Когда все сказано и сделано, Один и один — все же одно целое. Когда мы плачем и когда смеемся, Ты и я — половинки этого целого. Смотри, как далеко мы зашли. Один и один — все же одно целое. Robert Miles, «One and one» (пер. с английского)
Забавно, самая гуманная казнь в Магическом сообществе начинается именно так. Приговоренный смотрит в отражение времени, где он был абсолютно счастлив и тянется за давно ушедшими людьми и событиями, не замечая медленно поднимающейся волны темной магии. В самый миг, когда он, кажется, воссоединяется с тем, что ему было дороже всего, волна захлестывает его с головой и развоплощает. Так, кажется, казнят мракоборцев. Ощущение от отделяющихся от виска серебристых прядей мыслей похоже на боль — очень близкое, почти на грани. —… Белла, это была моя любимая кукла! Никого другого для обряда ты найти не могла? — Почему была? Смотри, Мишель как новая, я все исправила! Хочешь научу? А то так и будешь реветь по углам за разбитые родительские красивости!.. — Ага, и шея кривая такая… — Почти незаметно. Не хочешь же ты, чтобы мы взяли для этого твоего котенка? — Не смей!.. Почему вообще ты руки тянешь к моему? — Моё, сестрёнка, то, что я сама скажу… — Прекратите немедленно! — вмешивается строгий голос отца… — Блэк, и это ты называешь полётом на метле?! — Я с пяти лет летаю. — Во сне, ты хотела сказать?! Здесь квиддичный стадион, а не ясельки. Держись крепче, за ручку тебя не поведут. И не надо так уж впиваться глазами в загонщиков. Твоя цель — снитч. — Как же я тогда замечу бладжеры? — Краем глаза смотри на то, что происходит вокруг. Ну, давай еще раз. Картинка столь яркая, что тело снова пронзила тупая боль. А это…так, мы гостим у тёти Вальбурги, которая мне дарила такие потрясающие вязаные платья… О нет, сейчас будет ещё хуже. — А потом он мне… Цисси, что это такое?! — хмурится Андромеда. — Хватит уши греть, иди к себе. — Что там у тебя такого, чего нельзя слышать мне, зато можно малолетке Сириусу? — фыркаю я. — Он живет в этом доме, я не могу ему указывать. А ты моя младшая сестра и изволь слушаться. Я тут ему рассказываю про…курсовой проект. — Ага, точно. Польза и вред селекционных экспериментов с грязнокровками? — фыркаю я, давая понять, что фривольные взгляды Андромеды на силу магии в поколениях мне хорошо известны. В ту же секунду меня буквально согнуло пополам, дыхание перехватило, изо рта пошла обильная пена, как будто я разжевала большой кусок хозяйственного мыла. — И запомни, дорогуша, — под оглушительный хохот Сириуса прошипела Андромеда, прежде чем отменить заклятие, — кровь у всех людей красная. Ещё раз услышу от тебя такое… Незабываемое ощущение, вдвойне гадкое от того, что заклятие наложено было той, от которой меньше всего ждешь выходки. Именно поэтому, когда прогремела та Мародерская история со Снейпом, нетрудно понять мой гнев. Я не выношу, когда покушаются на человеческое достоинство. То, что Мародеры и их гриффиндорский сброд называли «шалостью и только шалостью», для меня образец паскудства, жестокости и душевной мерзости. Впрочем, подлостей от Андромеды не ожидала не только я, а вся наша семья — и, как выяснилось, напрасно. Говорили, что мы прекратили с ней общение после того, как она сбежала с Тедом Тонксом. Произошло с точностью до наоборот: не мы с ней, а она с нами. — Вы…вы видите?! Нет, вы ЭТО видите?! — кричит вся красная матушка, потрясая измятым листком, исписанным почерком Меды, затем опускается на кровать, тяжело дыша. — Вот мерзавка, ни родителей, ни семью ей не жаль!.. Брак с грязнокровкой оказался не слишком удачным. Тед Тонкс обожал изобретать лекарства, работая за маленький оклад — деньги, по его словам, он презирал. Блэки не слишком богаты, до Малфоев или Лестрейнджей им далеко, но под крылом родителей Меда не знала нужды. С Тонксом ей пришлось хлебнуть бедности и позора во всем их проявлении. Впрочем, и я накануне своей свадьбы матушке подпортила нервы — рассталась со своими локонами, сделав остромодную стрижку «паж», да еще и на церемонию вышла, вопреки всем традициям, в брючном костюме. Лишь перед венчанием я позволила надеть на себя платье и покрыть голову алансонским кружевом… Рокочет орган, в нос ударяет аромат ладана. Тонкий, драматичный, будто нарисованный черной тушью Северус. Он встречается глазами с горящим взглядом Беллатрисы и поспешно отворачивается. Исхудавшее, болезненно жёлтое в свете свечей лицо папы. Несмотря на дурноту, все-таки он заставляет себя улыбаться и протягивает мне руку, чтобы вести к алтарю… Вскоре после моей свадьбы отец сляжет в Мунго, откуда его спустя пару месяцев выпишут домой — умирать. А пока… Розовый сатин и уютный полумрак в пентхаусе на Пятом авеню. Беллатриса помогает мне отколоть фату и расстегивает крючки на лифе платья, пока Снейп, плотоядно усмехаясь, поигрывает хлыстом. Северуса вообще всегда отличало оригинальное чувство юмора, и свою роль шафера он исполнил соответственно. Несильно, но все же ощутимо он щелкает хлыстом крест-накрест по моей обнаженной спине. Благословил, что называется. Забавный ритуал. Поставила бы сто галлеонов, что это идея Долохова… Белла и Северус желают мне счастья и удаляются, закрывая двери и оставляя меня ожидать супруга. Как выяснилось, и им нашлось чем заняться. Оставив вымотанного, опустошенного и счастливого тебя досматривать сны, я решила сделать вылазку к холодильнику за мороженым или лимонадом. Я едва попробовала их на пиру и дала себе зарок вернуться — они оказались настолько великолепны, что устоять было просто невозможно. Ещё с лестницы я услышала странные звуки, а потом и увидела… Северус перегнул полураздетую яростно стонавшую Беллатрису через стол, входя в нее сзади. Пара не видела меня, зато я различала отчетливо все движения, звуки и запахи. Мне, вообще говоря, следовало бы побыстрее уйти, но меня словно приковало к полу и оторваться от зрелища не было никакого желания. До сих пор мне не приходилось стать свидетельницей подобного в реальной жизни, в фильмах это выглядело менее натурально, и оттого менее возбуждающе. Не случайно врожденный инстинкт требует от человека уединения, ибо только партнер сочтет открывшееся прекрасным. Любящий неприкрыт и отвратителен в своем натурализме одновременно так, как нигде и никогда — разве что в смерти. Которая, как неоднократно выражался Малкольм Эйвери, есть тот же оргазм. Беллатриса громко стонала и извивалась, юбка бесстыже задралась вверх, закрывая ее голову, на единственном уцелевшем чулке ползла стрелка. Северус вбивался в нее все грубее и быстрее, с явным трудом помещаясь внутрь. — В -вообще-то должен делать ты, — прохрипела она из-под юбки, описывая пальцами бешеные круги у себя между ног. — Ч…что? — Вот это, то что я сейчас рукой делаю! Профессионалки не научили? А-аах…ну давай же, что ты как деревянный… — Я не хожу в… Боже милосердный!!! Тут и Беллатриса что-то прорычала. Воспользовавшись этим, я неслышно метнулась вверх. — Ладно, для первого раза сойдёт, — раздался снова голос Беллы, уже твердый и уверенный, как и прежде. — Для последнего тоже, — ответил он. — Черт меня дернул согласиться… До самого конца эти двое испытывали глубочайшую неприязнь друг к другу. Я похоронила увиденное и вот оно снова у меня перед глазами. По сути, это всё…дальше пошли тёмные дни и тревожные ночи до исчезновения Волан-де-Морта, когда тебе приходилось командовать рейдами. И только спустя время… Куршевель. Усталые, мы спускаемся к гостевому дому, уютно светящемуся рождественскими огоньками. — Любимый, постой… Голова кругом. — Дорогая, это от того, что ты с утра не ела. Думаю, самое время восполнить это упущение. — Не знаю, дойду ли потом до кровати. — И не надо, любовь моя, я сам донесу тебя… После ужина оказывается, что мою пару дорогих лыж кто-то нагло стащил. — Это к огромной удаче! — смеешься ты. И твои слова оказались правдой! С курорта мы вернулись в наше поместье уже втроём — через полгода предстояло появиться на свет Драко… — Эванеско. Взмах палочки и мой взгляд наталкивается на равнодушно-гладкий мрамор чаши думосбора. Я не оборачиваюсь на дом перед тем, как аппарировать к Министерству магии и не ищу вариаций для прощания. Всё просто: не хочешь идти — сиди дома.Глава 26. На лестничных пролетах памяти.
6 марта 2019 г. в 00:28