Нет эмоций — есть покой

Настало утро — солнышко светило, птицы щебетали, пели свои песенки, счастливые в своем неведении. Мир не остановился, ничего не изменилось после проклятия, кроме них самих, конечно же. Все, окружающее их, как жило до этого... происшествия, так и продолжает. И никто даже не знает, что в одночасье рухнул их мир. К десяти часам все, вся наша семья, подтянулись на кухню, привлеченные вкусными запахами. Сначала запеченная курочка, которая приманила большинство, а потом и яблочный пирог с корицей, что привел ученого и Реборна. — Н-да, ваш внешний вид видал времена и получше, — сказал изучающе заявившийся последним Реборн. Как всегда острит. Большая шляпа закрывала весь лоб малыша, настороженные и подозрительные черные глазки-бусинки в пол лица привлекали больше всего внимания. Марковая рубашка была словно ночной рубашкой для ребенка, — впрочем как и у нас всех, кроме Вайпера, тот с легкостью смастерил себе плащик по размеру, — и это выглядело так мило, обманчиво-беззащитно... — Молчал бы, кора... — слабо съязвил обычно более активный дождь. Солнце решило проигнорировать всех и вся и гордо село на свободное место за столом. Каждое лицо в помещении было подавленным, у кого-то меньше, скрытое отрешенностью, у кого-то больше. Скалл искренне посмотрел мне в глаза, показывая свои страхи, и обнял, как маленькая обезьянка. Я погладил его по голове и ласково улыбнулся. — Все будет хорошо, — прошептал еле слышно, на что каскадер ответил грустным взглядом, спрятанным за неловкой улыбкой. Я почувствовал несвоевременную гордость: мой подопечный учится, растет; умничка. — Итак, что мы знаем, — Реборн сжал покрепче сложенные в замок руки, что находились на столе, словно биг босс. К еде никто не приступал, хотя стол уже был полностью сервирован. Я откусил маленький кусочек пирога, прикрыв в наслаждении глаза. После этого несомненно важного разговора надо будет похвалить Луче. — Ну, явно то, что мы превратились в детей, кора, — ответил Колонелло очевидное. Я взял слово, так как Реборн, судя по всему, это делать не собирался: — Это был не вопрос, — поправил военного, — мы с господином Реборном многое узнали и хотели бы это рассказать, — спокойно, как всегда, моя речь лилась словно легкий ручеек. — Когда мы только превратились в детей, попав под лучи, каждый под цвет своего атрибута, Шахматноголовый позвал нас с господином Реборном, — {сам Реборн в этот момент в душе злобно подумал, что не оклемайся он так быстро, то с их нанимателем пошел бы лишь Фонг. Он подозревал, что все эти объяснения, этот вид на прошлых проклятых, было лишь для него одного...} — и показал нам... Объяснив остальным членам своей семьи о проклятье и рассказав об увиденном, я перевел дух, глотнув уже остывший чай. С другой от Скалла стороны ко мне прижалось тело. Я на тот момент не увидел отчего, но Скалл взвизгнул оглушительно громко и резко отодвинулся, чуть не упав. А открыв глаза, понял. Меня обнимали руки скелета. Я улыбнулся, всем своим видом излучая укор: — Господин Вайпер, я удивляюсь, как Вам не стыдно пугать детей. — Хмпф, — пренебрежительным хмыком тот высказал все, что думает об этом «ребенке». — Господин Вай... — Называй как раньше, — перебил. — Хорошо, Вайпер, но будь добр вернуть себе человеческий облик, — Попросил я наш туман, краем глаза заметив Скалла. Бледный, он замер и просто следил взглядом за любым движением «скелета». — Ужас, — выдохнул он, до всего этого бывший простым гражданским. В сердце не было сомнений, Скалл был искренен со мной, вот только в том, что он ничего не знал, я не был так уж уверен. Он выживает, как он сам сказал после задания, даже в самых смертельных ситуациях, а это явно не просто так. Он точно использовал пламя, но знает ли он сам об этом? Вполне возможно и даже вероятно. И коль так, то Скалл умничка, так искусно притворялся, чтобы продолжать оставаться под защитой омерты. К сожалению, как только он принял предложение Кавахиры, назад хода не осталось — защита на него больше не распространялась. {Никто из присутствующих не заметил, как Реборн сжал челюсти в мнимом отвращении} — Идем дальше, — мне показалось, или Реборн был отчего-то зол? И тут же спохватился: не все тут так быстро приняли свою судьбу. Это у меня было больше времени, а для них прошел всего день, день после события, перевернувшего их жизни вверх тормашками. Это было слишком мало, новые аркобалено еще замечательно справились. — Я предлагаю пока держаться вместе, поддерживать контакт, а не разбегаться и забывать все как плохой сон, — тихо проговорила Луче, стушевавшись, когда все взгляды скрестились на ней. Колонелло смерил ее подозрительным взглядом, потом перевел его на меня. Он нахмурился, сжал губы, пожевал их, — мне казалось, я мог слышать как скрежется метал о метал шестеренок в его блондинистой голове, — как вдруг его лицо озарилось пониманием. Паззл, по кусочкам собираемый им, предстал единой картиной. — Ты... вы знали... — прошептал неверяще, с широко открытыми глазами. — Вы все знали и ничего не сделали! — Колонелло уже не смог сдерживаться и начал кричать, он встал из-за стола и зло смотрел на нас. Совсем как на врагов, на предателей. Это... было больно. Реборн тоже нахмурился, Верде принялся азартно переводить взгляды с меня на военного. Скалл притаился за моим плечом, словно за щитом, как и Вайперу, по нему нельзя было ничего понять. Я удивленно смотрел на блондина, хотя в сердце кололо. — А что мы могли изменить? — извечная улыбка с лица пропала, я непонимающе склонил голову вбок. — Вы могли нам хотя бы сказать! — глаза его увлажнились, но по-прежнему были полны зла. Верной винтовки рядом не было и военный просто сжал кулаки. Луче молчала, в признании вины опустив голову. Я почувствовал некую злость: несмышленая женщина, не смей чувствовать себя виноватой! Но я был далеко и не смог хотя бы толкнуть ее своей маленькой ручкой, привести в чувства, так что просто продолжил говорить. — Что бы изменилось, если бы вы все знали? Что? — улыбка вновь вернулась на мои губы, только вот теперь с ноткой издевательства. Он думает, я не пытался противиться? Он думает, что мне это в радость? Он думает, что я просто так принял все и тут же решил и друзей подставить под удар, ничего не говоря? Колонелло вскинулся, открыл рот, готовый отстаивать свое мнение, но тут же с глухим стуком зубов захлопнул его, недоуменно посмотрев на меня. Того, от кого повеяло угрозой, желанием разрушать. Я не сдерживал пламя урагана и оно ощутимо накалило атмосферу, стало жарче. — Если бы вы знали, только лишь пострадали бы, начались беспорядки, все те месяцы, что мы провели вместе, канули бы в лету. Думаешь, я не пытался сбежать, избежать этого проклятия? Еще как! — несдержанно воскликнул, с кривой усмешкой вместо привычной улыбки. Губы не слушались, не хотели складываться, дрожали, и мне казалось, что попытайся я растянуть их чуть шире, то они порвались бы, треснули, брызнув кровью. — Шахматноголовый — не обычный человек, он шаман, потустороннее существо, что стережет равновесие в этом мире. Если бы отвлекся от своего «горя», то услышал бы то, что я говорил последние полчаса, — не мог не уколоть, мне тоже было больно. Как этот оптимистичный глупец не понимает, не видит, что не только его жизнь рухнула? Как он смеет быть таким эгоистом? — Что ему наше сопротивление? Все равно, что бы мы ни делали, — горечь заставила меня скривить губы, — судьбу не изменить, я это понял на своем опыте. Это. Было. Неизбежно. Колонелло. Колонелло некрасиво сморщил лицо в странной комбинации злости и отчаяния. — Все равно, — упрямо повторил он, и от его слов и моей злости стало еще жарче. — Лар... она ведь... а я, а я теперь ребенок, — военный смотрел в никуда пустым взглядом. Глаза его предательски увлажнились, но я не сделал ни шага к нему. Во-первых, понимаю, что в таких ситуациях лучше оставить в покое, нежные слова успокоения или объятья только еще больше заставят расклеиться; а во-вторых, мне тоже больно. И не только мне. Никто не осмелился прервать молчание, слышно было лишь глубокое дыхание Колонелло, что пытался самостоятельно успокоиться. Отчего-то глубоко в душе льстило то, что никто не начал успокаивать его, будто бы на моей стороне, хоть умом и понимаю — они просто выжидали, собирали информацию, чтобы после решать, что делать. — А вы что, господин Реборн, господин Верде, на это скажете? Почему молчите? — почему выжидательную позицию занял ученый было понятно, характер такой, но мотивация Реборна мне была непонятна. Почему он не злится? Почему не обливает тонной презрения, а наоборот, скрывает лицо за полами своей огромной шляпы? Пальцы скелета легко погладили ребра, чуть не заставив меня дернуться от неожиданности, я совсем забыл о них. Но тут же я замер, внимательно вслушиваясь во вкрадчивый голос муж... ребенка (Еда стояла на столе никем не тронутая. ) — Я в смятении от произошедшего. Конечно, я зол и рассержен, — вроде бы спокойно начал, в своем обычном чуточку презрительном тоне, будто он тут король, а после вдруг тише, почти шепотом: — Но знай я об этом заранее, никому ничего не сказал бы и пытался убежать сам. Эгоистично. Но своя шкура всегда дороже, никто с этим не будет спорить... кроме этой блондинки, — он в отвращении скривил губы. — Я не осуждаю тебя, — сказал самое важное он, отчего сердце заколотилось. И мне стало так легко от слов Реборна, так приятно... облегченно выдохнув, я расслабился и почувствовал тепло обнимающих меня рук. {скелета} Пережить его обвинения и злые оскорбления было бы гораздо тяжелее — Колонелло был моим другом, но он был на одной со мной ступени, в то время как Реборн... он тот, кем я восхищаюсь, от которого в тайне желаю услышать слова благодарности, любви, восхищения. Он стоит будто чуть выше, как пример подражания для детей, как отрицательный герой, сволочизмом которого восхищаешься и превращаешься в лужу, чье «холодное ледяное сердце» в мечтах получается растопить. Недостижимая мечта, от которой сердце бьется быстрее, а глаза хотят смотреть лишь в пол или в сторону. Это чувство было до боли знакомо. Его я испытывал на протяжении семи лет по отношению к юноше с голубыми глазами, в которых любило отражаться солнышко... Я оборвал поток своих мыслей, заставил себя не думать. Но у Реборна такие понимающие, но одновременно жесткие, проникновенные и пробирающие до дрожи глаза, совсем не похожи на те. Полностью черные... — Кхм, тогда, мы не разбегаемся, верно? — неуверенно подвела итог Луче. Видно было, как женщина переживает, хочет поскорее окончить разговор, сбежать. Руки нервно гладят большой живот, сжимают ткань платья. — Угу, — кивнул Скалл с улыбкой, — было бы глупо не получить поддержку, которую можно получить, просто из гордости. Скалл, и ты туда же, еще и с таким невинным лицом! То, что и я, и Реборн поддели Колонелло, не значит, что и тебе нужно, ребенок! Я был так возмущен, потому что видел, Скалл язвит потому, что мы это делали, в особенности я. Не думаю, что он сам так считает... или я чего-то не знаю о своем милом и наивном подопечном? Колонелло нахмурился, оценивая камень в свой огород, смерил Скалла, а после и нас всех таким взглядом, будто на фронтовых дезертиров смотрит: и с разочарованностью, и со злостью. Резко и со скрипом отодвинуть стул не получилось просто потому, что никто из нас, кроме Луче, не доставал до пола. Но Колонелло попытался, а когда не получилось, просто рыкнул разъяренным зверем и унесся наверх. Спустя короткое время послышался громкий хлопок двери. ... — Это он так психи показывает? — Я хихикнул на удивленные слова Скалла. — А ведь казался взрослым и адекватным мужчиной, военным, — саркастично хмыкнул Реборн и ухмыльнулся. Сердце противно сделало тудум. Нетнетнет, почему снова, почему именно с ним... Мысленно я отчаянно простонал, не зная что делать. Хочу вернуться. Вернуться обратно к милой и родной Мэйли, к строгому; но такому понимающему и мудрому Гуань Иню, который точно поможет советом; к этому глупому Бао, Шан Сю, такому бесячему, но и смочь выбесить в ответ; к Лею, к этому невинному солнышку, прирожденному шоу, потрепать его по волосам, увидеть эти невинно-возмущенные глазки и надутые щеки... — ...онг, Фонг! — А? — я удивленно посмотрел на Скалла, маячившего перед носом. Он обеспокоено смотрел на меня. — Ты не отвечал, и смотрел в пустоту, так отрешенно... — прошептал. — Ох. — Давненько такого со мной не происходило, однако. И не знаю, плохой ли это знак или ничего страшного? — Прости за беспокойство, со мной такое бывает иногда. Ничего страшного, не стоит беспокойств, — пока говорил, обвел пустующую кухню взглядом. Ни Луче, ни Реборна, ни Верде. Лишь по-прежнему ощущаю руки Вайпера на своей талии. — Если ты так говоришь, — с сомнением произнес Скалл, а потом улыбнулся ярко. — А давай пойдем погуляем в город у подножья горы! Я улыбнулся в ответ. — Это скорее деревенька на десять домов, — пробурчал еле слышно Вайпер мне на ухо. Я вздрогнул от горячего дыхания на шее и ухе. Моя улыбка не угасла, а стала лишь ярче. — И... я тоже тебя не осуждаю, и даже благодарен. Если бы знал, потратил все свои сбережения на попытки не стать ребенком. Это было бы катастрофой, потратить столько кровью заработанных на заранее обреченное дело... — эти слова давались туману тяжело, это было прекрасно слышно. По голосу, по легкой неуверенности, по паузам, по вздохам, как будто Вайпер собирает силы всего для нескольких слов. Но они дали неожиданный результат — я легко засмеялся. — Спасибо, Вайпер, — прошептал в ответ, повернувшись к нему и случайно мазнув губами по татуированной щечке. Ой, такого я не ожидал. Но сделал вид, что все в порядке, я ничего не заметил. Ага, и красные щеки, так резко контрастирующие с синими треугольниками, мне тоже кажутся. — Ну так что, пойдем в город? — с лестницы с громким топотом слоненка сбежал Скалл, сверкая улыбкой во все тридцать два. И когда он успел уйти и подняться наверх?