Миры и Грани Шестигранника. История 26. "Самый ценный дар"

Этот вечер, которого так боялся Ланий, наступил. Наутро начнутся Баталии. И Ивир погибнет. — Я не хочу этого... — твердил Ланий, прячась в его объятиях. — Успокойся, ученик, — Ивир же был абсолютно спокоен и даже улыбался. Весь день он где-то пропадал, разговаривая с другими гладиаторами. Кажется, передавал свои негласные полномочия старшего кому-то другому, кто сможет поддерживать в братстве обреченных порядок, следить за воспитанием и обучением молодежи. И только к вечеру вернулся в свою клетушку, где Ланий просидел весь день безвылазно, занимаясь тем, что было поручено: подготовкой своей глейсы, чисткой шлема и починкой сандалий. Хотя дело совсем не спорилось, все валилось из рук. — Я не смогу остаться здесь без тебя. — Ну-ка, прекрати, — почти сердито встряхнул его за плечи Ивир. — Все будет так, как должно. И тут же снова привлек к себе, целуя, не дав ответить. Ланий прильнул к нему теснее. Он и сам не заметил, как поменялись их роли, что уже Ивир лежит под ним и подается под его ласкающие руки, улыбаясь шало и лукаво, постанывает сквозь стиснутые зубы. Это было так восхитительно, так сладко. И в то же время так горько — их последняя ночь. Дойдя до самого волнующего, он замер, не решаясь продолжать. Ивир раскинулся под ним, насколько позволяла узкая кровать, заставил поднять голову. — Что же ты, малыш? Не бойся, продолжай. Ланий выдохнул и кивнул. Продолжить... Почему Ивир сегодня отдается ему? Отдает себя в его власть? Подумать тот не позволил, крепкие ноги захлестнули бедра Лания, побуждая двигаться. Немного поразмыслить Ланий смог только после того, как они оба отдышались от любовных игр. Прощается? Он не хотел так думать. Но это было единственным очевидным ответом. Ивир прощался с ним так, как мог и умел. Не говоря ни слова. Не позволив встать после, вытереться, словно повторяя их первый раз. Просто крепко прижал к себе и заставил закрыть глаза, которые жгло от непролитых слез. Ланий был слишком взрослым для слез. — Завтра утром, да? — тихо сказал он. — Если б только я мог снять ошейник... Я забрал бы тебя к себе домой в тот же час. Тебе бы понравилось там. Много воздуха, света, просторно, люди добрые. — Спи, малыш. Завтра утром случится то, что начертано в наших судьбах, и только боги знают, что это будет. Наш бой — последний. Ланий покорно закрыл глаза, но сон не шел. Он пролежал до самого утра, так и не сомкнув глаз, лишь иногда проваливаясь в легкую дремоту. Слушал спокойное сонное дыхание Ивира, оно не позволяло сорваться в подступающую истерику, давало силы тихо лежать и чувствовать биение сердца под ладонью. И его собственное прекращало частить, и на душу снисходил покой, пусть и кратковременный. Утром пришлось подниматься и двигаться, игнорируя боль — будто под сердцем обломок копья застрял. Рассвет был по-весеннему ярким, и небо обещало к полудню очиститься от легких облаков совершенно. В такой день — и умирать? Словно боги хохотали над людьми! Но больше всего Лания бесили взгляды окружающих. Они все списали Ивира, практически, похоронили его. Для них — особенно, для ликтуров — Тигр уже был мертвецом, унесенным с Арены под серым плащом проигравшего. Если так провожали каждого ора-ветерана на его последний бой, немудрено, что единственным возможным исходом для тех была смерть! Ланий думал: если он откажется убивать Ивира, попросит — пусть даже для этого придется встать на колени и целовать ноги хозяину, — оставить наставника при Арене, учителем для молодежи, да хоть кем! Согласится ли господин Таурис? Неужели ему выгодно потерять совсем еще не старого и способного сражаться и учить гладиатора? Или же все дело в том, что Ивир непокорен и не лижет пятки хозяину, как преданный пес? За этими тягостными мыслями он не заметил, как утро пролетело и все приготовления были закончены. Очнуться его заставило то, что Ивир вывел его из комнаты буквально за руку. И еще его голос, к которому прислушивались все, затаив дыхание. — День ярок, раскален песок Арен Молю богов: свою прострите тень, Пусть небо скроют тучи дождевые! Смеются боги: светел будет день. Умрет сегодня тот, с кем слава возлежала Блудницей из Веселого квартала, Он ей не золотом, а кровью заплатил, Но, видно, показалось славе мало. Удача — шлюха не была ему верна, Хоть ей он тоже заплатил сполна. Лишь сталь меча — достойная подруга - С ним выйдет в бой, как верная жена. Не бойся, ученик, пусть не дрожит рука, И будет смерть наставника легка. Того, кто имя нарекал тебе вчера, Отправь бестрепетно в объятия песка. — Я не смогу, — себе под нос пробормотал Ланий. — Просто не смогу. — Не сможешь ты, это с удовольствием сделают пантеры, — так же тихо ответил Ивир, идя рядом с ним. — Тебя уведут с Арены, унесут мои клинки и шлем. И выпустят кошек. Ланий содрогнулся. — Нет! Лучше я... Ивир сжал его руку еще крепче и вместе с тем нежнее. — И не вздумай унижаться перед хозяином, просить за меня. Этим ты только порадуешь его, но ничего не добьешься. — Я не знаю, как без тебя жить... На это Ивир ничего не ответил. Чем ближе была решетка ворот, тем яснее слышался шум толпы, отдаленно похожий на грохот морских валов в прибрежных скалах. Ланий невольно зажмурился на пару секунд, отчаянно пытаясь задержать это ощущение. Но яростный свет солнца, отражающийся от выглаженного служками песка на Арене, разбил мираж, вернув в страшную действительность. Он крепче стиснул глейсу. Что ж... Пора. Толпа — она как зверь или дитя, сразу чует неправильность или наигранность. Они оба знали, что никаких поддавок не будет, бой есть бой, и Ивир выжмет из него все, так же как и отдаст всего себя. — Сегодня состоится славный бой! Тигр сойдется в бою с собственным учеником! И рев толпы, приветствующей такое завершение Баталий. Ланий смотрел на песок, который сейчас не был белым, несмотря на все усилия служителей. Он был бурым. Бата получила сегодня довольно крови. И последней будет кровь его и Ивира. — Встречайте! — надрывался распорядитель. — Ивир Тигр и Ланий Фэйят! Ланий шагнул навстречу многоголосому реву. Они казались совершенно одинаковыми: белокожие, волос под шлемами не видно, только тигриный хвост выделяет Ивира, да его знаменитые Когти — два узорчатых тамасканских клинка. Голоса зрителей делились пополам. Поддерживали обоих. А оглядываться, насколько поровну — было некогда. Прозвучал удар гонга, и Ланию пришлось спешно уходить в оборону, чтобы сориентироваться и суметь потеснить Ивира. Здесь и сейчас выбор оружия казался очевидно неудачным, но Тигр учил его и неудачу оборачивать себе на пользу, и он уже мог это сделать, мог противостоять наставнику. «Малыш, соберись», — прочитал он по губам Ивира. Пришлось перейти в атаку, удерживая Тигра на расстоянии. В памяти отложилось только то, что лезвие глейсы успело прочертить по правому плечу Ивира довольно глубокую рану. И рисунок боя сразу изменился. Теперь Тигр больше использовал левую руку, оберегая правую. Но ни один из Когтей не потерял — чтобы Ивир, и выронил хоть один из своих мечей? Такого зрители не помнили давно. И только Ланий знал причину: Когти могли оставаться у гладиатора лишь до тех пор, пока он крепко их держит в руках. Ранен, упал — не важно, он не должен был позволить оружию коснуться песка. Когтями Ивир дорожил, они перешли к нему от наставника. Когда Ивир рывком сократил расстояние, Ланий машинально, не думая, еще раз полоснул его, теперь уже по бедру, пытаясь сбить скорость. Тигр припал на одно колено, но почти тут же выпрямился. Теперь он не мог двигаться так же быстро, как раньше. Роли поменялись — он ушел в глухую оборону, парируя выпады глейсы и изредка пытаясь достать правой по открывающемуся боку или рукам. Но для всех уже было очевидно его поражение. Ланий решил закончить все быстрее. Глейса в его руках развернулась, словно легкий прутик, утяжеленное металлическим шаром, ее древко дважды ударило в прикрытые палом бедра Тигра, заставив его упасть на колени, хотя оружие он не потерял. По сути, это был конец, и снова крутанувшееся в руке юноши копье коснулось лезвием горла наставника. Ланий замер. Вдруг толпа все же сжалится? Он видел, как вскидываются вверх руки. Видел, как встал в своей ложе хозяин Арены. — Прошу последней милости, — голос Ивира хрипел и срывался. И люди замолчали, ожидая: нельзя было нарушить этот обычай, не позволить обреченному того, что не спасет, только оттянет мгновение смерти. Ланий отвел глейсу, глядя на Ивира — и только на него. Тот же увидел кивок господина Тауриса и усмехнулся. — Малыш, помоги мне встать. Ланий подал ему руку, потом подпер плечом. Ивир убрал клинки в ножны, бросать их на песок он не желал. Развернулся к ученику и обнял его, касаясь окровавленными ладонями его ошейника. — Поцелуй меня. Забудь обо всем и поцелуй. Ланий его просьбу выполнил моментально. Толпа ахнула. А потом ошейник Лания распался на части, в мелкое крошево, осыпаясь на песок, и Ивир, чуть отстранившись, запрокинул голову, выкрикивая с явным ликованием: — Фэйят! Свободный! — В инеистый ад вас всех! — гаркнул Ланий, сгребая учителя в охапку и прошибая всей высвободившейся мощью магии пространство. Направление он задал туда, где сейчас море набегало на берег, качая корабли северян, в укромную бухту, где не должно было ничего измениться за это время, на мелководье. Вышло не очень-то хорошо: оба рухнули в воду с довольно значимой высоты, хотя Ланию повезло оказаться сверху, падение его все равно оглушило. А уж каково было Ивиру... Незнакомый с ощущениями во время пространственного переноса, да к тому же раненый и отдавший почти все силы на то, чтобы разрушить заклятье ошейника, он попросту потерял сознание, только поэтому не слишком наглотался воды, когда довольно тяжелое тело ученика притопило его. Ланий кое-как сориентировался, вытащил на берег наставника. Со стороны селения к ним уже бежали жрецы Фрей, на ходу готовя заклинания. Ланий улыбнулся. Дома... Он дома... Нет — они! Вместе! И свободны! Теперь, главное, чтобы брат тоже не оказался в Империи, это уже без надобности. Но однажды они вернутся. И отомстят за госпожу Мэй-Ла, за все унижения Ивира. Или нет, если наставник сам этого не захочет. И Ланий научит его жить свободным, как сам Ивир научил его жить в рабстве. — Теперь я буду твоим наставником, — сказал он на ухо бессознательному Ивиру. — И тебе понравится. Темные ресницы дрогнули, Ивир выдохнул чуть слышный стон. Жрецы Фрей уже суетились над ними, сосредоточенно, молча — очищали и перевязывали раны гладиатора. Хотя нет, теперь он не гладиатор. Воин... и маг? — Все хорошо, Вэр-Лин, теперь ты дома. А от вздымающегося к небу замка Алор уже спешил отряд воинов во главе с Либием — Ланий сразу узнал брата и, когда тот оказался рядом, поразился: тот выглядел очень сильно повзрослевшим. — Ланий! — обнимал он так, что, не будь этих месяцев на Арене, сломал бы пополам. Все-таки тренировки сильно изменили Лания. Ланий в ответ обнял брата от всей души. — Ого, братишка, каким медведем стал! — восхитился тот, стаскивая с себя плащ и укутывая его. Только сейчас Ланий понял, что дико замерз: ранняя весна на Севере — это и не весна вовсе. — А я вот... С гостем, — сказал он. — Будущий супруг. — Так. Со всем этим разберемся позднее. Несите его в замок. Ланий, ты уверен, что этого человека не нужно заключить в подземелье? — нахмурился Либий. Южанам он не доверял вовсе. — Я обязан ему жизнью, брат. — Хорошо. Идем. Обо всем поговорим, когда ты отогреешься и придешь в себя. Ланий закивал, поднял Ивира на руки, стараясь сделать это аккуратно и бережно. Ну вот и новая жизнь для бывшего наставника, и в чем-то новая для самого Лания. *** — Как ты? — Ланий направил своего коня ближе к смирной соловой кобылке Вэр-Лина. Тот, даром что в седло сел совсем недавно, управлялся с ней уже вполне уверенно. Улыбнулся успокаивающе: — Я смогу поехать с вами. Северяне собирали большой торговый караван, который должен был охранять отряд под началом Либия. И Ланий с Ивиром, точнее, Вэр-Лином были в числе прочих воинов. С того дня, как они сбежали с Арены, прошло почти полтора года, на Севере вовсю полыхало короткое лето, отгорало уже. Самое время отправляться, чтобы вернуться до осенней распутицы. — Это хорошо, не хотелось бы с тобой расставаться, — Ланий погладил его по руке. — Я и сам бы не отпустил тебя туда одного. Мерно постукивали копыта по каменистой тропе. Молчание было уютным, но Ланий снова нарушил его первым: — Ты так и не рассказал мне, как умудрился снять ошейник. Вэр-Лин глянул на него чуть потемневшими глазами, но кивнул. — Матушка была колдуньей. И весьма сильной. Но не той силой, что присуща вашим жрицам или южанам. На востоке колдуны делятся на два рода: Созидающие и Разрушающие. Уравновешивают друг друга, как Тьма и Свет. Она была из Разрушителей, он-ма. Но ошейнику было все равно, какую силу сковать. Когда родился я, первее материнского молока матушка напоила меня особыми травами — они спрятали мой дар на долгие годы. Никто из проверявших меня жрецов не обнаружил его. Так я остался свободным от ошейника. Но и пробудить дар в полной мере не смог. Поэтому не сумел помочь матушке. Мой дар проснулся только в тот момент, когда я увидел тебя. — И твой дар даровал нам свободу. — Я не был уверен, что сумею справиться с заклятьем, почти до самого конца. Нет, — перебил сам себя мужчина, — я знал, что справлюсь, но боялся, что времени не хватит. — Но теперь мы здесь. Ты счастлив? — Да. Это странно... — Вэр-Лин улыбнулся, и Ланий знал, что он имеет в виду. Странно было быть свободным, иметь право идти куда хочешь и делать, что пожелаешь, не ожидая окрика ликтура или хозяина. Он все еще учился этому, старательно и упорно, так же, как и привыкал к истинному имени. — Ты напросился в сопровождение каравана не просто так, — сменил он тему. — Хочу узнать, как дела там, в Империи. Вэр-Лин покачал головой. Мысли о мести были написаны на лице молодого мага огненными буквами. Впрочем, он разделял их, хотя и считал, что мстить нужно продуманно и хладнокровно. Именно поэтому он старательно учился верховой езде: боялся, что, отпустив возлюбленного супруга в Империю, может снова потерять его. Потерять самый ценный дар — не свободу и не жизнь, любовь. — Но все ведь будет хорошо, правда? — Пока мы вместе — я уверен в этом, — Вэр-Лин помолчал и чуть виновато улыбнулся: — Ты простишь меня? — За что? — не понял Ланий. — За отчаяние, за боль перед нашим боем. Я не мог сказать тебе тогда, что все будет хорошо. Твоя магия тоже подтачивала заклятье ошейника, и мне было нужно, чтобы она рвалась на волю изо всех сил. Ланий остановил своего жеребца и кобылку Вер-Лина, спешился, подождав, пока спешится и супруг. Взял его за руку и повел наверх, по едва заметной тропинке к вершине утеса, заросшего вереском. Там было слышно, как глухо шумит внизу море, разбивая в пену ровные, словно борозды на вспаханном поле, волны. — Когда я надел тебе на палец это кольцо, — Ланий поднял его руку, на которой сдержанно сверкал искусной чеканкой широкий золотой ободок, охватывающий почти целую фалангу пальца, — в моих мыслях и памяти была только любовь и счастье. И так осталось и поныне, и так будет и впредь. Мне не за что винить тебя, Вэр. Я никогда даже не думал об этом. Тебе стоило спросить уже давно! Иногда с Вэр-Лином было очень тяжело, так бывает тяжело приучить выросшего в неволе детеныша дракондора к полету. — Я люблю тебя, — Вэр-Лин запустил руку в отросшие до плеч черные локоны, притягивая его ближе. Серые глаза сияли, как отражения полной луны в прозрачной воде. — Я люблю тебя, — эхом отозвался Ланий. *** Путь до столицы Империи показался Ланию удивительно коротким. Конечно, если сравнивать его с тем, что он проделал в первый раз, сбивая ноги в кровь в рабском караване. Сейчас, в окружении друзей и товарищей, не выпускавших из рук оружие ни на миг, он был гораздо приятнее. Ближе к цели Ланий вспомнил о том, как долго привыкал к жаре Юга и сухому воздуху, а потом полтора года привыкал снова к чистейшему морскому ветру, что свободно носился над скалами и вересковыми пустошами его родины. Вэр-Лин в первые дни едва не свернул себе шею, рассматривая все вокруг, потом немного подуспокоился. — А что именно ты хотел бы увидеть снова? — поинтересовался Ланий. Вэр-Лин пожал плечами: — Честно говоря, ничего. А вот увидеть ликтура Прера был бы рад. Он практически вырастил меня. — Значит, постараемся его повидать. Только как это устроить. — Ну, вызвать его я смогу, а встретиться можно и в какой-нибудь гостинице в Торговом городе. К тому же, я уверен, он не выдаст нас. — Тогда давай сделаем это, — согласился Ланий. Прер и в самом деле явился на встречу, радостный от того, что удалось снова увидеться с Ивиром. Хлопнул по плечу и Лания: — Не ошибся Тигр, давая тебе имя, малец. Ха, знали б вы, какой переполох начался, когда вы исчезли прямиком с Арены! Таурис рвал и метал, да что он мог сделать? Ланий только посмеивался. — Где он сейчас, Прер? — Хочешь мести? — проницательно спросил старый ликтур. — Не знаю, стоит ли оно того, а впрочем... Кое-что ты должен знать, Ивир. Это по его просьбе отравили старшую жрицу Матурии. — Так где он? — повторил и Ланий, недобро щурясь. — Вилла Сисциллы. Это рядом с городом, полчаса по Аннунской дороге на восток. Тигр, еще кое-что... Подумай хорошенько, не пори горячку. Оба подумайте, — ликтур тяжело вздохнул, потер обезображенное шрамами лицо и продолжил: — Ивир... он твой отец. — Отец, который приказал отравить мать своего сына и отправил сына на смерть? — уточнил Ланий. — Он, конечно, та еще тварь. И ты в своем праве, Тигр. — Рассказывай, Прер. Все, что знаешь, — хрипло приказал Вэр-Лин, сжав под столом руку Лания едва не до хруста. Только его присутствие давало бывшему гладиатору силу сдерживаться. — Хорошо. Я расскажу, — кивнул ликтур. Тридцать семь лет назад один молодой, но уже достаточно влиятельный нобис Империи увидел на рабском торге привезенную с Востока девушку. Она была похожа на едва-едва распустившийся бутон лилии — такая неземная, нежная, странно-притягательная своей непохожестью на привычных взору южанок. Перебить цену, которую согласен был отдать за нее храм Матурии, было нелегко, но он все же выкупил ее. Однако после того, как провел с ней пару ночей, он перепродал ее храму, насытив свою похоть. Девчонка оказалась непокорной — дралась, как кошка, пытаясь отстоять свою невинность. Но что она могла — хрупкая и тонкокостная, без своей магии — против сильного мужчины? Чуть позже ему сообщили, что рабыня, купленная у него, тяжела. Как отец, он имел все права на этого ребенка. И он не отказался, уточнив, что заберет дитя, если это будет сын, по истечении пяти лет. До этого времени мать имела право — единственное в ее рабской жизни — кормить и заботиться о ребенке. Пребывание его в Храмовом «питомнике» было оплачено им. По сути, он купил собственного сына, когда тот еще не был рожден. — Иногда он наведывался в Храм... Не знаю уж, чего хотел, но только, судя по тому, каким возвращался — ни разу не получил, — заметил Прер. — Потом он забрал тебя на Арену. Думал, что сумеет вырастить из тебя покорного своей воле телохранителя, да только обломал зубы. Вэр-Лин оскалился. Он прекрасно помнил свою жизнь в Храме и в рабских бараках Арены. Память ему досталась от матери прекрасная. — Что ж, значит, нужно наведаться к нему, — подытожил Ланий. — Поосторожней там оба, — сурово посмотрел на них Прер. — От меня никто ничего не узнает, клянусь кровью. Мальчик, ты не чужой мне, — он сжал плечо Вэр-Лина. — Таурис приходится мне троюродным дядей, но твое право мстить ему я признаю выше этого родства. — Мы будем очень аккуратны, — закивал Ланий. — Мне и приближаться к нему не надо... — Я рад за вас, — сменил тему старый воин, и все трое вздохнули чуть свободнее. — Когда вы исчезли, я аж напился на радостях. Вэр-Лин только покачал головой, усмехаясь: если Прер пил — перепить его не мог никто, а сам воин не терял способности связно мыслить и здраво действовать. — Что ж, как ни жаль, но нам пора, — Ланий поднялся. — А вы... перебирайтесь к нам, что ли, если вдруг решите поморозить кости. — Нужен вам там старик? — хмыкнул Прер. — Ты был мне как отец, — возразил Вэр-Лин. — А того, кто дорог Вэру, будут рады принять под кровом замка Алор, что на Вороньем утесе, неподалеку от Херстада, — многозначительно повторил Ланий. На этом и попрощались. — А где эта вилла? — поинтересовался Ланий. — Я никогда там не был, но Аннунскую дорогу знаю. И знаю, кого можно расспросить о вилле Сисциллы, — тряхнул головой Вэр-Лин. — Идем. Только капюшон накинь, нечего светить лицами там, куда пойдем. К ночи они уже знали приметы виллы и как туда добраться. Несмотря на закрытость Арен, гладиаторы, которым позволялось покидать бараки, поддерживали самые разные связи, и не только с храмовыми шлюхами или обитателями борделей Веселого квартала. — Он сам ведь не маг? — уточнил Ланий. — Нет. Должно быть, потому меня так тщательно проверяли после того, как попал на Арену — он боялся, что я унаследовал дар матери. Он вообще боялся магии. — Значит, все будет проще... Подброшу ему дурную болезнь. И он медленно сгниет. — Это будет забавно, — неприятно ухмыльнулся Вэр-Лин и пояснил: — Матушка рассказывала, что после того, как эта тварь ее изнасиловала, она отбила ему что-то важное. После у него уже никогда не вставало. Собственно, потому у него ни жены, ни детей. — Просто покажи, где вилла, — хмыкнул Ланий. В темноте Вэр-Лин видел, как кошка, так что виллу он опознал быстро. Пробраться к ней не составляло труда. Псов, охранявших дом, он убил быстро и без шума: это не пантеры и не тарео, а приученные не лаять, а бросаться сразу, собаки умерли молча. Остальная охрана беспечно спала, усыпленная заклятьем Лания. Таурис тоже спал. Ланий с нескрываемым удовольствием сплел сложную сеть заклятья. Фрей не чужда была и некоторая мстительность, так что богиня пусть лично благословить и не пришла, но силу жрецу даровала немалую. Ни один лекарь не вылечит эту болезнь, и ни один маг не снимет проклятье. Про него еще знать надо, что оно есть, чтоб снять. — Это, конечно, не спасет никого из гладиаторов, но Таурис был самым жестоким из хозяев Арен, что я знал, — сказал Вэр. — Мало кто приказывал убивать ветеранов так, как это делал он. — Кого-то и спасет, сгорать он будет мучительно, будет не до боев. Через неделю, распродав все товары и закупив то, что было нужно, караван северян уходил назад. Ланий и Вэр-Лин успели узнать, что назначенные на конец недели бои на Арене Тауриса были отменены. А в нескольких стадиях от города их караван догнал одинокий всадник. Они узнали Прера и даже удивились тому, насколько тот выглядит... иначе, моложе, что ли. — Ушел со службы, — кратко пояснил тот, поравнявшись с ними. — Думаю — чего б не наведаться туда, где прослужил десять лет? Помнится, бабы у вас там красивые... Ланий только ухмыльнулся. — Не то слово. Что ж... Не так уж и стар бывший ликтур. Может быть, однажды у какой-нибудь бойкой вдовушки народится смуглый черноглазый малыш... Закат окрашивал алым и золотым древние камни столицы Империи, купола ее храмов и стены Арен. И только богам было известно, что двадцать лет спустя воины Севера принесут на своих клинках рабам этой земли самый ценный дар — свободу.