Финист - ясный сокол

— «Поженимся»? — оторопела Петра. — Ты как вообще это представляешь? Финиста вопрос ничуть не смутил. — Во дворец придём да и поженимся. Хош — в Еленин золотой, а хош — в батюшкин с матушкой хрустальный, он перламутром и алмазными каменьями убран, — невозмутимо ответил он и, подумав, предупредил: — Токмо ты угощениями не угощайся да на питиё не соглашайся, не то домой воротиться не сможешь. — Мне, может, ещё не спать, когда музыка играть будет, чтобы не свихнуться? — скептически уточнила Петра. — Точно! — радостно закивал Михаил. — Запамятовал, что ваш народ нашей музыки не сносит, покуда не поест. Смешные вы. Не то что плясать, слушать сил не находите. Как заиграют, так ложатся все и дрыхнут. Растолкаешь такого, а он совсем спятил. Петра, слушая рассуждения Сокола, покачала головой. То, что он предлагал, было так опасно и одновременно абсурдно, что хотелось послать его… за тридевять земель. Но язык не поворачивался. Михаил говорил о своём царстве с таким наивным простодушием, будто звал её прогуляться до булочной на соседней улице, а не перенестись в мир иной. Он не ощутил в её вопросе никакого сарказма, для него всё было просто и естественно. Это даже умиляло. — А как я в твой дворец попаду-то, чудо? — попыталась она вернуть Финиста с небес на землю. Но не тут-то было. — Чёрный вихорь свистнем, он тебя одним мигом донесёт, — пожал плечами Михаил. — Делов-то. — Вот это поворот, — невольно озвучила свои мысли Петра. Финист Ясный Сокол с Еленой Премудрой были диковинным сочетанием, но всё-таки вполне правдоподобным. Почему бы, в конце концов, сказочной королевне не иметь сестёр или братьев, а тем не иметь сына? Сказка же не обо всем рассказывает. Вон Михаил сказал, что тётка обращается в голубку. В сказке об этом ни слова, но все девицы у неё на учении как раз голубками и были. Кто-то же их научил. Но «чёрный вихрь»… Гром и молнии ещё куда ни шло, у царь-девиц бывает. Но ветрами же обычно сказочные злодеи балуются! — У тебя, случайно, Кощея в родственниках нет? — нервно пошутила Петра. Мироздание, очевидно, решило её добить. — Есть, — спокойно ответил Михаил, — токмо Кощей — это тоже прозвание, а дома Иваном кличут. Петра во все глаза уставилась на Финиста. — Что? — настороженно спросил тот. — Ты Михаил Иванович, — заметила Петра. — Ай, спасибо, красна девица, не знал, не ведал, — съязвил Сокол. — Ну? — Твой отец — Кощей?.. — спросила Петра, в каком-то иррациональном трепете понизив голос. — Ну, Кощей, — признал Финист. — А ты чего шепчешь? А, — взгляд его похолодел, — сплетен наслушалась про батюшкины младые года. Будто он один лихо погулять любит. Даже шокирующая новость не приглушила у Петры обострённого чувства справедливости. — «Погулять»? — возмутилась она. — Похищать девушек и превращать целые царства в камень — это, по-твоему, «погулять»?! — Чой-то сразу «похищать»? — обиделся Финист. — Батюшка токмо с похмелья́ страшный, когда на пиру выпьет зелена вина вёдер сорок али больше. А так собою хорош. Сам весёлый, кошелёк от злата лопается, диковин разных не счесть. С ним любая гулять шла! А родители-братья́ опосля ругаться приходили, что девку загулял, а свататься не пришёл. А про окаменелое царство не знаю, — неожиданно покладисто заключил он. — Наверное, осерчал. Петра, пытаясь переварить услышанное, попробовала представить Кощея в роли отца. Фантазия, истерически хохоча, выдала картину, где грозный бессмертный царь и могучий чёрный маг нахлобучивает на отпрыска соболью шапку и ворчит: «Ещё раз увижу, что без шапки гуляешь — не возьму тебя с собой соседнее царство разорять!» Или отчитывает: «Ты опять в дядю Лешего сосновыми шишками кидался?! Я тебе что говорил? Еловыми больнее будет!» — Опять заблажила, — констатировал Михаил, когда она, не выдержав, схватила подушку, уткнулась в неё лицом и засмеялась в голос. Петра не в силах была ответить — теперь ей представлялся Кощей в кружевном фартуке поверх доспехов, делающий маленькому Финисту пюре из молодильных яблок. — Ты, пожалуй, можешь нашей музыки не бояться, — заметил Сокол. — Хуже, чем есть, не будет. — П-помолчи… — выдавила из себя Петра. Почему-то даже язвительные слова Михаила показались ей невообразимо смешными. От смеха её пробило на икоту, но перестать никак не получалось. Видимо, это уже нервное — мозг решил, что с него чудес хватит, и запротестовал. С трудом успокоившись и отдышавшись, она выпрямилась и посмотрела на Финиста. Тот её недоверчиво оглядел: — Ай опомнилась? Так что, жениться-то будем? — Ты же понимаешь, что я не могу вот так сорваться и полететь за тридевять земель? — мгновенно посерьёзнев, спросила Петра. — Платье не пошито? — понимающе уточнил Михаил. — Али задачи задавать будешь? А почто, ежели нам с тобой не жить? — принялся он засыпать её вопросами, вновь по-птичьи наклонив голову. — Не в этом дело, — возразила Петра. «Я вообще не собираюсь с тобой жениться», — хотелось отрезать ей, но сказать это оказалось неожиданно сложно. Финист ведь не из большой любви в женихи набивается, он хочет избавиться от проклятия. Нормальное, хорошее желание. Это же не жизнь, а кошмар: упадёт где-то перо, попадёт не в те руки — лети к тому, кто позвал, и никакой тебе апелляции. А она пробудила в нём надежду. Естественно, он ожидает её помощи. Но телепортироваться в другое измерение, откуда можно и не вернуться… Некстати вспомнилось, что у неё скоро сессия. Из глубины квартиры послышался звон будильника. Папа! У Петры по спине пробежали мурашки. Конечно, сначала она хотела, чтобы отец проснулся, услышал голоса и выдворил незнакомца… Но теперь-то всё было иначе. И она отчего-то была совершенно уверена, что о Финисте семье знать не следует. По крайней мере, пока. А то если папа узнает, куда Михаил её зовёт, перьев тот не досчитается. Или, что вероятнее, загремит в полицию. Сам Михаил настороженно прислушался к звону и посмотрел на окно. Кажется, то, что оно открыто, его успокоило, потому что он вернулся к разговору: — А в чём тогда дело? Будильник перестал звенеть. Отец проснулся. Петра закусила губу. — Ну, не бойсь, — покровительственно успокоил её Сокол. — Говори, что нужно. — Улетай! — поднявшись, громким шёпотом потребовала Петра. — Отец придёт! Она потянула Финиста за руку к окну, вот только сдвинуть его с места не удалось — несмотря на тонкое сложение, упёрся тот намертво. «Прямо как сокол», — вдруг подумала Петра. — «Кречет какой-то килограмм весит, а силы… Тьфу, блин!» — резко опомнилась она. — «Конечно, как сокол! Он сокол и есть!» Злясь на саму себя за нелепую мысль, она резко склонилась к Михаилу: — Под арест захотел? — Ответ дай, — хладнокровно и неожиданно властно потребовал Финист. — Мне подумать надо! — с сердитым бессилием выпалила Петра. Михаил, отняв руку, кувыркнулся с постели и уже кречетом вылетел на улицу — Петра и опомниться не успела. Подойдя к окну, никакого сокола она и в помине не увидела, будто его и не было. В комнату заглянул сонный отец: — Петь, ты что так рано поднялась? — Да… комары, — смущённо ляпнула Петра первое, что пришло в голову. Из коммуналки в центре города в собственную квартиру в одном из окраинных районов они переехали совсем недавно и ещё не привыкли к обилию насекомых по сравнению с прежним местом. Комары в семье были сейчас на слуху. — А… — сочувственно протянул Пётр Алексеевич. Звук у него невольно перешёл в зевок. Поспешно прикрыв рот ладонью, он с наслаждением широко зевнул и решил: — Надо тебе сетку поставить. Петра кивнула, стыдясь, что соврала. Дважды! Остро ощущая потребность хоть как-то загладить вину, она спросила у отца: — Тебе завтрак сделать? — Давай, — охотно согласился тот. — А я пока умоюсь… Когда за Петром Алексеевичем закрылась дверь, Петра медленно оглядела комнату. Всё было так обыденно, так привычно… Как будто Финист, оказавшийся Михаилом, племянником Елены Премудрой и сыном Кощея, ей просто пригрезился в каком-то сюрреалистичном сне. А голова у неё тяжёлая потому, что не выспалась, а не потому, что почти всю ночь с ним болтала и смеялась. А книга со сказками лежит на кровати, потому что… потому что… Может, она вообще лунатит. Взгляд зацепился за что-то, белеющее на фоне ковра. Подойдя ближе, Петра увидела соколиное перо. «А перо кто бросал и явиться приказывал?» — вспомнилось ей. Подняв перо, Петра осторожно поместила его в альбом с другими перьями и заторопилась на кухню. Она обещала папе завтрак. С остальным можно разобраться потом.