Охота на оленя

Мухоблуд — лентяй (устар) Апперкот - вид удара в боксе кулаком, вывернутым ладонью на себя, снизу-вверх. Трясца - лихорадка Рушник - полотенце Боярин Феодор Михайлович Столетов полагал себя весьма наблюдательным и умным человеком. Собственноручно изобретенное и лелеемое правило гласило: воспитание челяди и домочадцев необходимо начинать утром, отдав каждому два или три легко выполнимых приказа. Выполнение распоряжений настроит их, как музыкальный инструмент, на исполнительность сегодня и послушание завтра. Ведь если ты с утра сказал: «будет исполнено, боярин», да поклонился в пояс, то отказаться от выполнения распоряжений позже будет сложно! Домочадцы дрессировались по аналогии. Особенно важно было увидеть с утра внучку Екатерину, чья глупая увлеченность негодным парубком знахарки, причиняла Феодору Михайловичу телесную боль и массу неудобств. Боярышня и плотник! Абсурд! Нонсенс! Впору начать подозревать, что невестка Наталья нагуляла приплод на стороне. А кто проверяет в Тсаре правдивость слов? Судья Кожедуб и мать негодного Глеба. Идти на поклон к вздорной знахарке Феодору Михайловичу никак не можно было. Не с руки-с. Занятый тяжелыми думами, на отсутствие дориносеца боярин обратил внимание только по завершению завтрака. Опоздание Степана было весьма некстати, менее чем через час встреча со старостой купеческим. Крикнув парубка, что крутился во дворе, он отправил его за Степаном, благо дом мухоблуда находился на соседней улице. Парубок вернулся очень быстро, Феодор не успел и трубку воскурить. Бледный, с расширенными глазами, дрожащий, как при трясце. — Там… там… кровь… мертвяк… Феодор Михайлович опасливо отодвинулся: — Тебя бешеный сотник покусал? — брезгливо осведомился он и умилился собственной шутке. — Степа… кровь… идти… Настроение немедленно испортилось. Феодор Михайлович раздраженно пшикнул на надоевшего парубка: — Заткнись и прекрати трястись, обормот. Мальчишка замолчал, невольно зажав себе рот руками. — Ты видел мертвеца? Кивни, если да, не тараторь, — досадливо приказал Феодор Михайлович. «Да» — В доме Степана Бутко? Неуверенное «Да». — Мертв сам Степан? — мутное подозрение, что мертв сам дориносец, ему не понравилось. Где ж это видано, что его, ЕГО охрана позволяет себя бить всякой швали? «Да»! — Да что ты как болванчик, голова отвалится, — с досадой бросил Феодор Михайлович и перекривился. — Веди. Тяжело опираясь на трость, он прошел вслед за мальчишкой по улице, надменно игнорируя любопытные взгляды прохожих. Дверь в дом Степана была приоткрыта, на широком крыльце и подле уже сгрудились любопытные горожане, что б их Велес поджарил. — Пошли вон, — властно потребовал Феодор Михайлович. Горожане нехотя расступились, освобождая проход. Кто-то проворчал, что надобно сотника сперва дождаться. Боярин окинул цепким взглядом толпу, выискивая наглеца. Сотник важнее его, боярина! Ишь, стервец. Ничего, он еще доберется до обоих. Дотронувшись до плеча посыльного, отдал распоряжение: — Вызови судью Кожедуба. — Ужо позвали, — сообщил тот самый наглец из толпы и злорадно добавил. — И сотника, Иоанна Михайловича. Шакалы, что собрались у падали и теперь пытаются урвать кусок пожирнее. — Выполнять. Проводив бешеным взглядом исчезающую в дали спину парубка, Феодор Михайлович сплюнул и вошел в дом. Сладковатый запах крови с примесью ржавого железа ударил по обонянию, заставив невольно задержать дыхание. Труп несомненно когда-то был его дориносецем. В тот момент, когда ему перерезали горло, Степан сидел на полу, у лежака. После смерти или во время предсмертных судорог тело завалилось набок. В том, что это именно убийство, Феодор Михайлович дюже не сумневался — вон в светлице какой погром. Нож убийцы валялся за телом, невидимый со стороны двери, где в проеме торчали изнывающие от любопытства горожан. Вяжихвосты проклятые. — Пшли вон, кому сказано! Головы отпрянули от неожиданности, чем он и воспользовался, суетливо нагнулся и поднял клинок, чтобы тут же воровато заткнуть за голенище сапога. А что? Ему урон уже нанесен, кто теперь пойдет на место убиенного? А если жители городка обвинят в халатности Иоанна Залесского, под шумок и сместить можно будет шинору приблудную! Голова ты, Феодор Михайлович, ой, голова! *** Тсар закипел — смерть Степана обсуждали, привычно примериваясь к товарам на рынке у центральной площади, встречаясь во время вечерних гуляний, и за кружкой пенного светлого пива в таверне. Мнения толпы разделились и обросли слухами. Досталось как Залесскому, что допустил «убийство», а как же в светлице Степана все было перевернуто, искали там что-то, и орудие преступления исчезло, так и Кожедубу, согласившемуся с мнением Залесского. Впрочем, старику Столетову, тирану и деспоту, доведшему дориносеца до смерти, языки вяжихвосток кости также обсосали, не поленились. Старуха Мескаль, соседка Степана, резво собрала вещи и объявила, что перебирается к сыну в Новгород, чай там меньше убивцев и ночных татей орудует. Верные сотнику стражи тайно проводили ее, убедились, что вредная старуха жива и невредима добралась до соседнего уезда. Были и барыши от убийства Степана. Кузнецы на резко возросшем количестве заказов на крепкие засовы и замки заработали, да продавцы оберегов поживились на человеческом страхе немеряно. Яков неожиданно стал значимой фигурой — многие надеялись вытянуть из говорливого сына сотника подробности, что утаили от обывателей. Непривычно для многих Яша отделывался общими фразами и пытался быстро сбежать от любопытствующих, что только подогревало интерес. Дочь судьи Кожедуба, София была единственной, чье внимание Яков принял бы с восторгом, увы, обходила его стороной. Елена же бродила тенью самой себе, но так как она никогда не отличалась популярностью, изменения в ее поведении остались большинством не замеченными, разве что мать изредка бросала на нее подозрительные взгляды, да, пожалуй, Колоброд задерживал взгляд на понурой фигурке. И Елена, и Яков побаивались, что ее пребывание в доме сотника в ту ночь не осталось незамеченным. Но все вроде было тихо. *** Алексей вытер стекающие по лицу соленые капли рушником, врученным с ритуальным поклоном рыжей красоткой Ефимией. Милостиво кивнул. Именно так — небрежно, свысока, одаривая мимолетным вниманием. Лёхе нравились бои. По нраву ему следить за соперником, отмечая перекаты вздувшихся мышц и капли пота, что скатывались от виска, по щеке и во время резкого рывка летели в сторону. Тяжелое, учащенное дыхание толпы, становившейся во время боя единым целым, сдержанное «ах» от удачного удара или при виде поверженного бойца. Горячие взгляды красоток в узорчатых сарафанчиках, мечтающих урвать себе кусочек его победы. Жажда прикоснуться к победителю затмевала длинные и нудные наставления матушек и многочисленных тетушек. — Твой соперник был открыт по центру, требовался прямой удар в открытое место, а не апперкот, который в итоге прошел по касательной. Алексей недовольно покосился на наглеца с непрошеными советами и тут же выпрямился: — Сотник. — Да ты вытрись, вытрись, а то потом несет, мухи на подлете дохнут. Алексей намочил рушник и принялся бестолково обтираться. Ефимии уже не было видно, девчонка сочла за благо не маячить перед сотником. Иоанн Михайлович ни разу не был замечен в сплетнях или «разговорах по душам» с родителями, предпочитая разговаривать с нарушителями морали или общественного порядка наедине. Резкие, колючие фразы давали больший эффект, нежели занудливые до оскомины нотации родных. — Я готов. Лёшка совсем не был готов. О проницательности Залесского ходили легенды, и в голову лезли все мелкие и большие прегрешения, начиная от момента инициации. Четырнадцатилетнего Лёшеньку до икоты пугал ночной лес, где ему предстояло провести ночь с одним из охотников. Заросшего по самые глаза мужика необходимость возиться с малолеткой тогда тоже не прельстила: за немалую мзду он отдал перепуганного пацана маменьке с папкой, как только они отошли от Тсара на достаточное расстояние, а утром получил обратно в свое распоряжение. Охотник вручил не выспавшемуся Лехе мелкого крольчонка, еще живого, велев сказать, что поймал силками. Гораздо позже, из трепотни парней в таверне, Лёшка понял, что это распространенная практика, только вот осадок остался — не справился, повел себя как последний цуцек. Участие в боях, победы были способом доказать себе «могу», «я — взрослый». А какое «взрослый», если с тем разговором, что услышал Степка сразу к сотнику надо было идти, а не ждать, когда девчонку какую замордуют. Или самого Степку… Эх. Иоанн Михайлович нетерпеливо двинул рукой и показал идти вперед, в сторону Ратуши. «Попал, как кур в ощип», — мелькнуло тоскливое. «А мож в остроге то безопаснее будет?» В светлице, заваленной берестяными и другими, названия их Лешка не знал, грамотами, что были везде, Залесский предложил ему присесть на лавку, сам остался стоять, подошел к окну, закрыл его и только тогда повернулся к нему: — Глаголь, отрок. Леха сверкнул на него глазами: — Сначала было слово, — ляпнул он вылезшую из бездны фразочку. Мамка Лёхи увлекалась христианством, что проповедовали жившие западнее народы, по вечерам заставляла его и Еленку слушать тексты из «Ветхого завета», кои заучила наизусть на тайных вечерях. Батя пугал ее гневом Велеса, местью Мокоши, да только дурная мамка продолжала бегать к мис-си-о-не-рам. Дурка, вразуми ее Мокошь! Залесский широко, недобро улыбнулся. Наклонился вперед, почти столкнувшись носом с Алексеем, что заставило того откинуться, чуть не свалившись на пол, и рявкнул: — Чье? Чей разговор услышал Степан Бутко, после чего вы решили девчонок портить? — Охотников в таверне, — растерялся Алексей и зажал себе рот рукой, понимая, что попался на удочку. — Умница, а теперь подробности. «Вот зараза, а?», — мелькнуло строптивое и растворилось. — Да глаголю, я, глаголю. Боярин, ну, Феодор Михайлович, его туда послал за снедью, — торопливо пояснил Леха. — Столетовы раз в месяц дают свободный день челяди. В тот день кухарка, значится, гуляла, вот и отправили Степку. Он заказ сделал, а сам через черную дверь вышел, отлить, значится. А там двое в кустах схоронились. Степка их за парочку поперву принял, спугнуть не хотел. Он хоть и здоровый как бык, а ходит бесшумно, когда хочет. Дошёл до отхожего места, тут до него обрывки разговора и долетели, мол, хозяин ищет непорчену девку, для ритуала какого-то, опять труп прятать придется и с места срываться. — Имя хозяина всуе упоминали? — уточнил Залесский, как только понял, что продолжения не предвидится. — Говорю же, он обрывки лишь слышал. Степка тогда испужался до усрачки, слился с местностью, да сбег со двора. Кода успокоился малость, вернулся, забрал заказ. А утром уже нам рассказал и мы порешили, что хотя бы своих девок защитим. — Мы — это? — Я, Стёпка и Глеб, ну сын знахарки, да вы его знаете. — Гле-е-б — удивлённо протянул сотник. — Глеб, — кивнул Лёха. — Вот ведь тихушник, — восхитился Залесский. — Мы ж поклялись молчать, — пробормотал Леха. — И девок портить, — проворчал всё ещё веселящийся сотник. Ну как веселящийся — уголки уст приподняты, зубы видать. — Глеб только Катьку… попортил, — слабо встал на защиту друга Лёха. Всё ж чувствовал себя виноватым. — Ума хватило хоть верность сохранить. Что ж ко мне не пришли? — неласково уточнил Залесский. — Так Степка не узнал никого из шептунов, с чем бы он пошёл? А и пришел бы. Неужто, девчонок в острог на Солцеворот всех посадили бы? Или всю дюжину охотников? — ощетинился Лёха. — То не твоя забота. Главой думать надо, а не тем, что в штанах! — ругнулся Залесский. Леха набычился, снова ощущая себя тем самым дитём, которого родители не пустили в лес на инициацию. С девчонками они все предохранялись, не дураки, да и языками требовали не трепаться, кто ж виноват, что глупые бабы побежали с подружайками делиться сокровенным? Степке же Елена нравилась, жениться вон обещал… — Больше ничего? — уточнил Сотник. И такое презрение в его голосе почудилось Лехе… — Больше ничего. — День-то хоть помнишь, когда Степка в таверне был? — Как не помнить, аккурат середина травеня. — Благодари Великую Мокошь, что родители девушек шум не подняли. Еще раз услышу, что девчонка по твоей милости репутацию потеряла, своими руками до острога дотащу, не поленюсь, понял? И еще… — Залесский с угрозой посмотрел на него, аж до костей пробрало! — Услышишь чего, сразу ко мне. Будешь полезным — возьму в дружину. Апперкот только не забудь отработать. — Ась? Залесский терпеливо вздохнул: — На учения дружины ходи, отдам распоряжение тренировать тебя. — Благодарствую. А как же смерть Степ… Степана Бутко? — промямлил Леха, поняв, что острога отменяется. Залесский странно дернулся и еще раз зло приказал: — Все, иди. Не чуя ног, Алексей буквально выпал из его кабинета. Свобода! *** Спустя неделю новость о смерти Степана потеряла свежесть и была вытеснена новой. Семь лет спустя после своего внезапного отбытия вернулась стая Когтиных. Истинных хозяев земель, на которых стоял Тсар. Веровольфы.