Кризис. Книга 1: Крещение огнём

Дверь с угрожающим скрипом поехала в сторону. В камере стало немного светлее. Сидевшая у вмонтированного в подоконник стола рыжеволосая женщина поднялась навстречу конвойной группе. Подследственная по опыту знала, что лучше не дожидаться соответствующего приказа мракоборца. После того, как охранника, попробовавшего «взбодрить» ее электрошокером, разнесло на куски, магловские приспособления на арестованной больше не использовали, но Круциатусу Синклитикия Долохова противостоять пока не научилась. В том, что Непростительные заклятия у «светлых» получаются ничуть не хуже, чем у Темного Лорда, ведьма тоже уже успела прочувствовать на себе. — Подследственная Долохова. Синклитикия ожидала услышать привычный приказ повернуться лицом к стене. Обычно за этим следовал тяжелый, но мягкий — как подушкой в детстве — удар Конфундуса. Тусклая лампа осветила ненакрашенное, бескровное лицо Катрин Скалаускас. Синклитикия удивленно приподняла брови. При аресте Долохова поразилась юности участнице Ордена Феникса — девушке при всем желании нельзя было дать больше двенадцати-тринадцати лет. Напускная солидность только подчеркивала молодость и хрупкость аврора. Ну-ну, интересно. Неужели бить будет?.. Долохова подобралась. — Письмо, — тонкая рука положила на стол когда-то белый конверт. — Это было найдено в банковской ячейке вашего брата. Больше аврор не произнесла ни слова и вместе с коллегами удалилась. Синклитикия развернула письмо и, слегка щурясь, стала читать: «Доброго здравия тебе, Тина! Долго собирался с духом написать. Больше случая не представится. Прости меня, это моё письмо — последнее. Если ты читаешь его, значит в живых меня нет. Но и уходя, и пребывая в том месте, которое я получу на единственном праведном суде, я не бросаю тебя и весь Волшебный мир, который мы стремились приблизить к нашей мечте и сделать лучше. Пока ты это помнишь и знаешь, ты жива. Вот думал, думал, с чего начать и вспомнил строки твоего последнего письма ко мне в Азкабан: «Очень немного требуется, чтобы уничтожить человека: стоит лишь убедить его в том, что дело, которым он занимается, никому не нужно». Знаешь, эти слова Достоевского заставили меня вынырнуть из упаднических дум. Те, кто о нас вспомнит хотя бы с одним памятные словом, делают нас бессмертными. Они лишь подтверждают то, что мы успели изменить этот мир. Сейчас ты сама арестована, а может быть, уже готовишься к этапу, поэтому я искал, чем успокоить твою душу там же, где ты — утешение для моей. Первая же открытая страница Достоевского с твоими закладками дала мне ответ. Как раз к твоей ситуации и на те сомнения, которые сейчас одолевают тебя. Итак, страница 66, «Ваше время не ушло, не беспокойтесь. При Вашей настойчивости непременно выйдет что-нибудь хорошее. Оставайтесь только добры и великодушны». Азкабана не бойся, если даже ты окажешься там, то скоро выйдешь. Радостные моменты оставь на потом, а то еще дементоров привлечешь. Добивайся, чтобы тебя пускали в библиотеку. Так ты сохранишь свой рассудок и память, а значит и себя. Помни обо мне и отце в молитвах. И очень прошу, не будь одна. Не нужно траура, черных одежд и прочей мути. Главное совсем не это. Встретишь достойного человека — долго не думай. Передавай привет Р. И — до встречи. Пока все не станем едины и последний враг истребится — смерть. Антонин». Дочитав, Синклитикия рухнула на койку и разрыдалась, комкая письмо в кулаке и кусая до крови губы. О гибели отца и брата ей сообщили вскоре после ареста, но казалось, только сейчас она прочувствовала всю неотвратимость случившегося, горечь от того, что не успела попрощаться, подержать за руку. И Родольфус… Едва ли Лестрейнджей рискнули оставить в живых. Кому передавать привет, дементорам в Азкабане? Пожирательница не сомневалась, что не осталось ни одного человека, кто мог бы за нее заступиться. Впрочем, у нее оставалась она сама. А это немало. Авроры быстро поняли, что для работы с этой ведьмой требуются особые меры безопасности. Нет, Синклитикия не умела невербально ввести человека в кому, как Люциус Малфой и не применяла обожаемое Пожирателями лестрейнджевское «заклятие проглоченной бритвы». Но после того, как один дознаватель прямо на допросе умер от разрыва брюшной аорты, а второго парализовало, стало ясно, что с этой дамочкой вылезет не меньше проблем, чем с остальными Долоховыми. Непонятным оставалось, как действовала Пожирательница. Никаких невербальных заклятий не отследили. После того случая с ударом электрошокера Бруствер созвал особую комиссию из специалистов по темным искусствам. Те пришли к единодушному выводу — им приходится иметь дело с очень странным наведением самопроклятий. При каких условиях обычные фразы-паразиты и ругательства вроде «чтоб меня разорвало» словно оживают и атакуют тех, кто их изрек, оставалось загадкой. К работе с Долоховой авроров стали допускать только после прохождения особого тренинга, выправляющего речь. Ситуация не улучшилась. Дошло до того, что каждому аврору приходилось обдумывать и записывать вопросы и предполагаемые реплики перед допросами, чтобы избежать любого словосочетания-паразита, которое даже теоретически могло сработать как самопроклятие. Череда несчастных случаев и похорон прекратилась. Но ненадолго. После того, как у аврора Честертона, меньше чем за месяц сгорел от непонятной болезни сын, стало ясно, что угроза не исчезла. На службе Честертона ценили, несмотря на специфические черты характера и изощренный садизм по отношению к арестованным. Мракоборец не выбирал слов ни с коллегами, ни с домочадцами, мог неделями изводить и поливать бранью сына за школьные проблемы, ну и что? Все нормальные люди так делают. Кто же мог предположить, что парень выполнит брошенное папашей в сердцах пожелание сдохнуть? Вот эгоист, хоть бы отца пощадил, тот и так горит на работе! Дураку ясно — это проклятие, которое можно сделать только на крови или любой другой частичке плоти человека, как-то: отломанный ноготь или волос. А поскольку взять такой материал возможно только при близком контакте… Кингсли Бруствер рвал и метал. Устав аврората — это не нудный справочник, который неизвестно зачем заставляет зубрить строгий педагог, здесь за каждым словом — смерть и пролитая кровь. А эти идиоты не могут отказать себе в удовольствии почесать кулаки об арестованных, будто не знают, как это опасно. Человек, захваченный магией Пожирательницы, мог находиться под ее воздействием и три минуты, и несколько часов, а в случае ритуала на крови — всю жизнь. Воистину, дураков учить — только портить. Впрочем, одно оправдание у авроров все же оставалось. До сих пор никто не слышал, чтобы такой ритуал проводили без волшебной палочки, а свою Пожирательница сдала при аресте. Родовая магия Долоховых демонстрировала аврорам звериный оскал. Подходил срок суда, но у авроров по-прежнему не оказалось ни одной зацепки. Похоже, что и эту освободят, тогда как глава Аврората еще в начале Магической войны намекнул, что Долоховых разрешается отпускать только на тот свет. Можно, конечно, попытаться заставить Визенгамот отправить дело на доследование, а там… Вымотанный очередным безрезультатным допросом Долоховой, Кингсли Бруствер устало опустился в кресло и прикрыл длинными холеными пальцами усталые глаза. Послышались стремительные шаги, хлопнула дверь кабинета. Исполняющий обязанности Министра магии не пошевелился. Если бы Кингсли поднял голову, то наверняка заметил бы и то, как дверь его кабинета, закрываясь за Артуром Уизли, вдруг остановилась на месте, а потом осторожно захлопнулась, будто некто невидимый придержал ее, входя следом.