Святой отец и крутое название.

- Подлец, негодник, хулиган! - выкрикивал падре в переполняющей его злости, схватив Криса за ухо. - Ай-ай-ай! - застонал Крис, залившись краской и потом, - Больно, падре, больно! Я не хотел никого трогать - мне было только любопытно! - Знаю я тебя! Исчадие ада! Я не верю ни одному твоему слову! - безжалостно крикнул падре, таща виновника по коридору. Сейчас у него было злое и решительно лицо, означающее лишь одно - ему надоели все выходки Криса. Он намеревался покончить со всем раз и навсегда, выгнав этого наглеца со священной обители, и для этого направлялся в служебную комнату епископа. Они подошли к массивной деревянной двери, и падре неуверенно постучал. - Можно? - спросил он, немного приоткрыв дверь. - Заходите, - ответил епископ, смотря на дверь поверх очков. Он сидел за своим громадным дубовым столом века возрождения и внимательно рассматривал кипу документов. Падре, наконец, отпустил бедное ухо Криса, осознавая, что такая радикальность действий не понравится епископу, и взглядом велел Крису следовать за ним. Они остановились в центре кабинета перед столом. Атмосфера в комнате епископа всегда казалась Крису приятной. Этот кабинет был очень просторный и свободный, здесь всегда было легко дышать. Из мебели только диван в углу, небольшая тумбочка, горшок с каким-то непонятным цветком, собственно, сам дубовый стол и единственная картина на стене. Епископ явно любил ощущать себя по-свободнее. - Что на этот раз? - спросил он, отвлекаясь от своих бумаг. - Епископ! Это уже не в какие рамки! - начал падре, - Это уже невозможно! Я требую его исключения! - Не нужно так горячиться, преподобный аббат Ширре. Сначала объясните, что произошло, - спокойно ответил епископ. - Он... Он без разрешения, осознавая, совершенно осознавая, что этого делать ему нельзя, нахальным образом забрался в исповедальню! - возмутился аббат Ширре. - Хм, - нахмурился епископ и ненадолго задумался. - Дело действительно серьезное. И ведь неоднократно... - раздумывал он вслух. - И что же вы предлагаете, Ширре? - епископ отпустил взгляд на аббата. - Довольно держать его тут! Мы и так много для него сделали. Самое верное - исключить! - аббат Ширре громко выкрикнул последнее слово. Епископ, услышав такое, довольно удивился и несколько секунд смотрел на аббата молча, а Крис буквально встал в ступор. До него никак не могло дойти истинное значение этих слов, только что высказанных добрым аббатом, его сознание упрямо игнорировало суть фразы. Но бегство длилось не долго - Криса резко бросило в жар, он весь залился потом, а его руки задрожали. Все нутро Криса заполнилось страхом и отчаянием. Исключить?! - Как? - спросил епископ, выражая умеренное удивление, достойное его солидного звания, - Исключить? Так сразу исключить? - Да, - непринужденно ответил Ширре так, будто от этого не зависела судьба человека. - Ну, - епископ растерянно усмехнулся и отвел взгляд в сторону - думаю, с исключением еще надо подумать... Такие вещи нельзя решать вот так вот, на горячую голову... - Не говорите ерунду, епископ! - вставил аббат, словно говоря с закадычным другом, - Вы ведь и сами все понимаете. Он уже осточертел даже самым милым и добрейшим людям! - Кхм... - епископ совершенно растерялся от такого тона. - Пожалуй, нам над этим нужно подумать получше... и побольше. - Но, епископ, - не унимался аббат Ширре. - Нужно подумать и обсудить с другими... - заключил епископ и снова сосредоточился на своих бумажках, - а сейчас я занят. На этом аббат Ширре прекратил свои попытки, поняв, что епископ все уже для себя решил. Поэтому он вместе с Крисом, молчавшим все это время, вышел из кабинета, ничего не сказав. Крис судорожно собирал сумку, закидывая в нее все свои вещи. Он не включал света в комнате, боясь, что кто-нибудь может заиметь желания его проведать. Столетние доски предательски заскрипели, когда он потянулся к старенькому шкафу, чтобы достать от туда всю свою одежду в виде толстовки и джинс, которые он сразу же намеревался одеть. Крис остановил руку в воздухе и оглядел комнату. - Хах... не очень-то тут комфортно... - высказал он вслух, и улыбнулся, пытаясь обмануть самого себя, - одна пыль, сырость и теснота... К черту идите. Он быстро переоделся, закинул на плечи рюкзак и взял в руки заранее одолженную у церковного дворника краску. Тихонько открылась дверь в коридор. Никого не было. Крис совсем не думал о том, что случилось - это могло подождать лучших времен; все его сознание сейчас занимало только два вопроса: "где переночевать?" и "где взять деньги на жизнь?" И если с последним вопросом проблем было не так много, в конце концов, он был согласен на любую работу, то с обретением крыши над головой были проблемы. Тем временем ночь уже вовсю вступила в свои права. Крис был взволнован новым приключением, ощущая при этом страх всегда присущий новому начинанию. Он родился в этом городе, но совершенно его не знал, и по-настоящему исследовал и узнавал его только сейчас. Церковь, из которой он благополучно свалил, находилась чудь дальше главной улицы, и поэтому Крис сразу же очутился в самой гуще событий. Стоило ему пойти на звук по переулку, освещенному одной лишь луной, как он попал на главную пешеходную улицу, которая, несмотря на столь поздний час, была очень оживленной. Крис осторожно, украдкой вышел из тени, будто любопытный зверь, увидевший что-то неизведанное и странное. Он медленно осмотрелся кругом - и увидел мир неоновых вывесок, ночных уличных ламп, шума пешеходов и уличных музыкантов, который заворожил его полностью, заставив сердце биться чаще. И он сделал первый шаг навстречу новому миру. Найти работу оказалось непросто. Крис догадывался, что ночь неподходящее для этого занятия время, однако все равно надеялся на лучшее. Он заходил в некоторые дома, иногда не совсем понимая их назначения, но почти сразу оттуда выходил - либо эта работа его категорически не устраивала, либо он категорически не устраивал работодателей. Некоторые, чаще девушки и женщины, когда он спрашивал не найдется ли у них для него работы, весело над ним посмеивались, не говоря при этом ни единого слова или добродушно советуя идти домой. Так, Крис пришел к выводу, что лучше дождаться дневного времени суток. Днем обойдя пару новых мест, он, пусть и не сразу, но нашел подходящую работу. Местной сети магазинов требовалось зазывать посетителей, и он без труда устроился промоутером. И если нынешней молодежи эта профессия много о чем могла бы сказать и радости совсем не доставляла, то Крису, не знавшему почти ничего из устоев этого нового мира, только приобретенная работа показалась огромным счастьем. И он начал действовать: старательно раздавал по буклету каждому прохожему, который и не думал обращать на него внимания, не забывая при этом, как было сказано при инструктаже, широко улыбаться и громко зазывать, неумело составленным и идиотским лозунгом (Если бы кто-то из церкви увидел бы его сейчас таким, то не поверил бы своим глазам). Спать ему приходилось в парке, найти крышу над головой, не имея при этом никаких средств для поиска, оказалось для него задачей непосильной. Так прошло пару дней. Однако такое развитие событий продолжалось не долго. Проработав всю смену, Крис изнемогал от усталости и боли во всем теле, направляясь в неизвестном направлении. Ноги его не слушались, передвигались неохотно, а тело и мозг ничего не могли этому противопоставить. Все ныло - и тело, и дух. - Аааааар, - взмахнул Крис руками, тратя остатки сил. Он шел по освещенной пешеходной дороге, встречая множество лиц, большинство из которых беззаботно улыбалось, доставляя Крису еще больше грусти. Он неосознанно прошел темный переулок, не обратив, как обычно, никакого внимания. Его боковое зрение что-то крикнуло. - Что?! Он сделал пару шагов назад. - Это не мое дело, - подумал он. И пошел дальше. - Это ведь... - ему в голову пришла неожиданная мысль, он снова сделал пару шагов назад, - Он! - и остановился. - Нет, не лезь! Не надо... - он стоял в нерешительности, борясь с самим собой, - Да кто он та... - но ноги сами повели Криса к окровавленному телу. В церкви не сразу заметили пропажу Криса. Когда на следующий день после его побега аббат Ширре расхаживал утром, весело посвистывая, по главной площади церкви, он вдруг резко остановился... и неожиданно неистово заорал: - ААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААААА, ЧЕРТОВ СУКИН СЫН!!! А причиной всему была милая надпись намалеванная красной краской на всей площади: "Спасибо за чудесную ночь, аббат Ширре! Навеки твой!"