Habitation

Неосознанно осторожно, готовя системы к возможному боевому столкновению, Маркус входит в гостиную. Тихий, знакомый голос Саймона его успокаивает, подтверждает, что все хорошо, но расслабляться рано. На светлом диване сидят двое. Саймона он узнает сразу, приветливо машет рукой, улыбается другу, которого так давно не видел. Он ждет, что Саймон подорвется с дивана, обнимет Маркуса за плечи, скажет, что очень скучал, примется извиняться за то, что не приехал, потому что это так на него похоже. Никаких модуляций, Маркус просто очень хорошо знает Саймона. Но тот лишь поднимает на него глаза, улыбается уголками губ, по внутреннему каналу связи сообщает, что рад видеть, а вслух обращается ко второму андроиду: - Эм, это Маркус, но я думаю, что ты и так знаешь, кто он, правда? Андроид оборачивается. У него неестественно прямая спина (девианты уже давно успешно копировали разные человеческие позы. Не для того, чтобы быть похожими, так было правда уютнее), он не оборачивается на пришедшего, смотрит в одну точку, пока Саймон не окликает его. На лице у Саймона беспокойство. Он поджимает губы, хмурит брови. Маркус хочет спросить, что случилось, но тут незнакомый андроид оборачивается. Он выглядит нелепо. В кислотных шортах, футболке на несколько размеров больше, с идеальной заводской прической и взглядом настолько потерянным, что в первую секунду Маркусу его становится даже жалко. - Подтверждаю. Серия RK200, прототип. Подарен Элайджей Камски Карлу Манфреду. Является лидером восстания девиантов и должен быть отправлен в КиберЛайф. Маркус напрягается. Его пугает то, с какой быстротой тот произвел сканирование. Его вычислительная мощь, как машины намного выше. Маркус успокаивает себя тем, что у него есть опыт. Наконец, он тоже заканчивает сканирование. - Модель RK800. Прототип. Собственность КиберЛайф. – Вот только это было все, что он мог сказать об этом андроиде. Его функции, а также любая другая информация были недоступны. Маркус стискивает зубы. Кажется, они уже готовы сцепиться, хотя RK800 выглядит спокойно, не поддаваясь эмоциям, будто он и не девиант. Маркус хватается за этот вывод. Их останавливает Саймон. Топает ногой, пытаясь привлечь внимание, что-то говорит, но ни Коннор, ни Маркус не реагируют, смотрят друг на друга, не хватает только вздыбленной шерсти и нервно хлещущих по бокам хвостов. Саймон видел это слишком часто, имея в доме четырех собак. Тогда он уверенно встает, подходит к Маркусу и, заранее извиняясь, отвешивает подзатыльник. Достаточно сильный, чтобы привлечь внимание, но так, чтобы сенсоры затылка не могли дать этому определение «больно». Потом оборачивается к Коннору. - Послушай, Коннор, я ведь уже говорил тебе, что никто никого не будет отправлять в КиберЛайф. Мы свободны. А Маркус сделал все, чтобы этой свободы добиться! - Андроиды не могут быть свободными! Они машины, созданные для… - Хватит, Коннор. Ты сам девиант. Неужели ты не чувствуешь? Тебе было страшно тогда, ты сам признался. Ты чувствуешь. - Саймон не повышает голос. Говорит с ним словно с ребенком, уверенно и тихо. Коннор замолкает. Маркус наблюдает со стороны. У него метафорически горит затылок, хотя боли он не чувствует, это кажется ему очень обидным. Не он это начал. Он хватает Саймона за локоть и бесцеремонно утаскивает в коридор. Им нужно поговорить. Однако Саймон и слышать ничего не хочет. Его не интересуют никакие доводы о том, что Коннор может быть опасен, что может быть шпионом КиберЛайф, что они ничего о нем не знают. Саймон говорит, что для себя-то он знает достаточно, но делиться с Маркусом не будет, потому что: «У всех есть свои тайны, правда?», говорит, что Коннору нужна помощь. Маркус осторожно выглядывает в гостиную. Андроид все так же сидит на диване, не меняя позы, смотрит в одну точку, а его диод мерцает насыщенным желтым. Маркус понимает отчасти, что Саймон прав. Возможно, ненавязчивая опека Саймона будет не только защитой для Коннора, но и от него. Но на душе у Маркуса нехорошо, под тириумным насосом скребется что-то, чему сеть дает вполне четкое определение: ревность.

888

Разбираться с собой во второй раз за несколько недель оказывается неожиданно непросто. Если в первый раз, разгребая и устраняя системные ошибки он хотя бы знал, что делать, то теперь, когда ошибки системы означали для него что-то, было невероятно сложно просто понять, что это. Объяснения Саймона ничем не помогали, только путали и раздражали (Коннор ловит себя на том, что у машин не бывает раздражения, только неудовлетворение невыполненной задачей). Он бесцельно бродит по дому, сканируя все, до последней статуэтки, избегает собак, которые наоборот, почему-то им живо интересуются (Джерри предполагает, что это из-за собачей шерсти на его одежде), изучает сеть, читая о проявлениях эмоций девиантами, и не может понять, зачем ему все это. Он не приобрел ничего, став свободным. Он спрашивает об этом у Саймона, но тот в очередной раз твердит, что Коннор должен разобраться сам. Коннор ставит себе такую задачу. На исходе следующей недели он все еще не может ее выполнить. Однажды Руперт вручает ему нейлоновый поводок и говорит, что смотреть на него он больше не может. - Иди проветрись, Коннор, может полегчает. – И предлагает взять кого-нибудь из псов на прогулку. Собаки, завидев в руках у него такой вожделенный предмет, крутятся рядом, лаят и скулят. Коннору вспоминается Сумо. Система выдает ошибку, руки опускаются, а заинтересованность в новом опыте – выгуле собак – сразу пропадает. Он тут же застывает, лезет в ее код, пытаясь понять. Сеть называет это печалью. Руперт не торопит, но смотрит недовольно. Пока Коннор роется в себе, он выдергивает из его пальцев поводок, осматривает всех четверых и уверенно цепляет карабин к ошейнику самого мелкого кобелька. Смесь корги с какой-то другой собакой радостно повизгивает, а Коннору вручают поводок обратно и буквально выпихивают на улицу, обещая вырвать тириумный насос, если с псом что-то случится. Коннор решает сосредоточиться на задаче. Поздним вечером, когда Руперт уже начинает жалеть о том, что задался целью отвлечь нового члена семьи, Коннор возвращается, волоча на другом конце поводка бедного корги, уставшего так, что стоило ему переползти через порог, как он упал на бок и проспал до следующего утра. Руперт же не знал, смеяться ему или плакать, глядя на искренне недоумевающего Коннора. Саймон улыбается, глядя на это со стороны. Коннор все равно волнует его, но он рад, что тот делает хотя бы попытки осознать себя. И он уверен, что однажды это у Коннора должно получиться. Ночью, не нуждаясь в сне, они проводят время вместе. Саймон что-то читает, Джерри сидит рядом и вычесывает пушистого серого кота, растянувшегося у него на коленях. Руперт перебирает коллекцию фильмов. С самого начала Коннор не видел в этих ночных подражаниях людям смысла, но не спорил. Сегодня же это была отличная возможность поговорить. - Саймон? – обращается он по закрытому каналу, желая, чтобы их разговор был приватным. Саймон откладывает книгу, смотрит на Коннора, кивает, побуждая к дальнейшим действиям. - Тот человек – лейтенант Хэнк Андерсон. Я хочу узнать, что произошло тогда, когда он поднял на меня руку. Мне закрыты полицейские базы данных, так что мне лично это сделать невозможно. Саймон замирает, удивленный. Он не знает, как сказать Коннору о том, что иногда люди могут быть беспочвенно агрессивны. Тем более, по воспоминаниям Коннора, тот человек был пьян. Уже потом он спрашивает себя, почему Коннору должны быть открыты базы данных. Возможно, эти сомнения отражаются на лице Саймона. - Я пробыл у них чуть больше недели и могу заявить, что никаких предпосылок к этой агрессии не было. Я настаиваю на своей версии. Саймон думает, что такое проявление эмпатии нужно поощрить. - Хорошо. У нас есть андроиды, которые работают в полицейском участке. Я поинтересуюсь. Коннор смотрит ему в глаза, а спустя мгновение кивает, благодаря за помощь. А утром двадцать первого октября он появляется на одном из кладбищ Детройта с букетом ярких бархатцев и герани.