Пепел

Бич взлетал, рассекая воздух, а потом с характерным свистом опускался, оставляя кровавые полоски на молочной коже. Тишину, царящую в комнате с задётнутыми шторами, нарушал лишь свист бича и тихое бормотание:"Pater noster, qui es in caelis, sanctificētur nomen tuum..." Блёклое пламя свечи едва освещало лик деревянной Мадонны, перед которой стоял коленопреклонённый король Франции. Екатерина замерла на пороге, устало касаясь лба, покрытого испариной из-за невозможной духоты, царящей в королевских покоях. – Хватит! – вдруг не выдержала она. Бич так и замер в воздухе. Генрике обернулся на нарушителя спокойствия. – Матушка, что вы здесь делаете? Екатерина на негнущихся ногах подошла к нему, твёрдой рукой вырывая бич из его пальцев. – Прекрати. Я не могу на это смотреть! Ей хотелось в голос кричать. Недавно её сына чуть не убили на её глазах, его спасло чудо. А сейчас он занимался уничтожением своей плоти, пребывая в совершенно неадекватном состоянии. Она взглянула на несколько зажжённых лампад, от которых тонкими струйками поднимался пар. Королева-мать ощущала странный запах и ей было даже страшно представить, что это за испарения и какой эффект они оказывают на человека. По крайней мере, Генрике с этим безумным горящим взглядом совершенно не был похож на того, у кого всё в порядке. – В кого ты превратился, посмотри на себя! – со слезами на глазах воскликнула она. – Вам сейчас лучше уйти и оставить меня одного, – тихо промолвил он. Сейчас сгорбившийся перед статуей Мадонны, бледный и худой, как всегда, с каким-то жалким выражением лица он выглядел совсем безвольным. Екатерине на ум из далёкого прошлого пришли образы двух умерших сыновей. Но нет. Генрике не такой, ей это известно. Он сильный. Он справится со всем. – Но я не могу спокойно смотреть на то, до чего ты себя доводишь! – А что мне ещё остаётся делать? Господь чудом уберёг меня от верной гибели... Екатерина отмахнулась. Сейчас он пустится в длинные рассуждения о Боге, будто взятые со страниц средневековых трактатов. – Можешь кому угодно это рассказывать, но только не мне. Мы оба знаем, что дело в другом. Генрике вздохнул. – Я и забыл, что вы всегда ко мне приходите за правдой. – Я лишь хочу помочь... Он невесело рассмеялся. – Увы, это не в ваших силах. Помочь мне способен либо Господь, либо дьявол, но не человек точно. Однако, если вам угодно, я скажу правду. Дело в том, что мне... Страшно. Екатерина, превозмогая боль в спине, опустилась рядом с сыном и обхватила его лицо руками. – Я понимаю, прекрасно понимаю тебя. Но не позволяй страху овладевать тобой, подчинять тебя себе. Только сейчас она заметила, что в глазах Генрике будто бы стоят слёзы. – Единственное место, где я чувствую себя в безопасности – эта комната. Сюда не войдёт чужой человек. Просто я не нахожу в себе мужества выйти из неё. Екатерина медленно поднялась, увлекая его за собой. – Пожалуйста, сделай это, – тихо проговорила она. – Вспомни о том, что ты король Франции, а не слабый человек, погрязший в собственных страхах. С этими словами, взяв его за руку, она потянула Генрике к выходу из комнаты. Он, как ни странно, безропотно последовал за ней. В соседнем помещении им в глаза резко ударил свет, исходящий из окон. Дышать сразу стало легче. Екатерина взяла рубашку, небрежно оставленную на спинке кресла, и накинула её на исполосованные плечи сына, который стоял посреди комнаты, часто дыша, кажется, ощущая, как к нему возвращается способность хоть немного трезво мыслить. – Я так и не спросила тебя, как думаешь, кто это был? – через какое-то время произнесла королева-мать. – Не думаю, а знаю. Гизы. Тут и сомневаться не приходится. Кажется, герцог слишком уж вознамерился отобрать у меня Францию. Он переходит все границы дозволенного. Это уже совершенно точно неприкрытая война. Екатерина кивнула. Она и сама была того же мнения. – Однако они, как я сегодня узнала, ещё несколько дней назад покинули Париж. Генрике нахмурился. – Проклятье! Опять ускользнули! – Должно быть, почувствовали опасность после этого неудачного покушения. Но если бы ты последнюю неделю не запирался здесь и не... – Знаю! – резко огрызнулся король. – Какой же я болван! Очень быстро изменилось его настроение. Он снова стал королём Франции, который, при том, теперь очень жалел о своей недавней слабости. – То, что Гизы ещё и заодно с Филиппом Испанским совсем усугубляет наше положение, – вздохнула Екатерина. – Сейчас опасность велика, как никогда. – Боюсь, что если так пойдёт дальше, нам придётся обратиться к другой стороне. – То есть? Неужели ты о... Екатерина даже не нашла в себе силы произнести ненавистное имя. – Да, именно о нём. *** – Мне скучно, – простонал Генрике, опускаясь на софу. – Ваше Величество, так всегда бывает после приступов благочестивых экстазов, – усмехнулся Келюс, пристраиваясь у ног своего господина. Король провёл рукой по недлинной острой бородке. – Но ведь я чуть не умер, – заметил он. – Поэтому вы решили вознести хвалу Господу за его великую милость и заниматься самобичеванием целую неделю? – скептически хмыкнул заходящий в комнату Жуайез. – Сейчас я уже понял, что это была плохая идея. У меня резко переменилось настроение. По крайней мере, больше никакого самобичевания и молитв, я вам обещаю, – пробормотал Генрике. Он и сам не понимал, как так выходит, что он то ударяется в религию, то, наоборот, максимально удаляется от неё. Ещё недавно король на коленях благодарил Бога за своё чудесное спасение во время того покушения, теперь же он вдруг решил, что здесь нет заслуги высших сил и не пожелал продолжать всё это. Однако возникла другая проблема: теперь он не знал, чего желал. Ему было необходимо расслабиться. – Знаю я одну прелестную вдовушку, которая живёт у ворот Сент-Антуан... – вдруг ни с того ни с сего начал Можирон. – Просто обычная куртизанка, – перебил его Шомберг. – Это неважно, – отмахнулся друг. – Ах, какая женщина! – Вот ещё! – нахмурился д'Эпернон. – Не стоит вообще с ними связываться. Особенно с прелестными. Они губят мужчин, поверьте мне. Помните беднягу де Сен-Люка? Все его беды начались именно после женитьбы! Услышав знакомое имя, Генрике, который до этого не сильно вникал в разговор, приподнялся на локте и резонно заметил: – Беды Сен-Люка связаны не с его женой, а с его отсутствием мозгов. Все притихли, про себя вспоминая печальные подробности опалы своего неудачливого друга. – Вы всё ещё гневаетесь на него? – осторожно поинтересовался Келюс. – А как ты думаешь, почему он удалён от двора ещё четыре года назад? – усмехнулся король. – Глупый вопрос, Жак! Никто уже и вспомнить не мог из-за чего Его Величество прогневался на Сен-Люка, однако тот всё ещё продолжал жить в изгнании, почти не подавая о себе вестей. – Вот видишь, д'Эпернон, – продолжал Можирон, – вовсе не женщины нас губят. Поэтому та очаровательная вдовушка никому жизнь не испортит, а, напротив, только украсит её. – К чему ты клонишь? – поинтересовался Келюс. – Я ни к чему не клоню. Мне лишь кажется, что на улице прекрасная погода, в которую грех не прогуляться возле Сент-Антуанских ворот. – Но на улице снег и холод, а в районе Сент-Антуанских ворот никому никогда не приходило в голову гулять! – Зато моё предложение оригинально. – Между прочим, – подал голос Жуайез, – я вынужден отказаться, поскольку, как женатый человек, в подобных мероприятиях не учавствую. Миньоны хором рассмеялись. – Когда ты в последний раз виделся со своей женой? – хитро спросил Можирон. Жуайез не нашёлся, что ответить, поскольку это было неприлично давно. – Мне казалось, что сестра королевы – алмаз, который всегда нужно охранять. – Зачем ему охранять алмаз, когда можно быть в самом свете целой короны? – хмыкнул Генрике. – Так что, Можирон, ты мечтаешь увидеть свою прелестную вдовушку? Честно говоря, мне настолько скучно, что я бы с радостью куда-нибудь отправился. Воздух Лувра душит меня. Поэтому мы могли бы тебя проводить... *** Генрике понятия не имел, зачем отважился на столь безумный поступок. Для августейшей особы, которую недавно чуть не убили, было более чем опасно отправляться ночью на улицу в сопровождении всего-то пяти человек. Однако королю нравилось играть с жизнью и получать от этого острые ощущения, в поиске которых он постоянно находился. Поэтому сейчас он шёл по пустынной улице с надвинутой на глаза шляпой, а окружала его толпа весёлых миньонов, которые совсем не пытались говорить и смеяться чуть тише. Генрике поднял голову. Полная луна, ярко сияя, цеплялась за края облаков, окрашивая их в свой таинственный серебристо-голубоватый оттенок. Освещённые редкими факелами холодные узкие улочки переплетались причудливыми узорами, образуя собой прекрасное кружево, именуемое Парижем. – Долго ещё? – капризно спросил д'Эпернон. – Я замёрз! – Бедный малыш! – рассмеялся Жуайез. Д'Эпернон надулся. – Успокойтесь, господа, – во тьме раздался весёлый голос Можирона, – мы уже почти пришли. Остановились они возле двухэтажного дома, стоящего на перекрёстке. Можирон, не церемонясь, подошёл к окну на первом этаже и крикнул в него: – Валенсия, ангел мой, впустишь меня? – Что за странное имя? – удивился Генрике. – Она, кажется, испанка, – ответил Шомберг. Между тем, не прошло и пяти минут, как входная дверь отворилась. Взорам мужчин предстал женский силуэт, однако отсюда было не разглядеть черты этой особы. Можирон шагнул вперёд, чтобы свет настенных факелов падал на его лицо. – Давненько ты не заходил, – послышался глубокий грудной женский голос. – Прости, дорогая, было очень много дел. Зато сейчас я пришёл не один. Со мной мои друзья. Он кивнул на миньонов и короля, лицо которого было скрыто широкими полями шляпы. – Вообще-то мы не собирались... – начал было д'Эпернон. Но его прервали. Заметив остальных гостей, женщина всплеснула руками. – Проходите, любезные сеньоры, и не думайте возражать! Вы ведь совсем замёрзните. Поверьте, у меня хватит места на всех, – говорила она с небольшим акцентом. В общем-то, возразить им было нечего. К тому же, на улице не становилось теплее и мокрый снег продолжал идти. Они направились вовнутрь. Дом был небольшим, но отделанным со вкусом. Не слишком роскошная, но неплохая мебель, витые канделябры, чистота и порядок. Валенсия же, когда на неё упал свет, оказалась миниатюрной женщиной лет тридцати, смуглой, черноглазой и черноволосой, прекрасной уроженецой юга. Несмотря на то, что она была уже не юна, во всех её движениях, манере, тембре голоса чувствовалась какая-то энергия. Она провела гостей на второй этаж, где располагалась уютная гостиная, отделанная в ярких тонах, подстать хозяйке. – Желаете вина, господа? – осведомилась Валенсия. Если она и узнала королевских миньонов, то не подала виду. Вскоре у каждого в руках был кубок вина, а на столе стояли различные закуски. – Ваше Величество, – вдруг промолвила испанка, – вы можете снять шляпу. Генрике вздрогнул, поняв, что его узнали. – Не бойтесь, – поспешила успокоить его она. – Я гарантирую абсолютную секретность всем своим посетителям. Тогда король, чуть помедлив, всё же снял шляпу. – Как вы меня узнали? – нервозно спросил он. – Мне известно куда большее, чем может видеть обычный человек, – туманно улыбнулась она, сверкая своими чарующими чёрными глазами. Генрике нахмурился. – Валенсия имеет дар провидения, – разъяснил Можирон. Суеверный д'Эпернон тотчас перекрестился. – То есть, вы можете предсказывать будущее? – поднял брови Генрике. – Не всегда. Видения приходят вне зависимости от моего желания, – пожала плечами женщина. Келюс как-то странно хихикнул. – На мой взгляд, провидцы – вздор. Не стоит им верить. Валенсия гневно сверкнула взглядом в его сторону. – Не следует так неосторожно бросаться утверждениями, молодой человек. Келюс небрежно развалился в кресле, всем своим видом показывая насмешливость. – И что же, например, любезная Валенсия, вы можете сказать мне? Женщина изящно встала, расправляя платье из пёстрого испанского шёлка и медленно подошла к Жаку. – Подайте мне руку, – в её голосе было что-то околдовывающее, отчего он не смог не выполнить сказанного ей. Келюс вздрогнул, когда его ладонь оказалась в её горячих пальцах. Валенсия внимательно начала разглядывать линии на его руке. Потом медленно прикрыла глаза, на лице её возникло выражение полной отстранённости. Так прошло несколько минут. Наконец она открыла глаза. Брови её нахмурились. – Что там? – нетерпеливо спросил Келюс. – Напрасно вы не верите провидцам, сударь, – покачала головой она. – Судьба не будет к вам милосердной. Я вижу беды... Скорые беды... Мне сложно сказать, что это значит – вам виднее. Я вижу то, что вас постигнет участь двух ваших давних друзей. – Но кого?! – вскричал Келюс, испуганно вскакивая. И тут, всем на ум пришло воспоминание о Дю Га и Сен-Мегрене, печальная судьба которых сложилась схоже. Тогда Жак в ужасе вскрикнул: – Проклятая ведьма! К нему поспешил Жуайез, мягко отстраняя его. – Не стоит так переживать и принимать всерьёз. Ты же сам только что сказал, что не веришь провидцам. К тому же, предсказания не всегда сбываются. Вот что вы, прекрасная Валенсия, можете сказать о моём будущем? – с типичной улыбкой ловеласа обернулся он к женщине. Она хмыкнула. Жуайез с кошачьей грацией подал ей руку. – К вам судьба куда более благосклонна, чем к этому несчастному, – испанка кивнула в сторону Келюса. – Вы молоды, красивы, богаты. Вас ждёт прекрасная и долгая жизнь. Анн удовлетворённо улыбнулся, откидывая назад гриву каштановых волос, а затем благодарно целуя руку Валенсии. – Благодарю вас, дорогая. Видите, господа, всё может быть не так и плохо, – с задорной улыбкой обратился он к своим друзьям. И тут, поднялся Генрике, который до этого лишь молча за всем наблюдал. – Осмелитесь ли вы предсказать судьбу мне? – спросил он у Валенсии, испытующе смотря на неё. – Если вы того желаете, – почтительно кивнула она. – Однако будьте осторожны. Иногда знание будущего приносит лишь страдания. Она явно намекала на Келюса, который испуганно сгорбился в стороне, явно перебирая в голове все возможные плачевные итоги своей жизни. Попытки Жуайеза его подбодрить не помогали. – Поверьте, я уже ничего не боюсь. Мне, в сущности, всё равно, – покачал головой Генрике, протягивая руку Валенсии. Она бросила на него быстрый взгляд, а затем уставилась в протянутую ладонь. Изучала она её долго. Наконец в угрожающей тишине комнаты раздался её приглушённый голос, будто шедший изнутри её существа. – Я вижу кровь. Много крови. Вижу женщину... Мне не разглядеть её лица. Но... Вот, я вижу вас! Вы тяните к ней руки. Появляется другой мужчина. Я вижу лишь силуэт. Женщина бросается к нему. Дальше тьма... Нет-нет, мне видится ещё что-то. Подождите... Уже нет женщины. Только вы и тот мужчина. Вы оба достаёте кинжалы. А потом... Вновь кровь. Целые потоки. И... Всё. Дальше пустота. Я больше ничего не вижу. Все сидели как громом поражённые. А Генрике ощутил липкий страх, растущий внутри. Он вновь обернулся лицом к прошлому... Неужели... Но нет. Этого просто не может быть. Его давняя любовь, его давний враг – всё осталось позади. Дальше мучать себя размышлениями Генрике не пришлось, потому что внизу раздались какие-то голоса. Все, находящиеся в комнате, синхронно вздрогнули. – Кого принесло в такой час? – испуганно спросил Шомберг. – Должно быть, это ещё кто-то пришёл ко мне, – виновато промолвила Валенсия. – Я могу их выпроводить. – А если они не захотят? – нахмурился Келюс. – Его Величество не должен здесь никто увидеть! – Мы выйдем через балкон, – решительно заявил Жуаейз. – Здесь совсем невысоко. У вас же есть верёвка? – когда он обернулся к Валенсии, глаза его горели мальчишеским озорством. – Есть, – кивнула она, поражённая храбростью этого на вид изнеженного дворянина. – Ты с ума сошёл! – возмутился Келюс. – Это опасно для Его Величества! Да и где это видано, чтобы король Франции лазил по балконам среди ночи?! Генрике жестом остановил его. – А почему нет? Сейчас я просто обычный человек, а не король Франции. Ему даже нравилась эта безумная идея. Она была отчаянной, а он любил яркие эмоции. Валенсия поспешила принести верёвку. Жуайез быстро закрепил её на перилах балкона. Затем резво поцеловал очаровательную испанку с щёку и тотчас первый скрылся в ночной тьме, ловко опускаясь по верёвке вниз. Его друзья закатили глаза. Кажется, Анн считал своим долгом обращать на себя внимание всех женщин, которые возникают у него на пути. После него тем же путем отправились Шомберг и Можирон. Д'Эпернон же долго трусил, пока Келюс бесцеремонно не толкнул его, отчего бедняга проехался вниз по верёвке. Вслед на ним спустился и сам Жак. Генрике бросил последний взгляд на предсказательницу. – Ваше видение было странным. Есть шанс, что оно ложно? – Не знаю. Как судьба распорядится. Но не стоит бояться. Что бы вам ни было уготовано, вы от этого никуда не денетесь. А пока что... Успокаивайте себя тем, что провидцы часто лгут, – как-то грустно улыбнулась она. Он кивнул. Когда король хватался руками за верёвку, взгляд его упал на безграничное тёмное небо, раскинувшееся над спящим городом. Далёкие серебристые звёзды таинственно мерцали. Должно быть, лишь им на самом деле известно, что произойдёт в будущем. А простым смертным ничего здесь не сделать. Крепко держась, Генрике спустился вниз, где его уже ждали верные друзья. – Пойдёмте в Лувр, да поскорее, пока нас никто не увидел на улице, – промолвил он. – Да уж, весёлое вышло приключение... – протянул Келюс. И все шестеро скрылись во мраке парижских улочек.