In awe of

      Кортеж графини уверенно выехал из зеленоватой вспышки портала, оказавшись на обширном тракте пригорода, окружённом с одной стороны высокими скалами, а с другой — редкими деревьями и гигантскими полями, за которыми далеко-далеко виднелся силуэт графства Ираль, царапая острыми крышами своих башен и домов вечерний небосвод.       Перемещение прошло успешно, не считая того факта, что кто-то в задней карете отчётливо выругался, припомнив парой не самых ласковых слов подобный метод. Впрочем, это было не страшно, ибо порой возникающая в процессе тошнота была весьма скромной платой за экономию времени. Более того, привычные к порталам люди переносили их намного спокойнее, почти не испытывая негативных побочных эффектов.       Девушки и вовсе не заметили особых изменений, если не считать странного тянущего в душе ощущения потерянности, что улетучилось минуту спустя.       — Твой йос не получал никаких писем? — внезапно заговорила Дэдай, дабы разбавить напряжённую обстановку. — Некто весьма заинтересовался его боевыми подвигами и…       — Получил вчера, — подтвердила Ли. — Только вот он читать не умеет. Об этом отправитель явно не подумал. Мне пришлось побыть переводчиком. Весьма мутное дельце… — нахмурилась она. — Барон просил его о помощи в истреблении разбойников и дезертиров, а это явно не стоило таких больших денег, что были обещаны.       — Дезертиры там орудуют с самих Алых Вод, — возразила графиня. — А это заставляет разумно опасаться возможной угрозы. Не волнуйся, тот барон — надёжный человек. Обманывать своих наймитов он не будет. Если честно, то я не понимаю…       — Чего?       — Того, что после подобной мясорубки в ком-то могло остаться желание продолжать сеять вокруг себя жестокость. На своё счастье, Лилит, ты не стала свидетелем этих событий. Это было сущим кошмаром наяву. Как человек, прошедший через подобное, может не пресытиться на всю оставшуюся жизнь насилием — я не знаю. Более того, я открыто презираю тех, кто проливает кровь ради крови, а проступки былых ветеранов заставляют меня искренне негодовать от понимания того, что когда-то я сражалась с ними на одной стороне, — гневно фыркнула Ева, отвернувшись в сторону окна.       — Есть такой тип людей… — Лилит перевела задумчивый взгляд в сторону окна, — Получающих искреннее и неподдельное удовольствие от войн и битв. Зачастую им даже без разницы, с кем и против кого они сражаются. Это опьяняет их похлеще водки. Это как наркотик. Я таких встречала. В какой-то степени даже Агудар принадлежит подобному племени, разве что силу свою старается применять во благо… Теперь, — поправилась она. — Раньше — нет. Раньше он просто убивал всех, в кого я ткну пальцем.       — Понятия дикарей о долге чести меня всегда удивляли — удачно переключилась на новую тему Ева. — Как и в целом удивляли их моральные установки. Какие-то они… Чересчур справедливые. Йос-виа не свойственна ложь и лукавство, им не свойственно предавать, не свойственно бросать своих, не свойственно отказывать просящему в помощи… Вместе с тем, правда, они способны раздуть войну из любого, даже самого мелкого конфликта, даже из безобидной шутки, неправильно её истолковав. Многие считают их, выразимся мягко, недалёкими, но большинству таких людей никогда не достичь той же планки благородства, которой достиг тот же Агудар, к примеру. Я о нём, конечно, знаю очень мало, — поспешно добавила она, словив на себе насмешливый взгляд любовницы, — Но того, что я знаю, уже достаточно, чтобы сделать некоторые выводы.       — А ты думаешь, почему среди всех возможных кандидатов в спутники я выбрала именно дикаря? С ним я впервые почувствовала себя в безопасности.       Теперь, когда Лилит смогла хорошенько обдумать всё это, она почувствовала ещё больший стыд. Агудар пошёл за ней из желания отдать долг. Отдав, остался. Потому что привык. Быть может, даже полюбил её по-своему за всё это время. Она редко спрашивала его мнения. Она отдавала приказы, не позволяя ему размышлять над тем, насколько они правильны. Йос всегда молчаливо повиновался, но это отнюдь не означало того, что он не думал над тем, что делает. Подобная честь и доблесть были обречены служить во имя эгоизма Лилит, во имя её гордости и наплевательского отношения ко всем вокруг. А ведь Агудар и впрямь олицетворял честь и доблесть. И олицетворял бы их ещё более красочно, если бы тёмная чародейка не утянула его на свою скользкую дорожку.       — Признаться, — вновь взяла слово Дэдай, когда внутри кареты опять воцарилась загадочная тишина, — Весь этот бал — одна сплошная показуха и попытка Лиагиля привлечь внимание к собственной персоне. Если бы не грядущая сделка, то я вежливо отклонила бы приглашение и предпочла бы хорошенько отдохнуть от суеты последних дней.       — На что только не пойдёшь ради дела, а? — подначила Ли.       Ева, хмыкнув, смолчала, но озвученные ею же мысли натолкнули девушку на новый поток откровений.       — А слышала бы ты, как общается между собой эта напыщенная элита… У тебя бы уши завяли от такого количества мудрёных слов и высказываний, смысл которых остаётся загадкой даже для самих говорящих. Особого внимания заслуживает язык анкатэльцев. О, боги, как же они его коверкают! — приложила ладонь ко лбу графиня. — У тебя наверняка появится прекрасная возможность возненавидеть эти собрания великосветских господ. Единственное, что хорошо — изобилие разносолов и насыщенная палитра дорогих вин, хотя ты никогда наверняка не узнаешь, что внутри твоего бокала — гарджийское полусладкое или мышьяк. Пока не пригубишь.       — Поэтому-то у Штирна и вошло в привычку проверять блюда?       — Ну, как сказать… Скорее, это издержки его работы на Люцифера.       Ева привстала со своего места и осторожно высунулась из окна, желая поинтересоваться у возницы, как долго им ещё предстоит ехать. Пришлось повысить голос, чтобы заглушить конный топот.       — Примерно час. Ваш навигатор слегка перестарался.       — Мгм, — озадаченно свела брови девушка, вновь примостившись обратно, где была, и потерев нос. — Томительная поездочка, Лили. Кстати, где-то в окрестностях графства располагается довольно известный на всю округу бордель. У него очень ироничное название — «Утопия». Словно подобное заведение может скрасить хоть чью-то жизнь, — из её уст вырвался презрительный вздох.       — Может. Если эта жизнь не обременена избирательностью и моралью. Для тех, кто считает, что покупается и продаётся всё вокруг, включая любовь и секс. Я бы даже сказала, что таких людей сейчас большинство, — равнодушно повела плечом Лилит.       — Хорошо, что хотя бы Фаю я с пару лет назад избавила ото всех организованных притонов, — вдруг заявила графиня. — Это стоило сделать ещё давным-давно, но руки дошли только после одной скверной истории, раскрытой не без помощи брата. Терпеть подобную мерзость в чужих краях ещё как-то можно, но в своих — больше не собираюсь.       — Я сочувствую людям, привыкшим покупать или насильно отбирать всё, что им по нраву, — слегка отогнула тему в сторону ренегатка. — Им никогда не познать истинных чувств, никогда с уверенностью не назвать своего соседа другом… Ширма спадает в тот момент, когда они впервые сталкиваются с неизбежными жизненными трудностями. Внезапно приходит понимание того, что без денег и власти ты — никто и ничто. Кто пойдёт следом за Бранико, если его счета вдруг обнищают, а земли отберут? А кто пойдёт следом за тобой?       — О, вот сейчас ты явно переоцениваешь число моих фаворитов, — засмеялась Ева, закинув ногу на ногу. — Уверяю тебя, их куда меньше, чем может показаться на первый взгляд. Куда больше у меня заклятых врагов, которые спят и видят, как бы искуснее мне нагадить. Самое обидное то, что нагадить они хотят не потому, что не разделяют моих взглядов. Большая часть сделала бы это по причине банальной зависти, поскольку, в общем-то, моя деятельность нисколько не вредит им, а чаще всего наоборот. О, Лилит, ты даже представить себе не можешь, как низко может пасть человек, заразившийся завистью к чужому успеху или таланту. Вчерашние товарищи без зазрения совести бьют в спину и переступают через тебя, даже не оглядываясь назад. Поначалу это удивляло и возмущало меня до глубины души. Теперь же, можно сказать, я приняла это как грустную и суровую реальность, с которой приходится мириться…       — Жизнь никогда не обещалась быть лёгкой, — философски заметила разбойница.       — Не обещалась. И, собственно, никогда таковой и не была.       Лилит сцепила руки в замок и придвинулась чуть ближе к Дэдай. Та отметила эту подвижку нежной улыбкой, приняв её за внезапный порыв чувств. В чём-то она была права, но о характере этих чувств Ева догадалась несколько запоздало.       — Ева… — её ученица понизила голос. — Этот твой наряд… Ты можешь не любить каблуки, но выглядишь ты в этом… Действительно горячо.       — Прекрати, — смущённо отвернулась та.       — Настолько горячо, что… — Лилит не стала продолжать, лишь мечтательная ухмылка украсила её лицо, заставив выбросить из памяти весь этот дурной разговор. Вместо этого она осторожно обвила одной рукой талию Дэдай, а второй начала слегка поглаживать её бедро сквозь тонкую ткань платья, постепенно перемещаясь всё выше и выше. Это была нечестная игра. Как порция подлых неожиданных ударов ниже пояса.       Сама того не заметив, графиня начала дышать намного глубже и чаще, а её неприступная защита ослабевала с каждой секундой, что брюнетка продолжала свои коварные ласки.       — Лили… — простонала Ева, прижавшись к её шее.       Приятные прикосновения заставляли тело девушки невольно покрываться фриссонами, а разум отступал, желая отдать власть самым диким из всех возможных желаний. Сердце было готово вырваться из груди и выпасть на деревянный пол кареты прямо сейчас. Из последних сил она дрожащими руками перехватила ладонь тёмной и отвела её в сторону, прекратив эту сладкую пытку.       — Не сейчас… Мне нужно сохранить рассудок, понимаешь?       Лилит понимала. И в своём желании раззадорить свою госпожу просчиталась — одновременно с ней завелась и сама, причём сделав это почти что в равной степени. Им обеим пришлось страдать из-за этой выходки.       Ева с титаническими усилиями отпрянула от Лилит, попытавшись сосредоточиться на проплывающих за окнами пейзажах и подавить это сладкое тянущее чувство чуть пониже живота. Ей пришлось отсчитать про себя целую сотню секунд, прежде чем напряжение окончательно спало. Тем же занялась и искусительница, закрыв глаза и абстрагировавшись от мира сего, обращая всё своё внимание на размеренный стук копыт и поскрипывание колёс.       — Мы, должно быть, похожи сейчас на круглых дур с целой кипой суицидальных наклонностей за пазухой, — Лилит поправила сползшую с плеча накидку из лисьего хвоста.       — Суицидальных?       — А как ещё назвать намеренное обречение друг дружки на подобные страдания? Добровольные самоистязания…       — Инициатором которых, прошу заметить, была именно ты, милая моя Лилит. Не перекладывай с больной головы на здоровую.       — Просто не смогла удержаться.       — Представь, что мне в твоём присутствии порой приходится терпеть ещё большие муки. Довольно жестоко, если хочешь знать, распалять моё порой и без того безумное желание. Обещаю, — Ева осторожно оторвалась от созерцания картин дикой природы и скосила глаза в сторону своего телохранителя, — Как только мы вернёмся домой — я буду всецело в твоём распоряжении так долго, как только ты захочешь. И от тебя, кстати, я потребую того же.       — Уговор?       — Уговор.       Кортеж свернул налево, двинувшись вдоль небольшой и совсем недавно отошедшей ото льда речки. До Исанлерда, единственного крупного города в графстве Ираль, было рукой подать — его силуэты становились всё ближе и ближе, позволяя уже с нынешнего расстояния оценить масштаб и архитектуру.       — Осталось недолго, — недовольно отметила очевидный факт Ева. — И сдаётся мне, что приедем мы в числе первых. Вот уж чему не бывать! Ненавижу быть первой на подобных мероприятиях…       Она вновь высунулась в окошко и отдала приказ чуть сбавить обороты.       — Некуда уж сбавлять, госпожа, мы будем в застенках через двадцать минут…       — Ну в таком случае крутанитесь пару раз по периметру города, устройте нам экскурсию, — закатила глаза графиня, вынужденная объяснять и без того очевидное.       — Сделаем.       На улице было достаточно прохладно, однако внутри тепло сохранилось ещё с самой Фаи. Ева, задумавшись о чём-то, плавно перебегала глазами с одного элемента декора на другой — искусные мастера славно постарались над внешним видом кортежа, но и внутренности не обделили вниманием — резные рисунки на гладко отполированных дубовых панелях стен, узоры с позолотой на подлокотниках мягчайших скамеек, обитых шёлком… Но главным украшением кареты, вне всяческих сомнений, была её притихшая ученица. Графиня придвинулась к ней чуть ближе, поджав под себя ноги и мягко положив голову ей на плечо. С первого раза комфортную позицию подобрать не удалось, так что пришлось повозиться.       — Странно, — вполголоса произнесла Ева. — В юности я часто ездила вместе с матерью и отцом. И мама всегда точно также лежала у него на плече. Мне это тогда со стороны казалось жутко неудобным. А теперь я несколько прозрела, надо полагать. Дело не в удобстве, а в том, насколько это приятно. Чувствовать тепло дорогого тебе человека, слышать едва уловимый стук его сердца… — она не глядя нащупала свободной рукой руку Лилит и крепко сжала её. Та в ответ лишь довольно улыбалась.       — В юности нам не всегда бывают понятны жесты наших родных, — согласилась Лилит. — Мой отец каждое воскресенье собирался в соседнюю деревню за цветами, чтобы побаловать ими мать. Неизменно. Даже тогда, когда за окном бушевала лютая непогода, он не отказывался от этой затеи, сколько бы она не упрашивала его остаться. Он считал крайне важным напоминать ей о своих чувствах даже спустя многие годы после того, как родилась я. И тогда я не могла взять в толк — неужели цветы не могут потерпеть до завтра? Неужели ему так хочется мокнуть под дождём, сидя на вожжах целых полтора часа? Так ли это необходимо? А теперь я понимаю, что… Да. Это действительно было необходимо. Но не матери. Это было необходимо самому отцу.       Исанлерд встречал их высокими и внушающими безопасность стенами, а самой первой достопримечательностью, которую им удалось увидеть, являлись его огромные просторные ворота из белого камня с искусно выделанными приподнятыми решётками и собранными по бокам барельефами, узоры которых напоминали переплетения растений и цветов.       — Знаешь, а довольно красиво сделано, — обратила внимание Ева. — У конструкторов определённо имелось чувство вкуса и стиля.       Миновав стены, они оказались на обширной площади, от которой, словно паутина, во все стороны расходились просторные улочки, мощёные аккуратным и ровным камнем. Большинство зданий и построек имели аж до пяти этажей, а небольшие пристроенные к ним башенки были и того выше, однако Исанлерд несколько «проседал», стоило лишь углубиться внутрь. К сожалению, столь величавый первоначальный вид он понемногу растрачивал по мере полного ознакомления, но дело всё ещё спасали сотни диковинных фонарей из бронзы с ярко горящими внутри свечами, под интимным светом которых влюблённые парочки так любили целоваться.       Даже будучи в карете девушки не укрылись от звуков сотен радостных голосов и топота вдвое большего количества ног. Вечерние гуляния были в самом разгаре. Нарядно одетые, жители и гости графства Ираль на целый день стали частью этого занимательного действа, где буквально на каждом углу проводились интересные конкурсы, торговцы выставляли на прилавки самые редкие и диковинные из своих товаров, а двери каждого постоялого двора или таверны были открыты для любого, даже самого перебравшего норму посетителя.       — Здорово… — с некоторым сожалением обронила Дэдай. — Посмотри на них, Лилит. Они действительно счастливы и рады, и радость эта не поддельна. Исанлерд стоит в стороне от всех опасностей этого мира, даже окрестные леса наполнены чудовищами в куда меньшей степени, чем мы привыкли. Над улицами этого города никогда не клубится сизый туман, редко когда эти края омрачаются скверными новостями…       — Только не говори мне, что ты хотела бы переехать сюда…       — О, нет, — усмехнулась Ева. — Просто поймала себя на ностальгии по Анкатэлю. В последний раз только там я имела возможность насладиться столь небывалым ощущением… Как бы назвать…       — Душевного спокойствия? — не думая подсказала тёмная.       — И подъёма. Не пойми неправильно, я до беспамятства влюблена в свои собственные земли, природные недостатки которых давным-давно начала считать интригующими особенностями, но улицы той же Фаи чаще заставляют меня думать о делах и проблемах насущных, нежели позволяют расслабиться.       — Понимаю, — коротко кивнула Лилит.       — А ты когда-нибудь бывала в Анкатэле?       — Конечно. Правда, недолго. Было у меня там одно небольшое дельце… — разбойница запнулась, будто раздумывая, стоит ли рассказывать.       — Времени у нас ещё много, — подмигнула ей графиня. — Так что я бы с удовольствием послушала.       — Хм… Ну, для начала, случилось это года четыре назад, когда я ещё даже с Агударом знакома не была, — Лилит мечтательно вздохнула, приготовившись к длинному повествованию. — Довелось мне как-то раз познакомиться в Лодане с одним очень богатым и известным человеком, что был там проездом. Симпатичный такой мужчинка. Звали его Иносе Вухрес, и был он, как позже выяснилось, купцом. Таким купцом, который за всю жизнь уже столько наторговал, что хватило отстроить самый настоящий дворец на окраине Дэса. Преувеличиваю немного, конечно, не дворец, но очень солидное и большое имение. И вот постигло его несчастье — в имении что-то поселилось. Что-то… Мистическое. Крики и стоны слышны были всякие… Вообще довольно жутко, как будто умирает кто. Кричала якобы девушка. Крики не стихали даже ночью, однако, порой это и не крики были вовсе, а обычные разговоры, по смыслу близкие к абсолютному сумасшествию. Я тогда и говорю этому Иносе — вам бы, дорогой мой, найти кого другого, например шамана, потому что я, обычный рядовой маг, вряд ли чем помочь смогу, — Лилит засмеялась, прокручивая в памяти уже успевший позабыться диалог. — Но нет. Упорно он настаивал на том, чтобы помогла ему именно я. Искорка между нами пробежала, что ли… Засиделись в тот вечер с парой бутылок, про жизнь так много наговорили… А потом Иносе сказал, что он уже даже с навигатором договорился, дабы нас вмиг перенесли. Обещал, что это ненадолго. И обещал хорошо заплатить. Ну а у меня губа тогда была не дура — за обещанное можно было бы полгода безбедно существовать. Согласилась. Ближе к делу — поселил он меня в свободной комнате, которых там десятки были, ибо проживали в поместье одни лишь слуги, да его немногочисленная родня. Побродила пару дней по замку, поудивлялась масштабам «трагедии», перезнакомилась со всеми, но что до голосов — тишина. Они и сами удивлялись тому, что всё на нет сошло. Но это временно. Просыпаюсь третьей ночью — мне будто прямо на ухо орут. Подскочила как ужаленная, прихватила с собой лампу и пошла на звук. Это я сейчас тебе так спокойно рассказываю, в тот момент я чуть ли не до усрачки перепугалась, — со стыдливой улыбкой рассказывала Лилит. — Завёл меня этот голос куда-то глубоко в подвал, где винный погреб был, а там и заговорил со мной уже более… По существу. Это призрак девушки был, как ты уже, вероятно, догадалась. Звали её Геминией, фамилию… Не помню. Рётшильд, что ли… Ох и скверная характером особа была. Обматерила меня на пяти языках мира, пока не сумела внятно объяснить, кто она, и зачем она всем этим занимается. Выяснилось — развлечение у неё такое. Но в последнее время и ей скучно стало. Просила якорь разыскать, который её на этом месте держит…       — Ты разбираешься в шаманизме? — удивлённо округлила глаза Ева, что доселе лишь заинтересованно слушала. — В нём даже я ни черта не смыслю.       — Очень поверхностно, — Лилит непринуждённым движением откинула спавшую на лоб прядку. — Знаю чуть больше необходимых азов. Якорь — это предмет, который связывает духа с миром живых, не позволяя отправиться наверх. Его бы по-хорошему разрушить, чтобы дать призраку покоя, да только девица сама просила этого не делать. Нравится ей, говорит, людей стращать. На этом суть проблемы стала ясна — разыскать якорь, ибо Геминия мне ничего внятного на этот счёт ответить не сумела. Я пошла прямиком к Иносе. Он злой был, как собака — догадался, что насолил ему таким вот образом один из давних знакомых. Начали вместе якорь искать. Искали неделю, кабы не соврать. Перевернули вверх дном почти всё поместье, прежде чем дорвались до самого главного — до чердака. Якорь оказался старинной подвеской, которую запрятали в какой-то сундук. Как только мы её коснулись — призрак Геминии вновь явился. Так мы и поняли, что поиски можно было заканчивать. Я предложила Иносе избавиться от якоря. Не в смысле уничтожить — в смысле перенести куда-нибудь. Но он свои планы имел на эту вещицу, как оказалось. Накинул мне ещё десятку золота сверху и сплавил подвеску на местный чёрный рынок. Насколько успешно продал — я не знаю.       — Продавать чужую… Душу? — непонимающе покачала головой графиня.       — А что ещё было с ней делать?       — Я просто на мгновение представила себя в такой ситуации. Нужно, наверное, обладать исключительно больным рассудком, чтобы обрекать себя на подобные метания и отвергать возможность освободиться…       — Я подумала также, — согласилась Лилит. — Не знаю, насколько правильно было в принципе позволять ей оставаться внутри, но надеюсь на то, что Геминия, кем бы она при жизни не являлась, не пожалела о своём тогдашнем решении. Кстати, Ева…       — Хм?       — Ты ведь не просто так заговорила о Анкатэле, не так ли? У тебя наверняка за пазухой имеется не менее любопытная история. Давай обмен, чтобы было честно.       — А ты становишься всё более наблюдательной, — признала светлая. — Да, мне, скажем так, нужен был небольшой толчок, чтобы рассказать свою историю и не выглядеть при этом слишком навязчиво. Ты наверняка сможешь вспомнить о том, что в момент твоего обучения в АБМ, много лет назад, я на какое-то время исчезла, оставив свой пост.       — Помню такое, только не помню, на каком курсе это случилось, — подтвердила Лилит, пытаясь освежить в голове воспоминания.       — Официальная версия гласила, что я уехала в тур по многочисленным городам Империи, желая лично проконтролировать процесс обучения в местных академиях для повышения уровня квалификации начинающих чародеев. На самом деле всё было несколько… Иначе. Во-первых, я была тогда ещё слишком молодой, а на мои плечи уже успел упасть невообразимый груз ответственности. Я безумно уставала. И очень скучала по своим родным. Но это было лишь вершиной айсберга. Помимо этого я тогда ужасно страдала от одиночества, а ночные кошмары довершали картину, рискуя расшатать мои нервы до такой степени, что я просто свихнусь. Это сейчас я привыкла к кошмарам, но тогда… Мне нужна была разрядка, и с каждым днём это было всё более очевидно.       — И куда же ты уехала на самом деле? В Анкатэль?       — Именно. В лице самой обычной путешественницы. Разумеется, — улыбнулась Ева, — Я не бродяжничала и не спала в лесу, во всяком случае, первое время. Хороший друг моих родителей свёл меня с мастером-друидом, непревзойдённым в своём деле. У него я обучалась техникам медитации, проводя на природе почти всё свободное время. Это как раз поэтому я сейчас смотрю в лес подобно волку из пословицы. Старая привычка. Это не помогло мне искоренить кошмары, но помогло пересмотреть своё отношение к ним. И ко всей ситуации в целом. Это был переломный момент моей жизни, я тогда многое переосмыслила и на многое взглянула по-новому. Одна философия наложилась на другую, другая на третью, а в итоге я смогла взять себя в руки и успокоиться, вернувшись обратно к своим прямым обязанностям год спустя. Людей любить я, впрочем, не научилась — этому всячески воспрепятствовали недавние события в Алых Водах и поездка в Гарджию, — Ева вновь сделала паузу, но не театрального характера.       — Нелюбовь к людям мне знакома, — перехватила инициативу Лилит. — Бывали периоды, когда я буквально ненавидела всех вокруг, от мала до велика. Чаще всего даже без какой-либо толковой причины. Смешивалось всё: мои страдания, несчастья, приключившиеся со мной, с близкими мне людьми, счастье других, на которое я глядела, словно ворон на блестящую монетку, желая выкрасть его, а если не выкрасть, то уничтожить, чтобы никто более не был счастлив вообще. Но вымещать свои страдания, заставляя страдать других, это… На удивление — это работает. Только вот работает это совсем недолго. Спустя какое-то время ты снисходишь до осознания того, насколько жалко в этот момент выглядишь сама, и это подрывает тебя. Сбивает с ног. Давит. Я испытала это очень остро в тот момент, когда ты впервые за долгое время меня встретила. Тогда ты своими словами заставила меня разрыдаться. И это было именно оно — осознание своего собственного ничтожества. Хотя я очень даже сильна, могущественна, но… Это ничтожество в плане душевном. Понимаешь, что ты сам, как человек, не стоишь и ломаного гроша, — Лилит замолчала, почувствовав, как окружение начинает плавно размываться, а глаза — наполняться слезами. Мотнула головой, чтобы прогнать это не вовремя подкатившее откровение, потёрла пальцами виски и успокоилась, очень быстро и легко, внезапно для самой себя.       — Ты — не ничтожество, — властно и уверенно произнесла графиня, развернув Лилит к себе. — И я не о том, что сейчас пора твоей ненависти прошла. Человек, способный произнести подобные слова, способный понять и осознать, способный искренне раскаяться, никогда не имеет права называть себя ничтожеством.       — Ты правда так…       — Да, правда. Ты чудесный человек, Лилит. Один из лучших, кого я знала. Даже такие могут ошибиться. И ещё. Ты же помнишь о моём недавнем путешествии в Лодан, на совет? Пока ты, в то же время, выбивала дух из Жевалье?       — Помню, конечно.       — Так вот, совет был не единственным мероприятием, которое я посетила. Мой учитель годы спустя уехал из Анкатэля, перебравшись ближе к альдорской столице. Там-то мы и встретились снова, спустя уже очень долгое время. В последний раз.       — Ты поэтому в день моего возвращения словно на крыльях летала?       — О, Лилит, на крыльях я летала несколько ранее твоего прибытия. Тогда же это был всего лишь остаточный эффект. Но в целом — да. Я посчитала, что ты должна это знать, ведь… — Дэдай осторожно подбирала слова, — Ведь общаться мы стали намного теснее, чем раньше. Чего уж там — об этом небольшом секрете не знал по сути никто, кроме членов моей семьи. Теперь вот и ты знаешь.       — Спасибо.       — За что, Лилит?       — За доверие.       — Ты его заслужила, — честно ответила Ева.       Эта поездка послужила своеобразным поводом для девушек узнать друг дружку немного получше. И хотя и ранее они не были лишены возможности поговорить, говорили совсем не о прошлом, да и не о своих потаённых страхах. Ева определённо была настоящей копилкой интересных историй, но и Лилит в этом плане не отставала не на шаг. Ну ещё бы, за эти пять с лишним лет вне академии и по большей части вне закона историй у неё скопилось немало.       Внешний вид графини никогда не натолкнул бы окружающих на правильные мысли о её истинной натуре. Потому что он и в самом деле не отражал абсолютно ничего. Спокойствие и невозмутимость? Напускное. Нужен был лишь повод и лишь возможность довериться кому-то, при ком можно не надевать эту дурацкую вуаль сухого безразличия. Ева не была лишена эмоций и чувств, отнюдь, она просто всячески ограничивала их от возможного обнаружения. И, как оказалось, проблемы её затронули схожие с теми, с которыми когда-то довелось столкнуться и Лилит. Разве что последнюю оторвали от семьи несколько раньше, а потом, когда возникла нужда в ней, не было возможности даже кратковременно увидеться и пообщаться.       Кортеж тем временем успел описать целых полтора круга по окраинам Исанлерда, а возничий вновь напомнил о себе, громко постучав по передней стенке кареты.       — Госпожа, когда прикажете сворачивать в сторону особняка?       — Разрази меня Рух! — ошарашенно прошептала графиня. — Лилит, я тут внезапно поняла, что уже полчаса как совершенно не отдаю себе отчёта в том, куда и зачем мы едем. Это всё ты меня заболтала!       — Я? — хохотнула тёмная.       — Прямо сейчас. Мы готовы, — отдала приказ Ева. — Сейчас будем готовы, — уже тише добавила она. — Так, Лилит, куда я дела маски? Чёрт… Ох, вот они, — из под скамьи были извлечена небольшая коробка, таящая внутри себя неотъемлемые атрибуты маскарада. Маска Евы напоминала половину врановой головы с острым клювом в районе носа, маска Лилит же была цельной, закрывающей всё лицо за загадочно-равнодушной безликой миной.       — И ещё кое-что, — светлая надела последнюю часть костюма, полюбовавшись на своё отражение в небольшое карманное зеркальце. — Непосредственно на балу я уже не смогу уделять тебе внимания. За ручки подержаться тоже не сумеем. Я — графиня, а ты — мой телохранитель. Легенда безотказная. Кстати, тебе тоже следует войти в подобный антураж. Зови меня «моя госпожа» и прояви должное почтение, иначе могут возникнуть проблемы с местными… Завсегдатаями… — она закатила глаза, встретившись взглядом с Лилит.       — Я поняла вас, моя госпожа.       — Не смейся. Нет, серьёзно…       — Серьёзно, моя госпожа. Как вы считаете, возможно, мне следует перевести это обращение на постоянную основу? Вы будете моей госпожой не только во время официальных торжеств, вы будете моей госпожой каждый день, утром, днём и вечером, а ночью…       — Лилит!       — Ну что?       — Я предупрежу сразу — там вполне могут возникнуть открытые провокации в мой адрес, так что держи себя в руках. Я знаю, что ты совсем не подросток с городской подворотни, но лучше знать, к чему быть готовой. И не сломай особо приставучим дворянам их милые лица. Иначе потом уши отсохнут от их оскорблений и нытья.       — Разумеется, моя госпожа. Но ежели вы желаете, чтобы ваша верная слуга Лилит первой набила кому-нибудь морду, то только скажите.       — Будь уверена — если кто-нибудь взбесит меня до неприкрытого желания рукоприкладства, то я всенепременно свалю эту работу на тебя. Кстати, тебе, что… Правда нравится такое обращение? — Ева порадовалась тому, что её истинных эмоций за маской было не разглядеть.       — Определённо, оно привнесёт в наши отношения толику разнообразия, моя госпожа — Лилит также поспешила скрыться за физиономией «безликого», дабы не выдать себя.       Кортеж въехал на территорию поместья, миновав невысокие врата, после чего остановился близ нескольких десятков таких же кортежей, что занимали собой целую ораву свободного пространства внешнего дворика, который и был наделён подобными размерами как раз с подобной целью. Девушки покинули карету, а к их компании сразу же прибился Штирн, носивший почти точно такую же маску, что и Лилит, только более широкую и менее дружелюбную, судя по её хищному оскалу.       — Время заключать выгодные сделки и страдать на всеобщем собрании прорвы голодных до слухов и чужих ошибок скалящихся гиен! — оптимистично заявила Ева.       — Пора, — насмешливо подтвердил эти слова Штирн, встав чуть позади и справа от графини, зеркально с расположением Лилит, что стояла левее.

***

      Унизительная, как считала сама «коршуниха», процедура представления широкой публике, наконец, завершилась. Маскарад — условность. Разумеется, ей не удалось скрыться от внимания десятков высокопоставленных господ, заранее поставленных в известность о том, кто из «верхних» эшелонов был также приглашён на этот бал.       Для Лилит процедура отметилась небывалым беспокойством и нервными подёргиваниями век — она внимательно сверлила взглядом сквозь прорези маски каждого, кто приближался к Еве, но ничего необычного или сверхординарного не произошло. Сама же тёмная максимально проигнорировала все попытки других гостей заговорить с ней или же отвлечь, отвечая без оборота головы нечто вроде «Прошу, не сейчас» или «В другой раз». Когда с этим было покончено, то и без всяких объяснений стало ясно как день — следующим на очереди будет граф Иральский. Предстояло дождаться его… Или найти. Ева выбрала первый вариант, в то время как Лилит всё это время оставалась сбоку от неё, на расстоянии в пять шагов, в состоянии полной готовности к любым неожиданным поворотам.       Поиски Лиагиля увенчались успехом, но потребовали некоторых усилий в попытке выделить его фигуру среди толпы разукрашенной знати, от одежды которой во все стороны разбегались искры отражённого света. Сам граф, высокий мужчина в полном расцвете сил, наслаждался компанией молодой спутницы без какой-либо дворянской выдержки, но с весьма миловидным личиком, треть которого скрывалась под изящной маской. Лиагиль масок не носил. Он был статен, ухожен и величав. И, пожалуй, даже красив. Волосы оттенка жжёной соломы были собраны в аккуратный хвост, фрак был выглажен до полного отсутствия каких-либо складок или помятостей, а его манеры и способность стойко держаться, не роняя и крупицы достоинства, восхищали. Но не Еву и не Лилит. Остальных.       Окружена была эта парочка разными людьми — именитые и не очень бароны и графья, просто местные богатеи, ручная охрана первых и вторых, почтительно державшаяся в стороне. Лесть и комплименты лились рекой. Еву подобное злило и раздражало. Лиагиль этим питался.       Поставив на свободный стол бокал с шампанским, к которому графиня даже не притронулась, взяв лишь для виду, она уверенным шагом направилась в сторону Лиагиля, мастерски лавируя между силуэтами гостей, полагая, что сложившаяся обстановка, в которой тот отвлечён всего лишь одной дамой, достаточно неплохо располагала к небольшой беседе.       Запахи дорогих парфюмов смешивались воедино, на фоне играла весьма приятная и расслабляющая музыка, пробуждающая внутри самые сокровенные чувства. Ева была столь сильно и неожиданно для себя тронута мотивами, что на секунду даже позабыла о своих истинных целях и намерениях. Из колеи, что вела в тупик, её вырвал силуэт Лилит, которая ухитрялась смотреться на балу ничуть не хуже изнеженных придворных дам, только в отличие от них могла похвастаться действительно привлекательной спортивной фигурой, что подчёркивалась выразительным платьем, а движения чародейки были наполнены необъяснимой грацией, присущей людям, долгое время изучающим боевые искусства. Ева снова подловила себя на том, что впала из одной крайности в другую — любование фигуркой свой любовницы было наслаждением ещё сильнее отвлекающим от дела.       — Какой чудесный вечер, господа, — эта фраза была констатацией факта и приветствием одновременно. — Вы славно потрудились, достопочтенный граф Лиагиль, должна отдать вам должное.       Последовал короткий кивок головой, сперва в сторону Лиагиля, а потом и в сторону его собеседницы, которая внезапно замолкла, стоило лишь Еве нарушить её приватное единение с графом.       — Ваши слова, достопочтенная графиня Дэдай, я не могу истолковать иначе как величайшую похвалу в свою сторону. Благодарю вас, — галантно склонил пред ней голову виновник торжества, натянув на свою физиономию добродушную улыбку.       Ева продолжила, придав своему голосу официальный тон.       — Исанлерд похож на пышущий здоровьем организм, наслаждающийся жизнью, что, по известным причинам, редкость в наше послевоенное время…       — Он являет собой торжество вашей победы, графиня. А кому, если не вам, мы все обязаны тем, что заклятый враг был сломлен и разбит?       — Нашей победы, граф Лиагиль, — посмурнев, поправила его девушка. — Не приписывайте мне подвиги наших доблестных воинов, что не жалея себя рисковали жизнями во имя великой цели. Никакой командир, пусть и миллион раз талантливый, не сумеет разбить вероломного врага без поддержки тех, кто стоит за его спиной.       — Признаться, вы правы, — без тени смущения согласился с ней мужчина. — Ну да не будем в этот вечер о кровавой и жестокой войне. Вы уже оценили винную палитру? Я, знаете ли, приказал достать из погребов всё самое лучшее. А музыкантов пригласил из самого…       — Прошу простить мои манеры, — она не стала дослушивать его до конца, — Но привело меня сюда, достопочтенный граф Лиагиль, не столько желание насладиться музыкой и винами, хотя и их я бы оценила самым высоким баллом, сколько возможность небольшого личного разговора наедине с вами, на который я бы искренне хотела надеяться. Уверяю, это займёт не более пятнадцати минут вашего времени, но важность этого разговора колоссальна.       — Личного? — удивился тот. — Прямо сейчас? Ох… Должен сказать, вы несколько меня озадачили. А разве не могли бы мы побеседовать прямо…       — Прямо здесь — нет. Это личный разговор, уважаемый Лиагиль. Я бы хотела попросить вас о некоем уединении, и одновременно с тем заверить вашу молчаливую спутницу в том, что уже очень скоро я верну вас в её полное распоряжение в целости и сохранности.       Эти слова заставили Лиагиля звонко рассмеяться, попутно привлекая всеобщее внимание, пусть и не намеренно и без злого умысла.       — Простите, госпожа Дэдай. Я не представил вам эту славную девушку, что является непростительным невежеством с моей стороны…       — О, наверняка я сумею простить вас.       — Эта неописуемой красоты особа — Рина Делия, художница, что так любезно предоставила несколько десятков своих восхитительных работ для украшения главной залы, — начал Лиагиль. — Она не так хорошо известна широкой публике, но это лишь пока что! Я уже договорился с одним своим хорошим другом о том, что…       — Рада знакомству, — Рина обменялась с Евой лёгкими уважительными кивками.       — Взаимно.       — …но кем бы мы были, если бы не уделяли должного внимания искусству? Кем бы мы…       — Досточтимый граф Лиагиль… — вздохнула Ева. — Я уверяю вас — мы ещё вдоволь успеем обсудить эти прекрасные картины. А сейчас же…       — Разговор! Важный разговор! Конечно, госпожа Дэдай, — спохватился тот, жеманно пригладив миниатюрной ладонью свои волосы. — Если уж дело и вправду не терпит никаких отлагательств, то я бы хотел предложить вам побеседовать на лоджии. Не переживайте, мы не замёрзнем, я совсем недавно застеклил её замечательными витражами и…       Лилит чувствовала себя как не в своей тарелке. Ожидаемо, если так посудить. К общему веселью присоединяться было нельзя, да и если бы даже можно было — она в любом случае не знала, как. Она держалась на расстоянии, которого хватало для того, чтобы слышать голос графини и улавливать общую тему её разговоров с Лиагилем. Молчаливый Штирн разделял её участь, делая по сути всё то же самое, лишь только вид у него был ещё более скучающим.       В глазах Лилит Штирн был несколько нестандартной личностью. За всё то время, что она была с ним знакома, они ни единым лишним словом не обмолвились, всё было исключительно по делу и носило полуофициальный характер. Возможно, это следовало исправить. А возможно Штирн просто не умел иначе.       — Наслаждаетесь праздником? — с усмешкой, незаметной из под маски, поинтересовалась у него девушка. Она не рассчитывала на какой-либо ответ, но он, тем не менее, последовал.       — Полагаю, что наслаждаюсь им не более вас. Или не более графини.       — То есть не наслаждаетесь вовсе, а лишь выполняете свою работу, — закончила за него Лилит.       — Именно, — согласился Штирн. — Впрочем, жаловаться не приходится. Я не думаю, что мы задержимся здесь надолго. Кажется, наша госпожа вот-вот вырвет Лиагиля для приватного разговора…       Лилит не была умельцем делать верные выводы о людях с самого первого взгляда и с самых секунд знакомства, скорее предполагала нечто, что могло потом оказаться как истиной, так и ложью, но от графа, по её скромному мнению, так и разило напускным фарсом и лестью, которую он заливал в уши каждому, кому только мог. Вопрос — зачем и ради чего. Ради банального желания угодить всем и вся? В этот вечер, сдаётся, как раз поэтому.       — И то верно, — вполголоса произнесла Лилит.       Их обоих, казалось, совершенно не трогала атмосфера, в которую они попали. И если Ева Дэдай совершенно честно успела насладиться музыкой, то от ушей Лилит и Штирна оная как-то незаметно ускользала, воспринимаясь скорее как некое абстрактное ненавязчивое звуковое сопровождение к этому вечеру и не более того. Напитков было много, еда манила своим ароматом, да только притронуться ко всем этим деликатесам девушка так и не решилась. По двум причинам. Первая — для этого потребовалось бы как минимум избавиться от маски, которая отлично справлялась с тем, чтобы прятать её личико и светящиеся глаза от остальных. Вторая — кажется, ещё совсем недавно сама Ева говорила о том, что следует быть осторожнее с распитием алкоголя на подобных торжествах. Вряд ли граф собирался почём зря травить приглашённых господ, но снизить риск до абсолютного нуля можно было всего лишь одним способом — полным отказом от искушения.       Они оставались в тени, за кулисами. В стороне от основного действа. Они старались слиться с декорациями. И пока что получалось вполне неплохо.       — Пойдём, Лилит, — уверенно произнёс Штирн. — Кажется, ей удалось.       Не дожидаясь ответа тёмной, он расслабил плечи, выровнялся, скрестил руки за спиной и неспешным, но очень чётким шагом направился вслед за удаляющимся силуэтом своей госпожи. Хоть это и было почти невозможно с его пропорциями, но Штирну удавалось смешиваться с дворянами так, словно он был одним из них. Кажется, мужчина к подобным мероприятиям за годы работы на Дэдай привык. Привык, но так и не смог найти способ получать от них удовольствие.       Ева же, в свою очередь, приняла приглашение Лиагиля и взяла его за руку, пусть и не испытывала от этого контакта никаких положительных эмоций. Сделала она это скорее ради поддержания образа, да и хоть какие-то общепринятые традиции сегодня стоило почтить, дабы не показаться уж совсем безнравственным дикарём.       Лилит и Штирн проследовали за Лиагилем и Евой ровно до той поры, пока последняя отрицательным движением головы не дала им понять, что на лоджии хотела бы остаться исключительно в компании графа и в их сопровождении не нуждалась.       — Не люблю ходить вокруг да около, граф Иральский… — заговорила Ева, прикрыв за собой стеклянную дверь и избавившись от надоевшей маски.       — О, это я заметил, — иронично подметил тот.       — …поэтому я сразу перейду к делу, с вашего позволения проигнорировав прелюдии.       — Я внимательно вас слушаю.       — Как я уже упоминала ранее, значение нашего с вами разговора и в самом деле колоссально. Я хочу предложить вам сделку.       — Сделку? — удивился мужчина. — Какую сделку?       — Торговую сделку, достопочтимый граф Иральский, — терпеливо пояснила девушка. — Учитывая обстоятельства, о которых я не могу поведать вам в полной мере, я всё ещё считаю её крайне важной, и лично для меня она не терпит никаких отлагательств. Мне нужна древесина, господин Лиагиль. Сухая древесина в огромных количествах, дабы прикрыть бреши моих прохудившихся в последнее время запасов. Мне нужно две тысячи кубов. Стандартная рыночная цена составляет двадцать серебряных монет за куб, но ближайшие ко мне поставщики начали нещадно задирать ценники, требуя чуть ли не сорок пять, а порой даже и больше. Рост цен временный, связанный с повышенным спросом с моей стороны, спустя месяц или два древесину они вновь опустят до двадцати пяти или около того, но я не имею возможности ждать так долго. Вам я готова платить по тридцать за куб, и эта небольшая наценка сопряжена с некоторыми дополнительными условиями…       — Условиями? — переспросил мужчина. — И какими же?       — Сделка должна остаться между нами и не получить афиширования.       — Разумеется, госпожа Дэдай. Право, это условие вы могли даже не упоминать — не имею привычек болтать о важных торговых соглашениях, чтобы это не вылилось мне боком. И у вас будет всего одно условие? Такое незначительное?       — О, оно вовсе не столь незначительно, как вы думаете. Для меня оно имеет огромное значение. Дело государственной важности, граф Иральский, не терпящее никаких, даже самых маленьких промашек… Таким образом, — Ева вырвала небольшую паузу на математические расчёты, — Тысяча двести золотых монет. Таково моё предложение за две тысячи кубов древесины из ваших запасов.       Она сцепила руки в замок за спиной и отвернулась в сторону окна, понимая, что Лиагилю требуется некоторое время на размышления. На её лице не читалось никаких эмоций, лишь в глазах метались едва различимые искорки нетерпения, а красноватая аура, обычно незаметная, чуть выделялась из полумрака.       — Я определённо удивлён, госпожа Дэдай, — наконец, молвил он, заставив её слегка вздрогнуть от неожиданности. — И не столько объёмами необходимой вам древесины, не столько разумной ценой, что вы предлагаете, а в первую очередь тем, что некие ушлые дельцы вынуждают вас пополнять её запасы на столь варварских условиях! Это абсолютно неприемлемо, поступать с вами столь гнилым и мелочным образом. С вами, с той, кому все мы обязаны воцарившимся в империи миром, пусть вы и не желаете присваивать себе больше, чем, по вашему мнению, заслуживаете…       — Спасибо за чуткое понимание ситуации, граф Иральский.       — Полагаю, что вы ждёте от меня незамедлительного ответа прямо сейчас, а оттого не стану затягивать. Позволите мне немного высказаться? Буквально в паре предложений…       — Конечно, — кивнула Ева. — С удовольствием выслушаю.       — В первую очередь, я ценю ваше доверие, ведь из всех возможных кандидатов на данную сделку вы выбрали именно меня. Позвольте мне немного поведать вам об Исанлерде, — Лиагиль встал рядом с графиней и устремил взгляд вдаль, в сторону звёздного неба. — Вы определённо попали по адресу, потому как на территории моих владений древесина заготавливается в огромных количествах, но пополняют мою казну вовсе не природные ресурсы. Мы живём торговлей, госпожа Дэдай. Я, в силу своего возраста, а я уже давным-давно не юнец, начинаю потихоньку задумываться о том, какое наследие оставлю своим потомкам. Мой отец некогда завещал мне эти чудесные земли, а завещав, потребовал от меня того, чтобы я бросил все свои силы на их дальнейшее развитие и обогащение. Так вот теперь и мне в скором времени предстоит завещать их уже своим детям, а с высоты своей колокольни я понимаю, что нет ничего лучше, чем вместе с землями завещать нечто, что сможет всегда поддерживать экономику графства на должном уровне…       — К чему вы клоните, господин Лиагиль?       — Понимаете, госпожа Ева, ваши деньги, эти тысяча двести монет, они… Они не сделают мне погоды, понимаете? Вы знали, например, о том, что с недавних пор я и сам начал выдавать лицензии на золотодобычу в русле реки Ингры? В моих планах вырастить Исанлерд если не до уровня столицы, то до уровня Гариана, или, на крайний случай, Хальдера. Я не польщусь столь выгодной ценой, но… Но! — Лиагиль прервался, прочистив горло. — Но я бы хотел предложить вам сделать инвестицию в развитие моих вотчин иным способом, более выгодным, как мне кажется…       Ева молчала, а в сердце её начали закрадываться сомнения и опасения. Перебивать она не стала, решив дать графу возможность высказаться до конца, всё ещё не понимая, в каком направлении он желает развить этот диалог.       — С вашим завидным положением при дворе и с вашей поддержкой в лице самого императора Крэворда Сиггейра… Госпожа, поддержите моё ходатайство на постройку крупного портала в Исанлерде! — Лиагиль слегка повернул голову в сторону собеседницы. — С вашими связями явно не станет проблемой поспособствовать тому, чтобы постройка столь массивного артефакта была завершена в кратчайшие сроки! Только представьте, что нам это даст! А из вашего же кармана, уверяю, не пропадёт ни единой медной монетки, вместе с тем, что я, несомненно, уже завтра отдам распоряжение о скорейшей доставке древесины в земли вашего графства…       Её лицо застыло в удивлении, подобное которому она испытывала крайне редко. Оно было вызвано внезапным, полным и безоговорочным разочарованием в своём собеседнике. Еве всегда казалось, что Лиагиль отличается от остальных дворян особым складом ума и хитростью, просто скрывает истину, как её скрывала и Дэдай. На деле же всё оказалось куда печальнее, чем предполагала девушка.       Теперь ей стало понятно, что он совсем не торговец. О нет, он такой же, как и все остальные. Он точно такой же, как и три Гарджийских правящих дома, такой же, как Бранико Жевалье, такой же, как и те лицемеры, что празднуют «великую победу» над идеологическим противником. А она, решившая, что может ему доверять, решившая, что он стоит её внимания, пришла к нему с предложением взаимовыгодной сделки, понадеявшись на то, что Лиагиль не обделён здравым смыслом и логикой. Она позабыла о том, что здравый смысл для дворян — редкость. Её одурачили его напускные манеры.       С осознанием всего этого из нутра Евы вырвался сдавленный смех, который с каждой секундой становился все игривее и громче. С каждым сокращением диафрагмы графиня чувствовала, как ей становится легче, чувствовала, как она обретает абсолютное безразличие к происходящему. Немного остыв, Ева подняла свои блестящие от слёз глаза и произнесла, обращаясь непосредственно к господину Иральскому, который всё это время чередовал на своей физиономии эмоции смущения и непонимания.       — Уважаемый граф Лиагиль Иральский, — начала она, придав своему голосу серьёзность, что сильно контрастировала со слезами и снисходительным изгибом губ, — Вы понимаете, чего вы просите? Нет, не так. Вы осознаёте, чего желаете? Вы говорите мне о том, что хотите прославиться как добрый и справедливый владыка, который печётся о своих поданных и наследниках, но не понимаете, что сейчас пытаетесь откусить кусок, который просто не в состоянии переварить. И, дабы стереть это выражение глупой обиды с вашего лица, я объясню вам, почему это невозможно. Внимайте моим словам, они того стоят. Прежде всего, граф Лиагиль Иральский, — Ева теперь называла своего собеседника только так, полным и официальным обращением, — Мне бы хотелось рассказать вам, что такое сделка. Сделка — это когда обе стороны получают что-то, из чего смогут извлечь выгоду и, что самое главное, это «что-то» должно быть эквивалентно, иначе это уже не сделка. Если один человек даёт другому золотую монету, а сам получает в ответ благодарность — это не сделка, а жертва. Я терпеть не могу жертвы. Я презираю их всем своим естеством, но сейчас не об этом, иначе выделенные вами мне пятнадцать минут истекут до того, как я смогу закончить. Позвольте объяснить вам теперь, что служит причиной моего искреннего и неподдельного смеха. Вы что, правда уверены в том, что портал будет вам по карману? Дорогой граф Лиагиль Иральский, боюсь, что даже всех ваших лесов не хватит для того, чтобы окупить и половины стоимости портала. Вы хоть приблизительно знаете цену своего каприза? — Ева покачала головой, рассмеявшись снова, — Это не тысяча золотых, не две тысячи, и даже не пять. И даже, да простит меня Святая Чета, не десять! Эта сумма приблизительно равна сумме, в которую можно оценить весь Исанлерд! Понимаете? Нет, правда, вы понимаете, что речь идёт о сумме с пятью нулями? Вы этого не понимаете. И это не единственное, чего вы не понимаете, к моему величайшему разочарованию.       — Но ведь… — попытался взять слово Лиагиль.       — Но ведь вы хотите сказать о том, что оплачивать эту постройку из своего кармана мне не придётся? — угадала его мысль Ева. — Это верно. Да, я могу убедить культистов Линхельма начать сооружать портал в вашем графстве, возможно, мне даже удастся убедить Крэворда проспонсировать вашу «маленькую» прихоть, но вы должны понимать, что, будучи в здравом уме и трезвой памяти, я этого не сделаю. Зачем мне делать что-то, что создаст огромные риски конкретно для моей персоны? Вы же помните, что являлось целью тенийцев во время недавних военных событий? Вы же знаете, что такое сеть порталов, захваченная противником? Дальше — больше, уважаемый граф Лиагиль Иральский. Как я уже сказала — я могу организовать постройку ещё одного портала, но зачем я должна делать это в такой глуши, уж простите, как Исанлерд? На меня посмотрят как на идиотку, и не стану кривить душой — будут правы. Город не несёт никакой тактической и стратегической ценности, а ваше владение золотыми рудниками в любой момент может ускользнуть из ваших рук, если того потребуют на совете. У вас нет ничего, чем вы могли бы оправдать такое опасное и дорогостоящее строительство. У вас нет ничего, кроме по-детски наивного желания заполучить в своё распоряжение такую вещь, как портал, слабо представляя, что сеть, в первую очередь, была основана не ради торговли и не ради чьего-либо обогащения!       Дэдай глубоко вздохнула, пытаясь унять гневную дрожь в руках. Ладони непроизвольно сжимались в кулаки.       — Если бы вы хотя бы немного разбирались в природе того, о чём намерены просить… Если бы вы не стали столь презрительно отзываться о золотых монетах из моей казны… Мои деньги не сделают вам погоды? А что сделает? Лишённая взаимовыгоды жертва? Вы сделали всё, чтобы разнести в пух и прах все законы логики и нанести мне личное оскорбление своим вопиющим невежеством.       Теперь и снисходительная улыбка пропала с её лица, а маска коршуна, что ранее была у Евы в руках, оказалась на полу.       — Я пришла на этот «праздник» с определённой целью, уважаемый граф Лиагиль Иральский. Но, хорошенько подумав, я с уверенностью могу заявить, что зря потратила время на весь этот фарс.       Ева отвесила изумлённо застывшему на месте мужчине прощальный поклон, что так и сквозил неприкрытой издёвкой.       — Прощайте, Лиагиль, граф Иральский. Желаю вам хорошо повеселиться на сегодняшнем празднике. Как жаль, что сама я в полной мере уже не смогу его оценить…       Закончив, она, не возжелав слушать никаких возможных оправданий, решительным движением распахнула дверь и встретилась взглядом своих испепеляющих глаз с Лилит и Штирном. Только они демонстрировали её истинные чувства. Лицо же оставалось спокойным.       Штирн, который уже привык понимать всё без лишних объяснений, взял слово.       — Рискну предположить, что все вопросы решены, и мы можем ехать? — осторожно поинтересовался мужчина.       — И немедленно, — подтвердила сказанное Ева.       Лилит промолчала.       Втроём они направились к выходу из залы, миновав десятки веселящихся гостей. Теперь уже никому из их компании не было дела до этого праздника души, к сожалению или к счастью. Прощаться тоже было не с кем. Бал-маскарад они покинули без задержек.       За что нужно отдать должное подчинённым Евы Дэдай — они в принципе не болтали много, и лишних вопросов не задавали в том числе. Никто не счёл нужным спросить, действительно ли они уезжают спустя всего четверть часа, не успев толком насладиться ничем, кроме пейзажей Исанлерда. Если был дан такой приказ — значит это было необходимо.       Уже в карете, когда она плавно покатилась по мостовой, Лилит отважилась заговорить, ибо напряжение было столь осязаемым, что чувствовалось каждой клеткой кожи. Определённо, её наставнице было, о чём выговориться и что рассказать. И долгожданная пора избавиться от масок тоже пришла — они несколько нервировали девушку.       — Ева… — её ученица уже не была отвлечена созерцанием. Её глаза смотрели прямо в глаза светлой. Она догадывалась, что примерно сейчас услышит. — Так что же всё-таки произошло? У тебя такой взгляд, будто…       Графиня почувствовала себя легче сразу же после того, как покинула это проклятое поместье, наполненное лишь лизоблюдами, лицемерами и их немногочисленными жертвами. Как будто прежний давящий груз разочарования начал спадать и исчезать, оставляя после себя тупую злобу, что сама по себе была непривычна для разума Евы. Но она была благодарна Лилит за возможность начать этот разговор.       — Как будто я была готова сожрать Лиагиля живьём? — иронично предположила Дэдай. — Да, догадываюсь, что примерно так я сейчас и выгляжу.       Лилит привстала со своего места и переместилась на одну скамью с графиней, протянув ей руку. И Ева приняла её, частично вернув себе восприятие реальности.       — Стало быть, вы не сговорились… — осторожно толкнула тему вперёд тёмная.       — О да, мы не сговорились, — кивнула ей Ева, возмущённо сведя вместе свои белоснежные брови, — Я предложила ему сделку: золото в обмен на товар. По весьма выгодной цене, Лилит, прошу заметить. Но он её не отклонил, нет, ты не подумай. Подобное не смогло бы заставить меня взбеситься и практически вылететь из этого гадюшника, сдерживая рвотные порывы и острое желание выпустить туда своего дракона. О, нет. Достопочтенный граф оказался таким же проходимцем, как и многие до него. Лиагиль предложил мне, Лилит, слушай меня сейчас очень внимательно, построить ему портальную арку в обмен на две тысячи кубов сушёной древесины.       — Погоди, — непонятливо нахмурилась Лилит. — Портальную арку? Ты имеешь ввиду…       — Под портальной аркой я имею ввиду именно портальную арку, как ни странно. Типа той, что была построена в Лодане, близ АБМ, чтобы ты уж точно меня поняла, милая моя Лилит. И да, Лиагиль говорил это на полном серьёзе и даже попытался найти какой-то призрачный аргумент, дабы заставить меня согласиться. Чёрт бы побрал всех этих накрахмаленных говноедов! — впервые в присутствии Лилит выругалась Ева. — Предложить мне, торговцу, сделать добровольное пожертвование!       Разбойница впала в некий ступор, борясь с желанием задать главный интересующий её вопрос.       — А какова на самом деле примерная стоимость подобной арки? — она крепче сжала ладонь Евы, словно стараясь успокоить и приободрить свою госпожу.       — Хм… Я скажу. Если брать самые скромные варианты, не блещущие особым комфортом и не занимающие половину улицы, то… — графиня призадумалась, — Где-то сто двадцать или сто пятьдесят тысяч. Если говорить конкретно о лоданском портале, то его постройка в своё время обошлась почти в восемьсот, насколько мне известно. Конечно, Лиагиль не был идиотом в такой степени, чтобы просить меня за это заплатить. Но был в такой, чтобы рассчитывать на моё влияние, посредством которого я должна буду убедить Крэворда в необходимости подобного сооружения и полного его спонсирования.       — Он выжил из ума!       — Нет, Лилит, боюсь, что не выжил. Поначалу мне тоже показалось, что он либо перебрал вина, либо ляпнул, не подумав, но чем дольше он говорил, тем яснее становилось. Он захотел иметь свой собственный портал в этой сраной дыре, чтобы в дальнейшем расширить и укрепить своё влияние посредством новых торговых путей! Он имел исключительно эгоистичные цели и даже не пытался это скрыть! Лиагиль совершенно честно и искренне желал нажиться на мне и на своей древесине в тысячекратной степени! Как можно быть настолько тупым и недалёким? — Ева говорила и непонимающе качала головой, словно задавала эти вопросы сама себе. — А за кого нужно держать меня, рассчитывая на моё согласие? За тридцати трёх летнюю особу с мозгами десятилетнего ребёнка? Прожужжал мне все уши своей гнилой лестью, выставив чуть ли не спасителем этого мира, а следом… А следом, видимо, посчитал, что спасителю миров на войне голову отбили до состояния полной невменяемости…       Какое-то время девушки молчали.       — Но что заставило меня возненавидеть это место всей душой? Что заставило испытать столь всепоглощающую злость, что я даже не попрощалась с остальными гостями? Думаю, что сейчас я готова дать ответ. Мои обманутые ожидания. О, Святая Чета, Лилит, видела бы ты его лицо в тот момент, когда я, едва сдерживая себя, разъясняла этому кретину всю абсурдность его предложения! Не себя он считал идиотом! Он считал идиоткой меня! Сука, до чего же тупорылый осёл! Бьюсь об заклад, что даже сейчас он всё ещё ничего не понял!       Графиня сделала глубокий вдох, словно выталкивая из себя пережитый негатив, оставивший ощущение сродни тому, какое ощущение оставляет запах дерьма на подошвах новой пары дорогих сапог. Грязноты и брезгливости.       — Ева, не бери в голову, — мягко улыбнулась ей Лилит. — Я ничуть не жалею, что мы и лишней секунды не задержались во владениях Лиагиля. Какой же это праздник? Торжество блядства, разврата и самый настоящий памятник человеческой алчности.       — Да я думаю, дело не столько в алчности, сколько в небывалой наглости. В прошлый раз я так бесилась в Гарджии, когда местные «божки-правители» всячески пытались довести меня до белого каления и расправы над их жалкими душонками. У меня, знаешь, до сих пор осталось стойкое ощущение того, что вместо стремления заключить союз ими руководило стремление спровоцировать внезапную войну. Клянусь, с той поры и до этого момента не происходило более ничего, что могло бы выморозить меня так же сильно.       Немного остыв, Ева стянула раздражающие туфли на высоком каблуке и поджала под себя ноги, попутно откинувшись на спинку багрового сиденья и расслабив плечи.       — Вот почему я на дух не переношу подобные мероприятия. Теперь к обширной коллекции моих титулов вроде «Белой Стервы» или «Зазнавшейся Суки» добавится ещё один. Впрочем, мне уже давно фиолетово, кто и как меня называет. Более того, однажды я запишу все их имена на большом ватмане и заставлю церемониймейстера всё это зачитывать, когда придёт время. А затем взгляну в глаза каждому из присутствующих. Мне очень интересно, что я смогу увидеть внутри них.       Ева плотнее сжала руку любовницы, после чего встревоженно огляделась по сторонам, в тщетных попытках найти свою маску.       — Ох, я воистину была настолько поражена, что случайно забыла в поместье незаменимую деталь своего наряда светской проститутки. Ну и чёрт с ней. Знаешь что, Лилит?       — Что, Ева?       — Весь этот идиотизм, что окружает меня… Все эти люди, что стоят на моем пути — слепцы, не желающие прозреть. Воюют между собой, грызутся за каждый клок эфемерной власти, которую не могут удерживать в своих руках без чьей-нибудь помощи. Я ненавижу каждого из них. Всю свою жизнь ненавидела и буду ненавидеть дальше. Кто дал им право судить меня? Кто дал им право меня оскорблять? Презирать меня? Меня! Ту, которая вырвала для них их же свободу и возможность проводить балы! Ту, что поддерживает их, ту, что беспокоится об их сохранности! Разве я многого просила взамен? Всё, что мне было нужно — чтобы никто не вставал у меня на пути, не мешал, не пихал палки мне в колёса, оставил в покое и пользовался теми благами, которые я им предоставляю, с благодарностью, а не с упрёком. О, нет, эта речь — вовсе не кратковременное помутнение рассудка. Внезапно для себя я осознала, почему всё происходит именно так. Люди, которые действительно пытаются что-то делать и как-то помочь, сталкиваются с непреодолимым барьером чужой ненасытной жадности, не поддающейся никаким разумным объяснениям. Те, ради кого мы так жертвуем собой, считают, что раз они пользуются благами, которые им предоставляют другие, то имеют на них полное право. Нет! Нет, чёрт бы их побрал! Не имеют! Они не имеют права на чужую милость! Лишь предоставляющий эту милость имеет право предоставлять её. Он преподносит им свой дар, а они… Каким моральным кодексом надлежит руководствоваться, чтобы требовать от других добровольной жертвы в угоду своему безбожному обжорству? Нет, — она покачала головой, — Всё кончено. Никаких больше уступок. Никаких компромиссов. Если они хотят заставить меня сражаться — я буду сражаться. Нельзя побороть чуму, не уничтожив её источник, нельзя спасти организм, не ампутировав поражённую гангреной конечность, нельзя привести империю к благополучию, не избавившись от всех паразитов, как внешних, так и внутренних. Нас ненавидят мерзкие тенийцы, нам в лицо смеются недалёкие гарджийцы и нагло глумятся беспомощные островитяне. Чаша моего терпения уже давно переполнена. Первой каплей стала Гарджия, которую я хотела спасти от участи рабов в руках Тения Моры, второй каплей стала выходка Ивора Хатра, человека, чьи территории я старалась сохранить всеми возможными силами, ну а третьей и последней каплей стал этот проклятый бал. Всё это время я лишь наблюдала, терпела, переносила, приспосабливалась… Увиденное поражало моё сердце и разум, моё терпение, словно замок, находилось под постоянной осадой этого мерзкого общества, а теперь же… А теперь я готова сдать им этот замок без боя, Лилит. Но они ошибутся. Все они. Адриан Никулеску, Ивора Хатр, Линемор Вангард, Бранико Жевалье, Лиагиль Иральский… Они покорят столь желанный замок и обратят его в пустоту, но в недрах этой зияющей пустоты, под обломками былого величия, зародится новый огонь. И этот огонь поглотит их всех.       Закончив, Ева закрыла глаза и глубоко вздохнула, после чего всем телом прижалась к Лилит, словно та была единственным человеком, способным понять и принять.       — Из остывающего пепла их останков родится новый мир. Мир, в котором можно будет жить, а не существовать. Вот, чего я желаю больше всего на свете, вот, ради чего я живу, вот, за что я борюсь, и вот, за что я готова отдать свою жизнь.       — Я буду рядом.       — Лилит…       — Что бы ни произошло. В любом случае. Я буду с тобой, Ева. А ты сделаешь всё, чтобы я не была вынуждена сожалеть об этом.       — Сделаю, Лилит. Ради тебя я сделаю всё, что угодно.       На несколько минут внутри повисла тишина. Они не говорили. Они думали. Человек, с которым есть о чём поговорить — дорог. Человек, с которым есть о чём помолчать — бесценен. Молчать и вслушиваться в мирное дыхание друг друга, осознавая, что если и есть на свете чудеса, то они куда ближе, чем могут показаться. Графиня Дэдай была чудом для Лилит. А Лилит была чудом для графини Дэдай. Чудом, встреченным тогда, когда надежда на чудеса пропала.       — Кстати о титулах, что ты безустанно зарабатываешь с каждой новой поездкой в люди… — брюнетка говорила, сложив голову на груди Евы. — А знаешь, какой из твоих титулов мне нравится больше всего?       — И какой же? Белая Стерва?       — Не-а.       — Ну, не томи…       — Моя госпожа.       — Лилит, снова ты за своё… — не удержалась от пошлой улыбки графиня. Она не хотела подавать виду, но услышанное отчего-то очень сильно взволновало её, заставив стук в груди ускориться примерно на одну десятую от привычного темпа.       — Мы устроим особый бал, когда вернёмся. Приватный, я бы сказала. Приглашены будут всего два человека, и никаких масок носить не придётся. Там не будет напыщенных болванов, мерзких лестных речей и пафосных ублюдков. Там вообще… — тёмная мечтательно вздохнула, — Никого не будет. Кроме нас с тобой. Да и кстати, танцевать вовсе не обязательно — я вот, например, всё равно не умею. Во втором акте бал плавно переместится из нашей спальни в сторону кровати, а там… А там, моя госпожа, настанет время небольшого сюрприза.       — Сюрприза?       — У меня в голове недавно созрела крайне любопытная теория, которую мне бы очень сильно хотелось проверить на практике. К сожалению, её не проверить в одиночку. Мне обязательно понадобится компаньон, — хмыкнула Лилит, порождая в голове Евы целую кучу вопросов, но жестоко оставляя их без ответа. — И этим компаньоном станете вы, моя госпожа. Вы же не станете отказываться?       — Продолжай говорить загадками, Лилит, и, вполне возможно, твоя госпожа столь сильно сгорит от нетерпения, что заставит проверять теорию прямо здесь и сейчас.       Карета проехала ещё какое-то расстояние, пока Исанлерд не скрылся из виду. И там, без присутствия нежелательных глаз и ушей, маги-навигаторы сотворили своё действо, раскрыв крупный зеленоватого цвета купол, в котором скрылась вся процессия. Купол посверкал в темноте ещё несколько секунд и плавно растворился, оставив после себя лишь снопы разноцветных искр.

***

      — Если ничего не остаётся, кроме как поступить плохо, это ведь уже не поступок, а судьба. Делаешь то, что должна. Я долго думала об этом. Думала о том, как витиеватая дорожка свела нас именно в тот момент, когда и ты и я, мы обе нуждались в этой встрече. О том, как сплелись воедино характеры, которые не подходили друг другу ни по каким логическим доводам и причинам. О том, как это повлияло на нас. У меня было время на раздумья. Я не была, как ты, отвлечена проблемами налаживания поставок или разрешением политических нюансов. Поэтому я и могла позволить себе эту вольность. И теперь, когда ты, Ева, озвучила мне весь груз, что лежит ныне на тебе, я внезапно поняла, что мне есть, что тебе ответить.       Я поняла, что послужило причиной изменений. Я проанализировала весь маршрут, что начался ещё пять лет назад, в стенах академии, вплоть до момента, как мы встретились. Пять лет — небольшой срок. Но порой нечто, что изменит тебя до самых глубин, случается в течение считанных дней, если не часов.       Я помню своё первое задание на вольных хлебах. Назови это контрактом, если будет проще для понимания. Купец, что просил сопроводить его из небольшого городка близ Хальдера до другого. Три дня. Опасной была дорога. Дикие животные, монстры, а на дворе зима. Холод. Мы поехали. Я спасла его жизнь дважды, если не трижды. Мы сдружились за время дороги. Он приехал в город и… Испарился. Под каким-то невинным предлогом, я уже даже и не смогу назвать. Я помню, как я удивилась — неужели он исчез? Куда? У него возникли какие-то проблемы? Мы должны были встретиться, чтобы он заплатил мне за мои услуги найма. Но мы так больше никогда и не встретились.       Где-то через месяц я была проездом в Горинцах. Это маленькая и неприметная деревня на просторах югов Альдорской империи. У главы одного достопочтенного семейства пропала дочь, а меня попросили найти. Я согласилась. Я хотела помочь, хотела, чтобы она нашлась. Хотела, чтобы родители вновь обрели счастье и покой. Я вырвала малышку из лап скалгриса, что обитал в близлежащем лесу. Ужасная тварь. Огромная и невероятно опасная. Не спрашивай, как это было. Я… Не помню. Помню как боялась, что она погибнет. Но она не погибла. Радостная, я вручила им их дочь. Они захлопнули дверь прямо у меня перед носом. Я хотела узнать — почему? Почему они даже не сказали мне банального «спасибо»? Они ответили, что ничем не обязаны мне, ведь я согласилась на задание, ничего не спросив о награде и ничего не попросив взамен в самом начале. Получается, я помогала им бесплатно, и не в праве чего-либо требовать. Пусть так. Я покинула деревню тем же вечером.       Ещё примерно полгода спустя я вступила в ряды добровольцев, что пытались найти и уничтожить досаждавшую всем местным разбойничью шайку, орудующую где-то в Чаще Заблудших. Они грабили и убивали, не гнушаясь никаких моральных норм. Я смогла вывести нас на верный след. Я участвовала в этой резне, уничтожив с десяток ублюдков своими собственными руками. Я была ранена. Меня бросили умирать, чтобы не делиться со мной наградой и славой. Меня. Бросили. Умирать. Ту, которая радела за сохранность мира и покоя простых жителей. А зачем им я? Со мной пришлось бы делиться наградой. Возможно, мне пришлось бы заплатить чуть больше, чем остальным. Поэтому меня списали со счетов. Но я выжила. Я вернулась, чтобы взглянуть в их лица ещё раз, но они назвали меня обманщицей и трусихой, которая сама же и сбежала, едва лишь только завидела опасность. Я не смогла ничего доказать. Я ушла прочь, хотя… Хотя я и поныне жалею, что не устроила тогда кровавой бани. Не знаю, как у меня получилось сдержаться.       Это всего лишь три частных случая. Никто не знает о том, сколько подобного приключилось со мной за все эти годы. Много. Слишком много для того, чтобы можно было сосчитать по пальцам обеих рук. Слишком много для того, чтобы источник моего альтруизма не начал меркнуть, всё стремительнее с каждым новым прожитым днём.       Я начала замечать, что людей раздражает моя безразличная мина. Их начинает раздражать то, что я не стремлюсь всеми силами помочь, спасти, поддержать. Их раздражает то, что я торгуюсь. Они называют меня чудовищем, желающим лишь нажиться на чужом горе. Они хотят видеть меня всё той же доброй и наивной девочкой, для которой честь стоит превыше материальных благ. Они хотят от меня того, что я уже пыталась им дать. Но если они не оценили этого жеста тогда… Что изменится сейчас? Это как наступать на грабли, что уже оставили синяк на лбу. Я наступала, я зарабатывала синяки. Но в один момент я оказалась выше того, чтобы вновь повторить свою ошибку.       Я научилась отказывать. Я научилась быть расчётливой. Я научилась держать голову холодной и никогда не совершать широких жестов. Я научилась тому, что порой ради торжества добра приходится творить и зло. Я поняла, что не каждый способен разглядеть, ради чего я творю это зло. Не каждый способен понять, что оно совершается во благо. Зато многие готовы сходу обвинить меня в том, в чём я не повинна. Заклеймить меня монстром в человеческом обличье. Люди никогда ничему не учатся…       Почему я связалась с криминальной изнанкой? Она показалась мне… Честной. Фальши и обмана там было, на удивление, намного меньше. Цели были яснее. Появились свои правила. Всегда удобнее играть по правилам, нежели ломать голову, гадая, справедлив ли будет тот или иной поступок. Я делала работу, к которой уже была привычна, но обвести вокруг пальца меня практически уже никто не пытался.       Я давала волю всему злу, что скопилось внутри меня. Я давала полный карт-бланш всем порокам, что притаились внутри моей души, терпеливо ожидая своего часа. Я чувствовала, что я… Ожила. Впервые я почувствовала себя полностью свободной. Я ковала свою судьбу так, как мне вздумается, и ничьё мнение не было для меня преградой. Я не сдерживалась.       Я нашла спасительный луч света в человеке, который был максимально далёк от цивилизации и укладов, в которых выросла я сама. Там, на далёком полуострове, в дикарях больше благородства и человечности, чем в десятке тех, кого я знала тут.       А потом ты нашла меня. Меня обвинили в сотне смертных грехов на твоих глазах. Ты презрительно посмотрела на меня, назвав убийцей. Но ты не могла знать, почему я убивала. Ты не могла знать, что я до сих пор считаю жизнь самой высшей ценностью, которая только есть у человека, и что лишать его жизни без причины — невероятное кощунство и зверство. Я не виню тебя за это, и я не хочу, чтобы эта речь печалила твоё сердце. Я хочу, чтобы ты поняла — за все эти годы я устала давать поблажки.       Всё это — правда. Как правда и то, что в конечном счёте страдания других способствовали моим собственным. Делая зло другим, я получала его в ответ. Но я уже делала добро, которое возвращалось точно таким же злом. Так и в чём же тогда разница?       Твои слова тогда натолкнули меня на мысль, от которой я пыталась сбежать уже очень давно. На мысль о том, что, возможно, стоит дать ещё один шанс самой себе и окружающим. Что стоит попробовать стереть всё это и начать жизнь с чистого листа. Если не ради других, то хотя бы ради себя. Но это не возводит меня в ранг рыцаря-альтруиста. Я всё та же, что и тогда. Я убиваю без пощады, без колебаний и без сожалений. Только вот… Во имя чего я буду убивать теперь? Уже не ради себя и своего достатка. Я буду убивать во имя светлого будущего, ради прекрасной картины, что поселилась в наших головах.       Я не могу осуждать тебя. Потому что я как никто понимаю тебя. Ты — самый близкий мне человек из всех, что я только могла найти. Я чувствую твою боль. Чувствую разочарование. Чувствую злость, чувствую, как осознание несправедливости поглощает тебя. И я разделяю всё это вместе с тобой. Я хочу, чтобы ты знала, что ты не одна. Я не в том наивном возрасте, когда можно давать обещания любви до гроба, наивно полагая, что всё так и случится. Но… Я бы хотела пообещать, что я буду рядом с тобой столько, сколько тебе будет необходимо. Потому что я хочу этого…       Прижавшись друг к другу, девушки долгое время сидели в тишине. Лилит поведала так много, что уже и не знала, что ещё можно добавить к сказанному. А Ева не рискнула перебивать это откровение души. Она думала над тем, что знала Лилит в куда меньшей степени, чем ей казалось изначально.       Лилит чувствовала, что этот визит изменил Еву. Он послужил отправной точкой. Графиня уже никогда не будет такой же, как прежде. Существуют в жизни ключевые моменты, которые меняют нас окончательно и бесповоротно. И столь внезапно, что мы не всегда бываем готовы к таким изменениям.       Остаётся лишь принять это и жить дальше.       — И я хочу этого… — прошептала Ева, сильнее сжав в своих руках свою телохранительницу. — И меня не волнуют чужие возражения. Больше нет.       Спустя некоторое время кортеж прибыл к массивным воротам родовой резиденции Дэдай, и те начали медленно подниматься вверх, движимые тяжёлыми противовесами и волей смотрителя. Раздался вздох, принадлежащий Штирну и несущий в себе нотки облегчения. Поездка в графство Ираль завершилась без каких-либо неприятностей, если, конечно, не считать таковыми пустую трату сил, времени, денег и нервов.       Больше всего Еве сейчас хотелось смыть с себя то самое общество, в котором она побывала. Лилит хотелось того же. Для этого в их распоряжении были чудесные купальни, вода которых могла не только омывать тела, но и дарить им отдых, успокаивая рассудок.       — Ммм, — протянула светлая, пока за руку тянула за собой по слабо освещённым коридорам своего поместья Лилит, не желая расставаться с ней ни на мгновение, — Как же хорошо, когда есть, куда вернуться и где отдохнуть после подобного ужаса.       — Как хорошо, когда есть, с кем, — рассмеялась та в ответ. — Страшно представить, что случилось бы, останься мы в том цирке ещё на пару часов.       — Мне определённо понадобился бы повторный курс ментальной терапии у моего наставника. Конечно, если бы я нашла в себе силы не срубить голову Лиагилю каким-нибудь первым попавшимся на глаза клинком, — Ева чуть заметно улыбнулась, нарисовав в своей голове эту милую сердцу картину. — Меня часто спрашивают, почему я не собираю званые ужины, куда можно было бы пригласить местных власть и богатство имущих для обсуждения насущных вопросов и приятного времяпрепровождения. Думаю, ты уж точно теперь не задашь мне подобного вопроса. Куда охотней я бы просто выбросила эти деньги в колодец или лучше пустила бы на увеличение жалованья своим людям, чтобы не пропали зря.       Огромный родовой замок Дэдай, выглядел этим поздним вечером чересчур пустынно. Настолько пустынным Лилит его ещё никогда не видела — обычно по дороге куда-нибудь, будь то обеденный зал или даже уборная, она постоянно натыкалась на целую кучу людей, которых толком даже и не знала, а некоторых и вовсе видела впервые. И происходили эти столкновения вне зависимости от того, утро было на дворе, день или вечер.       — А куда все подевались?       — В смысле? — Ева не сразу поняла сути вопроса.       — В том смысле, что во дворце никого нет.       — Ах, ты об этом. Отец и мать уехали в столицу, прихватив с собой половину наших слуг. Им нужно решить кое-какие проблемы, касающиеся нашего семейного бизнеса. Деньги сами себя не сделают, а в нашем случае это заключения договоров о постройке новых кораблей, — ответила графиня слегка деловитым тоном, больше присущим какому-нибудь официальному собранию. — Люцифер, например, занят на испытательном полигоне, а когда он чем-то увлечён, то способен на весьма занимательные поступки вроде ночёвки в стоге сена неподалёку от макета. Хотя это наша с ним общая черта. Я также временно взвалила на его плечи переговоры с культистами и поставщиками, чтобы хотя бы немного расслабиться, поэтому посторонних гостей тут и вовсе не осталось. Жаль, что вопрос с древесиной мимо пролетел, но ничего — завтра с утра черкану Люцу письмецо, чтобы позаботился об этом сам. Уж лучше мы немного переплатим этим падальщикам, нежели я снова буду вынуждена искать кого-то самостоятельно. А к чему ты спрашиваешь? — она повернула голову в сторону своей протеже.       — Переживаю по поводу того, насколько громко мы звучим по ночам, — честно ответила дезертирша, заставив Еву звонко рассмеяться.       — Вот как, значит. Заботишься о моём образе, Лилит? Очень мило с твоей стороны.       — Я ведь уже говорила, что ценю твою честь не меньше собственной. К подобному союзу у окружающих явно может возникнуть несколько… Предвзятое отношение.       — Может, — согласилась графиня. — Но только не здесь. Здесь мы с тобой находимся в частных владениях моей семьи, и максимум, на который ты можешь рассчитывать, это реакция, схожая с реакцией моего брата. Конечно, я не советовала бы тебе зажимать меня в общих коридорах, но в целом…       — Поняла.       За разговорами девушки добрались до купален, обнажившись и радостно погрузившись в вечно тёплую воду, разбавленную ароматами масел и белоснежной пеной.       — Ты же не станешь сегодня домой проситься, надеюсь? — мягко улыбнулась Дэдай, плавно подобравшись к Лилит со спины и заключив её в свои объятья, сцепив руки на плоском манящем животике своей ученицы. — Я хочу, чтобы ты осталась у меня до самого утра.       — Глупый вопрос, Ева. Только полная дура сбежала бы от тебя, предпочтя одиночество перспективе провести эту ночь с тобой, — тёмная с неким восторгом внутри прижалась ягодицами к своей госпоже, заставив ту непроизвольно прижаться в ответ. По телу светлой пробежала ощутимая дрожь.       — Потерпи немного, Лили, прошу тебя… — прошептала она. — Я бы хотела сделать это в более подходящем месте.       — Как ты прикажешь терпеть, коварно подкрадываясь ко мне сзади? Вы очень жестоки, моя госпожа…       — Лилит…       — Ну хорошо, хорошо, — разбойница отпрянула в сторону, расслабленно проплыв несколько метров до небольшой деревянной лестницы, периодически оборачиваясь в сторону Евы и ловя на себе её наполненный желанием взгляд.       Вытеревшись, она набросила на себя одежду, лишь для вида. Лишь для того, чтобы быть уверенной в том, что путь до спальни пройдёт в полной безопасности. Ева же облачилась в просторный атласный халат, вынырнув следом за ней. Босиком они преодолели эту томительную дорогу, после чего графиня плавным движением отворила дверь, пригласив Ли зайти первой, после чего зашла сама, надёжно заперев покои на замок.       — Вот и пора откровений подошла, — волнительно заговорила Ева. — Пусть это будет нашим личным небольшим праздником, ибо нам, в отличие от остальных, действительно есть, что отпраздновать! — с этими словами она легко избавилась от своего халата, оставшись пред Лилит совершенно нагой и несколько смущённой. Халат на некоторое время завис в воздухе, прежде чем приземлился на ближайший стул, словно так и было задумано изначально.       Быстро оказавшись подле тёмной, Ева поспешила избавить её от этих дурацких тряпок, рискнувших загородить собой прелестный вид. А затем последовал долгий и затяжной поцелуй, который демонстрировал всё накопленное за длительное время желание и разом выплёскивал все эмоции. Чувствуя, что до момента полной потери контроля над собой осталось совсем чуть-чуть, графиня высвободила слегка солоноватые губы Лилит из своих собственных и прошептала:       — Пора отдаться желаниям. И проверить твою теорию… Кстати… В чём она заключается?       — Отдаться желаниям… — улыбка украсила личико девушки, пока она разглядывала обнажённую Еву. Всё такую же прекрасную, как всегда. Этот вид был способен свести её с ума. Заставить сердце волнительно трепетать в груди. Жизнь изменила свой размеренный бег, и отношения Лилит с такой субстанцией, как время, приобрели чисто неформальный характер. Когда думаешь, что ничего в этой жизни уже не способно вызвать у тебя чистых искренних эмоций, то лжёшь самому себе. В лучшем случае ты мёртв лишь временно. Удар молнии может реанимировать тебя без предупреждения. Графиня Дэдай сыграла роль молнии в этой небольшой игре двух заблудших душ. И никто не возражал.       Ева сидела у неё на коленях, намертво вцепившись своими губами в губы Лилит, а румянец на её щеках ясно давал понять все её намерения. Девушки ощущали жаркое, обжигающее тепло своих тел. В один миг были отброшены все предубеждения. Лилит позабыла все слова. О чём вообще можно говорить в подобные моменты? Разве что, как обычно, повторять в сотый раз уже давно известные слова, ставшие эпитафией к чувствам, испытанным в день их роковой встречи. Иронично.       — Любопытство. Оно сгубило больше девственниц, чем любовь, — Лилит засмеялась, сжимая своими ладонями стройные плечи Евы. — Есть кое-что. Любовь многогранна, но, в конце концов, в самом сильном своём проявлении она сводится к приятному тянущему чувству где-то там, внизу, — сбивчиво и приглушённо говорила она. — Порой это чувство воспринимается словно высшая награда, которую ты можешь дать или получить. Многие люди жалеют о том, что самый волшебный миг столь скоротечен. Но что, если… — Лилит запнулась, словно школьница на уроке чтения, — Что если мы продлим его? Физиологию наших организмов нам изменить не под силу. Однако… Нам под силу ненадолго искривить ход времени. Ты понимаешь, о чём я?       Ева не могла найти в себе силы ответить; голос тёмной действовал на её сознание словно гипноз, заставляя смиренно ждать развязки, тщательно внимая каждому слову. Сладкий, слегка игривый и не лишённый нотки стыда и смущения, походившей больше на неуверенность в связи с попытками привнести что-то новое. Так и звучал в ушах графини тембр голоса её партнёрши. Мысли же были заполнены… А какая разница? Она понимала, о чём говорила Лили. И понимание это словно отнимало у неё дар речи.       — Я… Я понимаю… Кажется…       — А раз понимаешь… С твоего позволения, — Лилит осторожно надавила на ключицы графини, позволяя ей откинуться на мягкие шелка и оказаться снизу, — Я хочу, чтобы ты была первой.       Лилит находила забавным тот факт, что уже в который раз она проявляет завидную инициативу, желая первой доставить наслаждение Еве. Словно их отношения были жертвой, а это было одним из проявлений жертвенности. Как будто она нужна была Лилит сильнее, чем сама нуждалась в ней. Комплекс неполноценности. Но её можно было понять. Так много лет прошло с тех пор, как она в последний раз испытывала подобные эмоции. Столь многое забылось. Столь многому ещё предстоит учиться заново.       Тело графини обдало жаром сотни сладких поцелуев, каждый из которых оставлял после себя странное чувство облегчённости и недосказанности, словно подобное вообще могло хоть как-то сочетаться.       Лаская грудь Евы руками, покрывая её тело десятками поцелуев, Лилит, как и прежде, не спешила переходить к самому манящему. Она любила подразнить. Это доставляло ей несравненное возбуждение. Она изучала её. Каждый вздох, каждый стон, каждое движение, не важно, осмысленное или непроизвольное. Они делали это уже не в первый раз, поэтому даже без невероятной дедукции заметить подрагивание бёдер светлой и участившееся дыхание было несложно.       В этот момент разум Евы окончательно уступил её чувствам, поставив во главе самое сильное из них — желание. Из плотно сжатых из-за переживаемого напряжения губ вырвался сдавленный стон, повисший в комнате лёгким эхом. Когда жар внизу живота стал практически невыносимым, Лилит медленно принялась спускаться всё ниже и ниже, пока не достигла самого сладкого места на теле графини, заставив ту от внезапного прикосновения её губ впиться своими пальцами в тёмные волосы ученицы.       Дезертирша решила сжалиться над своей несчастной жертвой, ранее изнывающей по ласке, теперь же восторженно стонущей и послушно откликающейся на каждое движение языка Лилит всем своим телом. Каждую секунду стоны, вырывающиеся уже из приоткрытых уст Евы, становились всё выразительнее и громче, отражаясь от стен и стихая в тёмных пустых коридорах. Её сердце буквально испытывало себя на прочность, отчаянно гоняя разгорячённую кровь по венам и издавая звук, похожий на барабанную дробь во время какого-нибудь военного парада.       Ева была уже очень близка, недоставало буквально нескольких мгновений. Поймав самый подходящий, по ощущениям Лилит, момент, она, приподняв глаза вверх, осторожно вывела символ руны, направив эффект в сторону своей пассии. Когда чувства приближались к своему апогею, краем затуманенного взора, устремлённого куда-то ввысь, Ева смогла заметить черновато-бледное сияние чёрной магии, а затем почувствовала на себе её замедляющий эффект.       Одновременно с этим жар внизу живота распространился практически по всему телу, но из-за своей увеличенной продолжительности казался на порядок сильнее всего того, что когда-либо испытывала Дэдай. В один момент, который казался для жертвы руны и ласок Лилит вечностью, Ева издала стон, больше похожий на крик; почувствовала, как её покидает чувство реальности, а перед глазами вместо украшенного фресками потолка возникает чёрная пелена. Всё её тело в один момент обмякло из-за пережитого удовольствия.       Лилит не отстранялась от неё ещё долго. До тех самых пор, пока Ева сама не отпустила рук, которыми прижимала её голову ближе к своему лону. Только тогда Лилит почувствовала, что её обязанность выполнена. Но она не прервала ласки, переместив её в другие места. Ева, как и сама она, остывала не быстро, поэтому полностью лишить её тело внимания было бы грубо и невежественно. Лилит начала движение, только на этот раз вверх, повторяя свою дорожку поцелуев в обратную сторону. Сначала её уста мягко касались живота, затем грудей цвета белого мрамора, затем сосков, что поначалу казались невероятно твёрдыми, но сдались, когда пик удовлетворения остался позади. Закончилось всё губами графини, от которых она упорно не хотела отрываться, обнимая её и прижимаясь всем телом.       Лилит испытывала невероятную похоть от того, что делала сама. Она чувствовала её, как чувствовала и то, что внутренняя сторона её бёдер увлажнилась за считанные минуты с тех пор, как она только начала. И теперь она жаждала того же, чем только что наградила Еву. Жаждала столь сильно, что это поглощало весь её разум без остатка.       Когда картинка перед глазами вновь стала различимой, Ева поймала взгляд фиолетовых глаз Лилит, взгляд, наполненный дикой страстью и неудовлетворённым желанием, а её уши уловили совершенно неожиданный вопрос, который вовсе не вязался с обстановкой.       — Как… Как это было?       Странно, но после пережитого ранее потерянный дар речи вновь стал возвращаться к графине, позволив дрожащим голосом, чуть слышно одними губами произнести:       — О… Ты вскоре узнаешь…       По истечению пары минут Ева испытала невероятный прилив сил, вызванный непонятным ей до конца желанием отдать долг. Долг появился ещё утром, а теперь же… Определённо возрос до небывалых величин. А она не любила быть должной.       Она перевернула Лилит на спину, оказавшись сверху, прижалась своим телом к телу ученицы, а затем уверенно запечатала её уста своими. Затем она опустилась ниже, к тонкой шее, и продолжила воплощать свой коварный план мести уже там, прекрасно понимая, как себя сейчас чувствует Лили, и чего она жаждет больше всего на свете. Неторопливо перемещаясь всё ниже и ниже, она оказалась возле её аккуратной груди, игриво прикусив один из сосков, а потом, спустя десятки нежных поцелуев, у изнывающего от желания нежного бутона.       Ева решила расплатиться со страждущей Лилит той же монетой. Только с её стороны это было ещё более жестоко, ведь тёмная терпела намного дольше, а её желание уже превысило все самые безумные рамки и лимиты. Её тело била мелкая дрожь, в предвкушении своего удовольствия она стонала и извивалась в руках графини, пока та дразнила её и распаляла ещё сильнее, но в глубине души она знала, что всё это не просто так. Её тоже ждёт награда, которая лишь увеличивается с каждой дополнительной секундой ожидания. Но от этого было не легче, правда.       На короткое мгновение на лице Дэдай появилась лёгкая улыбка — она вспомнила свою собственную реакцию на подобную пытку. И отчего-то ей стало жаль свою телохранительницу. Не желая более истязать её, Ева склонилась для очередного поцелуя. Схватившись поудобнее за широко расставленные ноги Лилит, Ева продолжила дарить партнёрше свою любовь, любовь, которая приобрела самую осязаемую из форм.       — Да… О, боги… Ева… — простонала Лилит, когда язык светлой начал ласкать её истосковавшееся по вниманию и давным-давно влажное лоно, украшенное ровно выбритой узкой полосочкой волос. Она разводила ноги ещё шире, чувствуя плавно нарастающее блаженство, а руки сами прижимали Дэдай все ближе и сильнее, словно больше всего на свете она боялась, что та остановится и прекратит.       Слова отступили на второй план, если на третий или ещё дальше. Они были абсолютно не нужны — сладострастные и похотливые стоны Лилит говорили много больше, нежели её речи. В них без труда можно было прочесть всё то, чего хотелось услышать её пассии. Высшая степень любви, доверия, страсти, нежности, обожания, благодарности и даже преклонения. Здесь было всё и сразу. Желая усилить ощущения, тёмная начала ласкать свою грудь одной рукой, вверив Еве всё остальное, ласково приобнимая её голову и запуская ладонь в её волосы. И Ева справлялась просто прекрасно, так, как не справился бы больше никто другой на свете.       Интересно, кто ещё в этот час помимо них мог находиться во дворце? Хоть даже в самых отдалённых его комнатах, неважно, ибо крики и без того темпераментной в постели Лилит грозились разнестись раскатом грома через всю эту проклятую крепость, когда придёт момент. Впрочем, ещё даже не приблизившись к самому манящему, Лилит чувствовала, что начинает терять самообладание. Её тело больше не слушалось её, двигаясь согласно инстинктам и естественным рефлексам, сама же девушка была едва ли ответственна хоть за что-нибудь: она не контролировала ни своих дрожащих рук, что в состоянии предшествующему любовной агонии скользили по самым чувствительным точкам тела, ни максимально разведённых в стороны ног, бесстыдно подрагивающих от каждого прикосновения языка Евы, ни своего тела, которым она изо всех сил подавалась вперёд, желая оказаться ещё ближе, хотя и так была близка к партнёрше настолько, насколько это было возможно. Было так хорошо, как никогда раньше. А больше всего заводило то, что это был ещё не конец.       Она потеряла счёт времени. Секунды, минуты, всё сливалось в одно единое «сейчас», и это «сейчас» было величайшей наградой, которую только может просить смертный человек.       Тянущее чувство приближающегося экстаза постепенно достигало своего апогея. И Ева почувствовала это. Сквозь замутнённый взор, периодически выхватывающий из реальности случайные кадры, Лилит смогла рассмотреть лицо графини. Той тоже было любопытно. Ей хотелось посмотреть на реакцию, что последует за её действиями. В какой-то момент тёмной даже стало стыдно. Ещё чуть-чуть и её партнёрша узрит нечто, что является самым сокровенным из всего, что только могла поведать ей разбойница. Никакие тайны и секреты не сравнятся с тем, что она сможет узнать по одному лишь только её взгляду. И осознание того, что она доверит это Еве, и только лишь ей, заставляло сердце биться чаще, отдавая частыми глухими стуками, напоминая ей о том, что она всё ещё жива, и что это не блажь, которой её могла удостоить лишь Святая Чета после попадания в Последние Покои. Да и сможет ли она дать хоть что-то хотя бы на треть столь же прекрасное?       Лилит закрыла глаза, понимая, что кульминация уже близко. Ещё буквально пятнадцать или двадцать секунд. Или десять. Девушка прикусила губу, надеясь хотя бы немного сдержать свои эмоции. Бесполезно. Она отмела эту идею, испугавшись, что прокусит её буквально пару мгновений спустя. Вместо этого из её груди донёсся один стон, затем ещё один и ещё…       Затем стоны начали перерастать в крики. Об этой любви хотелось кричать, громко, во весь голос. Сдержать эти звуки было невозможно, как невозможно удержать воду, бьющую мощным ключом из разрушенной плотины, как невозможно не пошатнуться от ураганного ветра, сметающего всё на своём пути. Она на мгновение приоткрыла один глаз, отметив поблёскивание рунического символа в воздухе. А потом она уже не помнила ничего, как и не старалась запомнить.       Мощная неведомая сила овладела ею, заставляя каждую клетку трепетать и конвульсировать в нахлынувшем блаженстве. Горячее тепло распространилось из одной точки на всё тело, заставив счастливую девушку испытать троекратное удовольствие из всех мыслимых и немыслимых. Она не могла ни о чём думать. Эти долгие десятки секунд она испытывала то, чего не испытаешь ни от одного, даже самого сильного наркотика. Она чувствовала, как слова, мысли, образы, картины — всё, что было в её голове, смешалось в единый неразделимый ком, который уничтожил все правила, рамки и границы. К чёрту условности. Сейчас ей хотелось лишь одного — чтобы этот момент, длительность которого невозможно было даже вообразить в голове, не заканчивался. Хотелось заключить сделку с самым страшным и ужасным из демонов, если они вообще существуют. Час. Один час того, что с ней происходит сейчас в обмен на вечность боли и ужасных страданий. Казалось, это равноценно. Казалось, что даже полчаса были бы равноценны.       Лилит могла лишь гадать о том, как она вообще выглядела на пике этого «прихода». Какие эмоции отображались на её лице. Как со стороны звучали эти сладострастные пошлые крики и стоны. Но ей было абсолютно всё равно. Пусть хоть весь мир услышит. Наплевать.       А Ева, меж тем, с необычайным удовлетворением наблюдала за Лилит, за движениями её тела, за взглядом помутневших глаз. Искренне наслаждалась её стонами, приобретающими в сознании светлой смысл слов «я люблю тебя». Взгляд янтарных глаз Евы выражал фразу, которую она не хотела произносить вслух: «Вот как-то так это и чувствовалось. Волшебно, правда?»       И снова дрожь. Она била всё тело даже тогда, когда волшебные ощущения ушли. Она не давала Лилит вымолвить и слова. Когда же эффект от руны перестал действовать, Ева нашла в себе силы оторваться от сладкого действа и легла рядом с любовницей, прикрыв свои ноги шёлковым одеялом и заключив девушку в крепкие объятия, но та никак не могла успокоиться. В порыве чувств она не заметила слёз, уже не первую минуту струящихся по вискам и щекам, оставляя солоноватые бороздки, которые быстро высыхали. Она прижалась к Еве всем телом, заключив её в объятия и вновь заткнув её губы поцелуем. Это было меньшим проявлением благодарности и любви из всех, на которые она была способна сейчас. Она чувствовала, как силы покидают её. И хотя их экспериментальный способ сработал, подарив уйму новых ощущений и эмоций, ресурсы организма он истощил с завидным аппетитом.       Энергия Евы принялась покидать её тело, разумно посчитав, что в ней больше нет никакой необходимости. Глаза начали предательски закрываться, оттого приходилось проявлять огромную силу воли, дабы оставаться в сознании. Почему же Ева боролась? Ей не хотелось засыпать, ей хотелось и дальше тешить себя осознанием того, что только что случилось, и с кем именно она сейчас лежит в обнимку на этой просторной кровати, кровати, на которой ещё совсем недавно графиня Дэдай не могла представить никого другого кроме себя самой.