня будут уважать. Но он не стал есть бутерброд сразу при нас, а ушел обратно в машину. Тоже показатель. Я еще не стал уважаемым человеком, я могу только стать им в будущем. Уровень намеков у этого чувака, конечно, — огого — не был бы взрослым, не понял бы. — Слушай и молча кушай, бао-бао Фонг. — обратился ко мне Вейшенг. И от этого милого произношения аж тепло на душе стало. Возмущаться над «детским» обращением я передумал. Лучше помолчу и буду наслаждаться рассказом. — Существовала особая принадлежность драконов, обладавшая поистине невероятной магической силой. То были драконьи жемчужины, сокровище редкое, мало кем виданное, но тем не менее являвшееся предметом всеобщего вожделения. Принадлежали такие жемчужины драконам — стражам сокровищ. Они отличались необыкновенно крупными размерами и блеском. Драконы хранили их в защечных мешках или в складках кожи под подбородком. Перлы те излучали никогда не угасающий свет, да такой яркий, что одной жемчужины хватило бы, чтобы осветить дом со множеством комнат. Особенно же ценным свойством драконьих жемчужин было то, что они давали своему обладателю власть и отменное здоровье, и все, к чему он прикасался жемчужиной, бурно росло и приумножалось. Попав же в руки людей, сокровище это способно было выказать и еще более удивительные свойства, как видно из предания, бытовавшего в провинции Чжэузян. На юге той провинции жил некогда один мальчик. Мать его была бедная крестьянка, вдова. Достатка в доме у них не водилось. Мать с сыном перебивались кое-как, работая на рисовых полях зажиточных соседей, а также на своем небольшом огороде. Каждый день мальчик, взяв коромысло с двумя деревянными ведрами, отправлялся к реке набрать воды. По дороге назад он часто останавливался на небольшой лужайке, чтобы нарезать травы для своей единственной козы. Немного отдохнув, он шел по пыльной дороге к дому, не забыв прихватить траву и коромысло с ведрами. Постепенно его внимание привлекла странная особенность той лужайки. Каким бы жарким и засушливым ни выдалось лето, как ни лютовали зимой холода, трава там прекрасно росла, всегда оставаясь зеленой и свежей, как весной. Поразмыслив над этим, мальчик взял лопату и вырезал на лужайке пласт дерна, чтобы пересадить его к себе в огород. (Вдруг в соседстве со столь замечательной травой и овощи будут лучше расти.) Когда же он поднял дерн, то откуда-то выкатился белый блестящий шарик. От красоты его и блеска у мальчика аж дыхание занялось. Он поднял жемчужину. Она оказалась теплой на ощупь. Зная, что такой камень стоит немалых денег, парнишка отнес его домой и надежно припрятал — положил в кувшин, где хранился рис, которого, надо сказать, у них с матерью оставалось совсем немного. На следующее утро мать послала его на огород собрать овощей, пока роса не высохла. Придя туда, он обнаружил, что посаженная им накануне трава совершенно увяла. Пока он с удивлением ее разглядывал, в доме раздался крик. Мальчик со всех ног бросился туда. Все еще не оправившись от пережитого потрясения, мать молча показала пальцем на кувшин с рисом. За ночь он до краев наполнился зернами. Рассыпая рис, мальчик запустил руку в кувшин и достал жемчужину. Она излучала такое яркое сияние, что просвечивала даже через его руку, и вся комната тут же наполнилась розовым светом. Женщина от волнения долго не могла вымолвить ни слова: она сразу поняла, какое сокровище нашел ее сын. То была драконья жемчужина. Ни мальчику, ни матери его никогда не придется узнать, как попало сокровище на лужайку, но это не так уж важно. Важно то, что в руках у них оказался, наконец, источник здоровья и благополучия. Мать тут же показала мальчику, на что способна жемчужина: взяв ее из рук сына, она осторожно поместила драконье сокровище в кувшин с маслом. Масло стало тут же прибывать, пока кувшин не наполнился до краев. В последовавшие за тем несколько дней огород у бедной вдовы разросся на диво, коза стала давать немыслимое количество молока, а куры — яиц, утки же приобрели самый что ни на есть справный, откормленный вид. Драгоценную жемчужину они, как могли, скрывали от людских глаз, но результат ее воздействия скрыть было невозможно. В деревне пошли разговоры. Вначале люди просто любопытствовали, потом стали завидовать. А там дело дошло и до откровенной злобы. В конце концов староста этой деревни решил выяснить, в чем причина неожиданного преуспевания этой бедной прежде семьи. Однажды он, не постучав, зашел в хижину, где жили вдова с сыном (при этом ему пришлось нагнуться, чтобы не стукнуться головой о низкую притолоку). Глазам его представилось удивительное зрелище. Озаренная каким-то неземным светом, комната была сплошь уставлена кувшинами с рисом, пшеницей и просом. Тут же стояла корзина, полная блестящих шелков. Мальчик же с матерью, посмеиваясь, считали рассыпанные по полу блестящие монеты. В руке у парнишки была зажата огромная жемчужина. Староста кинулся к ребенку, схватил его, но тот успел сунуть жемчужину себе в рот, и, держа ее за щекой, дерзко глядел на незваного гостя. Староста принялся трясти его, чтобы тот выплюнул жемчужину, но добился лишь, что мальчик, чуть поперхнувшись, проглотил ее. Вейшенг остановился и хлебнул воды, переводя дух после долгого рассказа. И вроде я понимаю, что он устал так много говорить, но сдержаться не получается, поэтому нетерпеливо восклицаю: — Ну же, ну же, что было дальше? Вейшенг спокойно, с мудростью и усталостью старца, смотрящего на резвящегося ребенка, вздыхает и продолжает с расстановкой и чувством вещать. Из него получился замечательный рассказчик: картины, описываемые Веем, так и вставали перед глазами, заставляя увидеть и прочувствовать все до единой капли. — К тому времени вокруг дома собрались любопытные. К их немалому удивлению, в дверях показался, пятясь задом, бледный, трясущийся от страха староста. Потом из дома вылетел, оттолкнув его с дороги, косматый, богатырского сложения человек с горящими глазами. С громким, мало похожим на человеческую речь ревом протолкался он через толпу сельчан, стремительно кинулся к реке и, упав на колени, принялся жадно глотать речную воду, то и дело издавая громкие стоны. При этом из ноздрей у него повалил дым, волосы же лизали языки пламени. Я представил этого юношу. Красивый, в моем воображении черноволосый и сероглазый, накачанный парень, с горящими огнем волосами. Лицо почему-то было мое — юноша оказался моей взрослой версией. Точнее, оригиналом, который был показан в аниме. Но оригинал здесь я, а не он. Неизвестно еще, как сложится судьба, но одно я знаю точно — я не смогу быть таким спокойным, рассудительным и будто бы познавшим дзен. Я совершенно не такой. Я буйный, активный, я не могу долго усидеть на одном месте, в конце концов! У меня просто не тот характер, не та душа. Я просто не он. Я это я. И жить надо так, как хочу я, а не какой-то там канон. — Потом вдруг все вокруг переменилось: сверкнула молния, послышался удар грома, утреннее небо затянули дождевые тучи. Тело того человека вдруг свело судорогой, причем казалось, что именно небесная музыка грозы задает такт его корчам. Голова его увеличилась в размерах, тело же, будто обессилев, опустилось на землю, а из спины вырастало что-то, пока еще не имеющее формы. Вновь сверкнула молния, высветив ослепительным белым светом берег реки и деревья, и сельчане на мгновение ясно увидели дракона, расправляющего свои широкие крылья, чтобы взмыть в небо. Взлетев, дракон покружил немного у них над головами, потом с громким криком ринулся в реку. В том месте, где он вошел в воду, поднялся высокий столб пара. Так явился на свет новый дракон, единственный достойный обладатель древней жемчужины. — Почему ты не можешь меня так выпустить? Дать мне чуть-чуть свободы? Мне надоело быть все время взаперти. — неожиданно начал дракоша. Я думал, он увидел все в моих воспоминаниях, но, видимо, он может не все просматривать. — Глупый, ты же знаешь, что есть возможности отследить применение пламени, — объясняю ему, как неразумному, — и именно поэтому я не могу выпустить тебя наружу. Сразу отследят, а ты, думаю, не горишь желанием оказаться снова в лабораториях. И не факт, что нам повезет и в этот раз. — в ответ только детская обида и понимание. Он понимает, что я прав, вот и приходится мириться с действительностью. — А что случилось с остальными жителями деревни? А с мамой мальчика? — К сожалению, бао-бао, предание умалчивает о том, что сталось с матерью мальчика. Может быть, соседи воздавали ей почести, может быть, жалели, а возможно, затаили злобу или же вскоре перестали обращать на нее внимание. Но последнее маловероятно, ведь она была матерью человека, сподобившегося быть принятым в сонм космически-могущественных духов природы. Я был под впечатлением от этой легенды. Ведь нормальный ребенок должен быть, да? Вот и я был поражен. Красивая легенда, может даже, жизненная (для людей того времени), но ужасно нелогичная. Съел жемчужину и все, стал драконом? Вы это серьезно? Любой знает, что так не бывает. Но вот я так же знаю, что в этом мире бывает всякое. Конечно, это очень нелогичное предположение, но вдруг? Вдруг эта жемчужина была пилюлей из будущего, пробуждающей пламя (что-то типа пули возрождения Реборна или пилюль Базиля), а мальчик был просто обладателем спящего пламени? А так, благодаря «жемчужине» он пробудил его и… и что и? Превращение в дракона или преумножение риса и урожая на пилюлю не свалишь, так что эту версию можно смело отбросить. Но тогда что правда? Встряхнулся, смотря на свои недавние размышления трезвым взглядом. Я, что, реально размышлял о реальности этой легенды? Да что за глупость, это просто легенда. Просто ле-ген-да, обычная выдумка, а я тут строю гипотезы. Может, тело ребенка слишком сильно влияет на меня? Я стал активнее, мне намного больше нравится проказничать и капризничать, намного эмоциональней. Эх, значит я и в правду поддался детскому телу и гормонам. Блин, слабак. Но если честно, то я не жалею, что «поддался». Жить так не в пример веселее и счастливее. Сидя на пледе рядом с Вейшенгом и наслаждаясь теплом солнечных лучей, я наконец придумал имя дракоше. — Нарекаю тебя, мое пламя, моя душа, моя вторая половинка, Юншен. Вечно живой. Живущий в веках.