Кризис. Книга 1: Крещение огнём

Альгимантас Скалаускас сидел в своем офисе адвокатской конторы и заканчивал последние приготовления к судебному заседанию. Среди тьмы писем, принесенных совами утром, бросались в глаза яркие печати адвокатов группы Гарольда Розье, защищавших знатных Пожирателей. Удивительнее всего было то, что теперь под их защитой была и Синклитикия Долохова — Родольфус Лестрейндж, едва добившись разморозки своего гринготтского счета, навел справки о сестре Антонина. Узнав о том, что к той не пускают даже бесплатного дежурного защитника, бывший Пожиратель немедленно связался с Уилфредом Яксли и выплатил ему солидный аванс. Барристер добился почти невозможного: Долохову отпустили до суда. Это было сделано вовремя. Лицо Пожирательницы выглядело как один сплошной синяк, в пышных темно-рыжих волосах поблескивала седая прядь. Тине не исполнилось еще и сорока лет, но по виду ей можно было дать все пятьдесят. Впрочем, признал Альгимантас, это еще не самое худшее. Что бы случилось, попади Долохова в лапы Грозного Глаза, не хотелось даже представлять. Северуса Снейпа, арестованного Грюмом в восьмидесятых, спасло только то, что Люциус быстро внес за друга крупный залог. Зельевара выпустили, но ему еще целый месяц пришлось восстанавливать здоровье в Мунго. О прошедших днях заключения напоминал слегка неровный ряд нижних зубов, да горбинка на переносице стала заметнее. Теперь же второй герой Волшебного мира вместе с Пэнси Паркинсон сидел в кабинете Альгимантаса и пил предложенный кофе из пластикового стаканчика. Вызвать его на беседу оказалось большой удачей - Снейп все еще оставался под аврорским надзором и Альгимантасу стоило больших трудов убедить мракоборцев, что никакого вреда визит в его офис не принесет. Пэнси же, после того, как ее отец после визита в Отдел тайн угодил в ожоговое отделение Мунго, перепугалась настолько, что боялась лишний раз выйти из дома взяться за палочку — даже при бытовых заклятиях ей вдруг начинало казаться, что на нее сейчас обрушится стена Неугасимого пламени. Неприятность мог бы разрешить психиатр, но честолюбивая Пэнси все не решалась пойти в клинику. Увы, древние предрассудки продолжали жить в некоторых магических семействах вместе с традициями. Девушке с детства пришлось усвоить, что визит к душеведу — признание себя душевнобольным, а это бросает тень на семейство. Чистокровным волшебникам достаточно поделиться своей бедой с домашними, и все будет хорошо. Да и вообще, маг с родовыми традициями сам себе поможет. А если совсем припрет — так у уважаемого семейства всегда под рукой свой доктор. Немногочисленным приверженцам варварских пережитков не приходило в голову, что врачи не от праздности назначают обследования и консилиумы. Домашний лекарь — не мастер «на все руки от скуки». Схожую мораль исповедовал в свое время и Абраксас Малфой — сгнить живьем от драконьей оспы в его понятии оказалось почетнее, чем наступить на предрассудки. Короче, прежний энтузиазм Пэнси почти растаял. Но сейчас у Альгимантаса не оставалось времени, чтобы тратить его на разъяснение прописных истин взрослой британской волшебнице. Еще не хватало ее уговаривать. — Здесь все, мистер Скалаускас. Копии жалоб студентов, характеристики, итоги проверок службы опеки, их отчеты. Документы о благотворительных акциях фонда «Клиренс», в которых я участвовала, тоже здесь. Драко передал мне это незадолго до…вы понимаете. Она плюхнула на стол громадную папку. — Да, конечно. Ваше решение давать показания в силе? — Я боюсь, мистер Скалаускас… — Сидите и бойтесь дальше. Вам от ваших страхов точно хуже не будет, ну в крайнем случае успокоительное попьете. Ни пожизненный срок в Азкабане, ни поцелуй дементора вам не светят. Это грозит только людям, которые вам доверяли. А с их семьями вы как потом объяснитесь? Мисс Паркинсон, вы же осознаете, чем это чревато… — Нет, вы меня не поняли, — лицо Пэнси мгновенно сделалось белее снега, — Я, конечно, выступлю… Я скажу все, что вы мне велели. — Вот это другой разговор, — Альгимантас продолжал что-то быстро записывать. — Тогда я прощаюсь с вами на сегодня, мисс Паркинсон. Вы можете идти. Девушка попрощалась и вышла. Альгимантас видел, как на крыльце ее встретил Грегори Гойл, взял под руку и они вместе аппарировали. Теперь он мог перейти к самой важной части — к вопросу подлинных и фальшивых воспоминаний, которые предстоит озвучить в суде. С опытом Северуса здесь мог соперничать разве что опыт самого Волан-де-Морта. Но Темного владыки больше не было, а живых можно не опасаться. Аврорат принял его воспоминания за чистую монету, что уж говорить о менее искушенных магах. Не потому, что все эти романтические страдания по подловатой школьной знакомой и заламывание рук перед Дамблдором выглядели убедительно, нет. Сам Скалаускас не находил объяснения якобы любовной тоске по женщине, отношения с которой даже с большой натяжкой трудно назвать дружескими и почему у этого абсурда нашлось столько благодарных зрителей. Просто потребность в зрелищах входит в число базовых. Да и неистовый гнев Снейпа за подсмотренное содержимое думосбора объяснялся просто: Поттер увидел не то, что следовало бы. Не победу. А кому приятно быть застигнутым в моменты слабости, абсолютной телесной или душевной наготы? Мародеры и впрямь вволю поиздевались над Снейпом в юности. Но позже в полной мере испытали на себе его гнев, прежде чем их сама жизнь макнула головой в дурнопахнущие последствия их же собственных деяний. Если бы спаситель Волшебного мира увидел, чем закончилась последняя попытка шайки подвыпивших выпускников напасть на однокашника, он бы потом полгода заикался. Да, что и говорить, не на пустом месте Дамблдор упорно не желал давать Северусу ставку преподавателя ЗОТИ. Когда в окно серебристым вихрем ворвался Патронус, окружающая реальность словно превратилась в желе. У Альгимантаса пронеслась мысль, что хотя бы эта детская мечта — побывать внутри медленной съемки — исполнилась. В то же время пришло странное ощущение опережения событий — Альгимантас отчетливо увидел то, что должно произойти буквально в ближайшие часы. Вот Перси и Снейп левитируют все еще витающих за облаками сознания авроров по местам, вот секретарь вывешивает на информационный стенд приказ Кингсли Бруствера об увольнении Артура Уизли и последующем назначении пособия по состоянию здоровья. Вот багровый от ярости начальник участка трясет заснувших на рабочих местах Дугласа с напарником… Альгимантас не слышал собственного голоса, что-то объяснявшему Перси на пути к закрытому туалету и порталу, не помнил, как нокаутировал пытавшегося его остановить дежурного аврора, в недобрый час возникшего внизу у администраторской стойки. Кабина лифта в последний раз вздохнула и скрипнула, останавливаясь. Когда двери из желтого пластика разъехались, Альгимантас чувствовал — его подопечная жива, но там, в Хранилище, происходит нечто, разделяющее на до и после жизнь не просто тех, кто там оказался, а всего Волшебного сообщества. Нет, даже не так, это слишком просто. Скорее, вот: каждый, кто нарочно или случайно туда зайдет, соприкоснется с новым истоком, дающим жизнь новой ветви истории Магической Британии. Больше ничто не пойдет так, как изначально хотели Волан-де-Морт, Дамблдор, Уизли, авроры, темные, светлые, сам дьявол, пропади они все пропадом! Он выскочил из кабины и резко остановился — вход в арку преградила завеса синего пламени. Языки словно приутихли, приветствуя нового участника, так что теперь было видно тех, кто стоял внутри. Странно. Синие танцующие языки не излучали чудовищного жара Неугасимого пламени, но от Темной магии не стоит ждать милости. И все-таки Альгимантасу отчаянно захотелось — нет, не убежать, наоборот — войти в этот круг, повинуясь зову. Не услышанному — прочувствованному. — Если хочешь зайти сюда — иди! Альгимантас глубоко вздохнул и шагнул вперед.