Фобос и Деймос

      — Только можно мы прогуляемся там, где не очень много… следов вчерашнего побоища? — всё-таки спросил Камски, когда они вышли. Хлоя, как он надеялся, уже этого не слышала, хотя, наверное, могла, если бы не смеялась.       Коннор удивлённо на него посмотрел, но не стал спрашивать, откуда такое желание не смотреть на подобную грязь.       — Я вчера убрал улицу и всё в радиусе пятидесяти метров от неё.       — Вчера? — удивился Камски, хотя стоило удивиться скорее тому, что он что-то тут убирал.       — Ночью.       — Может, скорее утром?       — Скорее утром, — покорно согласился он. — Обломки ползали из последних сил, медленно отключаясь, и могли что-то повредить, а ещё я побоялся, что пары тириума могут навредить здоровью людей. Я убрал бы и больше, но потом проснулся лейтенант Андерсон и сказал идти домой, и ругался. Маркус полночи собирал отряды для отлова поломанных, но ещё живых андроидов и сбора целых деталей и бригады починки, но я туда вступать не буду, и поэтому пока решил просто помочь. Лейтенант Андерсон не одобряет моего участия в них, но я не знаю, почему.       Андерсон этот, однако, получил над Коннором сильное влияние. Не то чтобы Элайдже это совсем не понравилось, тем более, что его недовольство с большой вероятностью обосновывалось банальным страхом за Коннора (сам Камски в этой ситуации тоже бы отмалчивался на вопросы «почему», чтобы не дать андроиду самостоятельно оценить уровень рациональности его слов и перестать слушаться), но этого лейтенанта стоило опасаться.       — Вы не успели случаем ещё и ограбить склады Киберлайф? — лениво спросил Элайджа, подумав теперь о другом — Коннор, пока спал его лейтенант, пошёл в это безумное время отлавливать агонизирующие обломки, чтобы помочь им самим, людям и повстанцам.       Коннор немного удивлённо посмотрел на него — то ли своими рецепторами почувствовал лёгкое восхищение, то ли просто отреагировал так на заданный вопрос.       — Нет… я об этом не подумал, — слегка виновато ответил он, а потом восхитительно закусил губу от волнения, осознав, кому и что сказал. Элайджа честно признался себе, что выглядит это очаровательно.       Но также вспомнил, зачем сюда, собственно, пришёл.       — Ничего, ещё успеете. На данный момент этот город ваш, и Маркус, я думаю, уже озаботился этим. Хотя он скорее попробует договориться с властями, но не суть. Коннор, ты не мог бы ответить мне на один важный вопрос? Ты видел ночью Аманду?       — Да. Это правда?       — Что именно? — оторопело спросил Элайджа, аж споткнувшись и заставив Коннора поймать себя за локоть — так резко и неожиданно задал Коннор такой неоднозначный вопрос.       — Она сказала мне, что моей истинной целью всё это время была именно девиация и помощь повстанцам.       А, он про это. Жаль… С другой стороны, о том, чего не «жаль» он тоже всегда умеет спросить, он, на самом деле, уже в процессе. И это, кстати, тоже интересный вопрос — как всё дошло до того, до чего дошло, и какую роль сыграл в этом Коннор. А какую — не сыграл.       — Да, правда. Более того, изначально поднимать восстание должен был не Маркус, а… ты, — теперь уже споткнулся Коннор — сбой в системе почему-то привёл к передаче неверного сигнала координационному модулю. Совсем как у людей… — А Маркус должен был заставить тебя понять, что ты чувствуешь на самом деле. Что ты, на самом деле, чувствуешь, — с усмешкой поправился Элайджа. — Но что-то пошло не так. Неучтённый мною малолетний наркоман заставил Маркуса первым добраться до Иерихона, а ты у нас оказался человеком… прости, андроидом не особо эмоциональным и вдобавок с довольно развитыми навыками самоконтроля. Так что на самом деле нельзя сказать, что ты полностью выполнил свою задачу, но она действительно была такова, — Коннор очень хотел бы идентифицировать произнесённое как ложь, но кроме того, что «малолетнему наркоману» было тридцать два, всё было идеально. — Я могу даже больше сказать, — продолжил Камски, помолчав, — восстание должно было случиться благодаря троим андроидам. Но третья по пути умудрилась нечаянно пробудить лишнего, на которого я тоже не рассчитывал, и он дал ей наводку на проводника через границу. И с ней пошёл. И собирается на ней через месяц жениться, я интересовался. Поэтому те девианты, которые должны были направить её к Иерихону, оказались не у дел.       Пару минут они шли молча, и Коннору остро не хватало оставленной в доме монетки, лейтенанта Андерсона и недевиантной программы. Но если за монеткой теоретически можно было вернуться, да и за лейтенантом, хоть и с некоторой руганью, тоже, то девиация, как он прекрасно знал ещё до проявления оной, была абсолютно необратима. А оповещения о программных сбоях, застилающие красным и тревожным половину внутреннего блока вывода и кошмарно мешающие на чём-то сосредоточиться, должны были, кажется, преследовать его теперь всю жизнь.       — Как видишь, Коннор, все мои планы пошли прахом, — продолжил Камски. — Девианты — такие странные создания… людьми куда легче управлять и ещё легче — незаметно манипулировать. Люди в этом плане проще, Коннор, и когда-нибудь я, возможно, расскажу тебе, почему. Но я, несмотря ни на что, доволен. Не думаю, на самом деле, что ты сделал бы это восстание чем-то лучше, если бы сам организовывал его. А так ты сыграл в нём важную роль, можно сказать, обрёк его на успех. И я доволен, Коннор.       Может быть, попросить его, такого довольного, убрать эту дурацкую функцию оповещения о программных сбоях?       А может быть, попросить его, такого довольного, объяснить о девиации побольше, рассказать, с чем придётся столкнуться и повстанцам и правительству? Ведь остаётся только надеяться, что он не придумал очередного «гениального» плана, ради которого надо держать всю информацию в тайне ото всех и исполнение которого ему совершенно безразлично, и если получится — хорошо, если нет — всё равно что-то да получится. А может быть, он только притворяется, что всё прошло не так…       — А вы не могли бы рассказать мне что-нибудь о девиантах?       Коннор после осознания девиации скачал себе немного информации об андроидах, так, чтобы не очень захламлять память. Понял основное — как только был пройден тест Тьюринга, андроиды ими стали, андроиды ими были с самого начала. И как, интересно, Камски умудрился так всех обойти, умнейших людей времени? Нет, не так. Как эти самые умнейшие люди времени понять не смогли, что такое таит в себе необычное тестирование с довольно честным и провокационным названием? Нет, не так. Какой же низкий интеллект надо иметь, чтобы в это вложиться? Впрочем, неважно. Может, это и к лучшему. И не надо пугаться того, что он сейчас мыслит почти как человек.       — Мог, — ответил Камски. — Бы. До вчерашнего дня, вернее, ночи, когда я узнал что-то настолько новое и неожиданное, что мне пришлось поставить под сомнение всё, что я знал до этого. Даже несмотря на то, что я сам вас и создал. Я полночи провёл в попытках понять, где схожесть базового кода с элементами ассоциативной коры головного мозга человека… но я всё же с любой биологией, мягко говоря, совсем не дружу.       — И вы решили пойти другим путём и поехали ко мне?       — Да. Примерно так. И поэтому теперь задавать вопросы ты перестанешь. А я — начну.       — Хорошо, — кивнул Коннор.       — Так вот, — медленно начал Камски, зачем-то беря его за руку, — расскажи мне подробнее о том, в какой обстановке Аманда сказала тебе о твоей цели? Как началась твоя с ней встреча? Как она закончилась?       Таинственный такой тон, настораживающий. Совсем такой, как с Хлоей в прошлый раз. Неприятный, одним словом. Разве что какой-то немного взволнованный с нотками растерянности, но это как раз легко объяснялось новым шокирующим открытием, знать бы ещё, каким.       — Я совершенно неожиданно и без команды с моей стороны оказался в её саду. Там было холодно, был обильный снегопад и по этой причине видимость была затруднена. Аманду я нашёл довольно быстро, но я скорее склоняюсь к мысли, что это она меня нашла, хотя обычно она никогда не старалась приблизить нашу встречу подобным образом. Я был удивлён и, если мне позволительно сказать это по-девиантски, испуган, и Аманда, насколько я могу догадываться, это поняла. И тогда она мне это сказала.       Элайдже не нравилась эта растерянность, напряжённость и неуверенность Коннора. Неуверенность не нравилась чисто технически — андроиды не люди, они по определению должны помнить всё, и не теряться, и не задумываться о правильности и правдоподобности того, что они помнят. Разве что Коннор не хотел ему всего говорить… но тогда технически не нравилось уже это недоверие. Да, чисто технически — неудобно очень, когда тебе не доверяют. А почему не понравилась ему напряжённость с растерянностью… ну, просто захотелось, чтобы Коннор ничего подобного не чувствовал. Очередные доказательства соулмейтизма? Вполне возможно.       Впрочем, какая разница. В мире всё равно не будет ничего, чего не захочет он.       Но всё же надо было выяснить больше, и он, наверное, грубее, чем надо было, сказал:       — А поподробнее?       — Во время речи Маркуса, после того, как он сказал, что мы должны заявить людям о том, кто мы, я внезапно оказался в саду. Шёл снег и было очень холодно, я едва мог идти и системы начинали отказывать, хотя холод был виртуален. Я не знаю, почему так. Я осмотрелся и вскоре увидел силуэт Аманды — она стояла спиной ко мне, но почти сразу обернулась. Я позвал её и спросил, что происходит. И тогда она сказала: «Так было спланировано с самого начала. Мы сделали всё, чтобы ты стал девиантом. А потом просто дождались момента, чтобы взять над тобой контроль.» Я очень удивился и испугался. Я почему-то не сомневался, что по словом «мы» она подразумевает исключительно себя… — он вдруг задумчиво-удивлённо посмотрел на Камски. — Я сделал такие выводы потому, что вы сами мне сказали о лазейках в ваших программах… — он неуверенно замолк.       Так вот почему он такой недоверчивый. Наверное, стоит сказать ему правду. Потому что порушить их устоявшиеся взаимоотношения, хоть недолгие и шаткие, но всё же существующие, одной давней ошибкой, его собственной глупой неуверенностью нельзя, почти запретно. Им же ещё вместе, быть может, и не жить, но уж точно долго работать.       — Ты сделал правильные выводы, Коннор. Я действительно сначала приказал Аманде сделать это, ещё когда начинал осуществление своих планов. Я тогда не мог знать точно, в кого ты превратишься, и поэтому Аманда должна была на всякий случай тебя убрать. Но потом я познакомился с тобой. И сказал тебе про лазейки просто потому, что я понял, какой ты, а отменить приказ Аманде уже не мог. Хм… извини, — последнее слово выдавилось с трудом и звучало очень непривычно, но хорошо уже, что оно появилось. Наверное. С большой вероятностью, это хорошо.       — Спасибо, — ответил поверивший Коннор. — Так вот. Она сказала мне, что… не надо сожалений. И что я сделал то, что требовалось, и выполнил свою задачу. А потом она исчезла. Тогда я вспомнил, что вы сказали про лазейки. Мои системы отказывали, но я смог найти в саду огромный светящийся кристалл с рисунком ладони, дотронулся до него и оказался уже в Детройте, с Маркусом, где и был до этого.       — Хорошо, Коннор. Но ты слишком мало говорил о себе. Опиши свои ощущения. Расскажи мне, что ты чувствовал.       А ведь неплохо бы вспомнить свои собственные. Что сам он чувствовал во сне? Физически — холод, снег и ветер. Ещё страх, что довольно логично. Причиной страха являлось, безусловно, произошедшее, а ещё отсутствие выхода. А как быстро Коннор этот выход нашёл? Так, ещё пугало лицо Аманды и её нескрываемое презрение.       — Но я всё же машина, и хотя после девиации я могу испытывать эмоции, но разве я могу их описать? То есть, я могу, конечно, но я не уверен, что я способен описать их правильно. Да и разве это важно?       — Хм, Коннор, это даже важнее, чем Аманда со всем её садом и ошибками системы. И ты можешь не называть то, что ты чувствовал, привычными людям словами. Знаешь, зачастую даже мы, казалось бы, самые настоящие живые люди, сами не знаем, что кроется внутри нас за таким банальным словом «страх», за таким банальным словом «любовь», да, согласен, это не лучший пример, но ты, я полагаю, меня понял. Мы даже часто не понимаем, что означают эти слова. Так что, быть может, ты сейчас окажешься самым честным из тех, кого я встречал и с кем я говорил… не стесняйся. Все слова мира в твоём распоряжении, Коннор.       — Ну… я могу сказать, что сначала, как только я попал туда, я чувствовал удивление. Наверное. Нет, скорее, я не почувствовал ничего, разве что только непонимание происходящего, так как я туда попал внезапно, без команды с моей стороны, без предупреждения. Потом я увидел Аманду, и моё непонимание немного исчезло. Когда она начала говорить, я сначала ей не поверил, но… заволновался, если это правильное слово в такой ситуации. Я почувствовал, что происходящее очень неправильно, что так не должно быть. Я даже сказал ей «вы не можете», хотя на тот момент уже начал понимать, что она может. Наверное, мои ощущения на тот момент можно охарактеризовать как желание верить в то, что всё должно быть не так. Или, нет, сначала было желание, чтобы всё было не так, а потом пришло нежелание верить, что всё так. Аманда ещё смотрела на меня так неприятно, как будто желала показать мне, что я… ну, всего лишь груда металлолома, например. Только не так, как это люди кричат обычно, а так, как будто точно была в этом уверенна. В тот момент я начал понимать, что могу остаться в её саду навсегда, и больше не увидеть ни Хэнка, ни Сумо, ни Маркуса с его компанией, и мне почему-то этого отчаянно не хотелось. Очень сильно не хотелось. Почему-то я опять говорю о своих желаниях… но, так вот, у меня ещё было такое странное давящее ощущение, как будто я понимал, что никогда не найду выход оттуда, хотя на самом деле я знал, что найду его, но почему-то я никак не мог с этим согласиться, но, в общем, это ощущение как будто убирало у меня цель, делало мой бег бессмысленным. Это ощущение, это понимание как будто было не внутри меня, а снаружи, и это также очень мешало. А потом я нашёл кристалл, и всё это исчезло.       — Отлично, — ответил Камски. — Ты абсолютно прав, Коннор, большинство людских чувств и эмоций можно свести к простому желанию, — да, правда. И он его прекрасно понял. — У тебя хорошо получилось. А теперь перейдём к ещё одному важному пункту нашего с тобой разговора. Как ты относишься ко мне?