Пепел

Екатерина уже успела пожалеть о том, что отправилась позавтракать к невестке. Атмосфера в комнате, где они находились, была напряжённой до предела. По сути, они были одни, поскольку их фрейлины столпились в прихожей, что-то активно там обсуждая, сопровождая беседу смехом и шутками. Две королевы же завтракали в абсолютной тишине. Медичи смотрела на Луизу и не знала, о чём с ней говорить. А у последней вид был напуганный, к тому же, она ни разу не подняла глаза. Вообще рядом с ней Екатерина всегда ощущала себя неуютно, будто эта молодая женщина была не человеческим созданием. "И как Генрике пришло в голову на ней жениться?" – подумала она, в очередной раз разглядывая блёклую, худую, бессловестную супругу сына. Луиза поймала на себе этот взгляд, в котором было непонимание и неприязнь, смешанная с жалостью, поскольку таких как она обычно именно жалели. – У вас нет проблем со сном, милочка? – наконец прервала флорентийка уже начинавшее становится неприличным молчание. – Нет, Ваше Величество, – ответила королева, будто бы даже и не задумываясь, отчего у свекрови возник такой вопрос. – У вас круги под глазами, – сама пояснила Екатерина. – Но если вдруг вы поймёте, что проблемы всё же есть – не стесняйтесь обратиться ко мне. У меня есть замечательная настойка, от которой сон тотчас становится крепким и здоровым. – Благодарю за доброту, Ваше Величество. На самом деле, Луиза действительно плохо спала. Но обращаться к королеве-матери за помощью уж точно не хотела. Во-первых, она ей не доверяла, во-вторых, ей было известно, что за настойки принимает её муж и, видимо, его мать. Водемон знала, что опиум – зло. Она была в отчаянии от того, что Генрике им злоупотребляет. Но он был глух ко всем мольбам, будто бы вовсе не беспокоился за свою жизнь. Екатерина, между тем, вспомнила, что на самом деле хотела узнать у Луизы. Не медля, она напрямую спросила: – А не расскажите ли вы мне, дитя моё, как у вас с Генрике обстоят дела с... Одним словом, с зачатием ребёнка. Этот вопрос давно уже волновал всю Францию. Луиза вздрогнула, чуть не выронив чашку. Она не привыкла обсуждать такие вещи с другими людьми. К тому же, эта тема была больной для неё. Вся страна ждала от неё наследника, именно для этого, собственно, она и была нужна, но никак не получалось... – Мне по-прежнему не удаётся забеременеть, Ваше Величество, – ответила королева, краснея от того, что вслух коснулась подобной тематики. – Не стоит волноваться, – в попытке подбодрить её натянуто улыбнулась Екатерина. – Мне знакома ваша ситуация, более чем знакома. Приехав во Францию, будучи абсолютно чужой и нелюбимой своим супругом, я тоже долгие годы не могла понести. Что только не пыталась я делать! И как же мне было страшно... Я боялась развода и ссылки, а может, просто банального убийства. Однако, как видите, всё наладилось, у меня родидось много детей. Поэтому не отчаивайтесь. И прикладывайте больше усилий. Луиза, чуть не задохнувшаяся от смущения, сдавленно кивнула. Екатерина поняла, что пора удалиться, ведь свой долг она выполнила. Уже выходя из будуара королевы, она вдруг остановилась, оборачиваясь к Водемон. – И ещё одно: возможно, вам стоит постараться быть более раскованной? В плане... Надеюсь, вы понимаете. Чтобы привлекать своего супруга. Услышав подобное, Луиза не смогла скрыть удивления, глаза её расширились. То есть, более раскованной?! Неужели королева-мать считает, что она должна уподобляться придворным распутницам? Екатерина видела, что, кажется, её здесь совсем не понимают. Оскорблённый взгляд невестки явно об этом говорил. Медичи она уже начала порядком раздражать. – Ладно, дорогая. Желаю вам приятного дня, мне пора идти, – коротко попрощалась Екатерина и поспешила удалиться. Оставшись одна, Луиза напряжённо вперилась взглядом в чашку, которую продолжала держать в руках. Проблема была серьёзной, и как её решить она не знала. К тому же, ей так и не удалось понять: это Генрике или она виновата в том, что у них ничего не получается? *** Направляясь в сад, королева-мать неожиданно нос к носу столкнулась с самим Генрике, который прогуливался под высокими каменными сводами наружной галереи. Вид у него был задумчивый, на лице лежала печать размышлений, тёплый зимний плащ небрежно не был застёгнут. Завидев мать, король поприветствовал её, а потом вновь углубился в свои мысли, идя дальше. Тогда Екатерина на выдержала и окликнула его. – Вы что-то хотели? – недоумённо обернулся он. – Как ты? – спросила она. – Всё в порядке. Кстати, я получил письмо от Франсуа. Он так и не смог добиться руки Елизаветы, а теперь плывёт в Нидерланды. – В Нидерланды?! – тотчас обо всём позабыв, подняла брови Екатерина. – Что он там забыл? Король раздражённо пожал плечами. – Откуда мне знать? У меня совершенно нет желания вникать в планы своего вздорного братца. В конце концов, за последние несколько лет он ещё не сделал ничего, что бы не шло вопреки нашим интересам. – Ты слишком строг к нему, – непривычно мягко возразила она, – брак с английской королевой дал бы Франции очень многое. – Но он его не добился! Тут королеве-матери было нечего сказать. Дипломат из её младшего сына вышел не очень хороший. Отправившись в Англию, свататься к Елизавете I, он пробыл там достаточно долго, но не добился никакого успеха. Вполне возможно, что не пустым звуком были слухи о том, что английская королева вообще не собирается выходить замуж. – Боже мой, неужели он будет наследовать мой престол! – пробормотал себе под нос Генрике, думая, что его не слышат. – Чтобы этого не произошло нужно, в конце концов, посетить спальню своей супруги! – вдруг заявила Екатерина. Король невесело рассмеялся. – Был бы толк от этого! Проблема в том, что у меня ничего не выходит. – Как не выходит? Вообще?! – Именно с ней. Она вздохнула. Кажется, всё было совсем критично. – Знаешь, – вдруг пришла к ней идея, – это конечно странно, но ты можешь представлять на её месте кого-то другого. Генрике удивлённо взглянул на него. – Кого? – Не знаю. Кого-то, кто больше тебя возбуждает. Король хмыкнул, сделал какой-то неопределённый жест и больше ничего не ответил. Должно быть, идея показалась ему нелепой. – Напишешь Франсуа ответ? – переменила тему Екатерина. – Зачем? Действительно, причин делать это у него особенно не было. Таким образом, их разговор зашёл в тупик, и, распрощавшись, они пошли в разные стороны. *** – Келюс, пожалуйста, останься со мной, – раздался голос из-за задёрнутого балдахина кровати. Миньон промедлил. – С вами всё в порядке, Ваше Величество? – осведомился он, тщетно пытаясь определить, что именно имеет ввиду король и с какой целью просит остаться. – Мне холодно, чёрт возьми! – буркнул тот. – В таком случае, – хмыкнул миньон, – позвольте вас согреть. – Просто подай вина. И склянку, которая стоит на полке. Генрике не сказал этого вслух, но ему отчего-то было страшно оставаться одному ночью. Даже во сне он ощущал беспокойство, очевидно беспочвенное, но сильное. Келюс принёс всё что он просил и сам забрался под одеяло. – Сладких снов, – промолвил король, выпивший вино и содержимое склянки, отворачиваясь. Жак недоумённо взглянул на него. Он ожидал другого. Но разве этого человека поймёшь? Генрике для всех оставался загадкой. Едва ли можно было найти человека, который был настолько к нему близок, чтобы всё о нём знать. Он подпускал к себе людей, но при этом оставлял скрытый барьер. Уже засыпая, Келюс вспомнил, что всё же был человек, которому известно было большее, чем всем остальным, кто был ближе всех. Но его нет в живых. И, в общем-то, для Жака это было облегчением. Если король до конца не его, то хотя бы и не чей больше. *** – Ты пришёл? – Генрике поражённо воззрился на знакомую фигуру, замершую у двери. Он молчал. Тогда король поднялся, медленно подходя к нему. Мираж не исчезал. Генрике протянул руку, проводя бледной коже, касаясь огненно-рыжих волос. Дю Га ничуть не изменился. Всё такой же, как пять лет назад. И на губах его играла привычная усмешка. – Почему ты улыбаешься? – прошептал Валуа. Луи лишь покачал головой. – Я часто вспоминал о тебе. Знаешь, мне тебя не хватало. Сейчас, как никогда, нужен преданный друг. Но... Как же ты пришёл? Дю Га снова не ответил, лишь приблизился, обхватывая руками лицо своего короля, всё ближе наклоняясь к нему. Генрике с готовностью подался вперёд. Его губы всё такие же солёные, шершавые, податливые. – Всё хорошо, мой король, – наконец подал он голос. – Я пришёл за тобой, Генрике... Король вдруг замер. Было в этих словах что-то зловещее. – За мной? В тот же миг черты Дю Га неожиданно исказились, кожа сморщилась, глаза впали. Генрике явственно увидел перед собой человеческий скелет и с диким криком отшатнулся. Мертвец же начал дьявольски хохотать, протягивая к нему свои руки. И тут, король проснулся. Он обнаружил, что кричит, лёжа в своей кровати, разбудив Келюса, который сейчас испуганно тёр глаза. – Бог мой, Ваше Величество! – охнул он. – Что с вами? Генрике всё ещё пытался отдышаться. Образ мертвеца продолжал стоять перед глазами. Те самые кошмары... Они мучали его всегда. Уже ничего не помогало. В них его преследовало прошлое: все самые большие потери, вся самая сильная боль, все самые значительные страхи – всё являлось ему в ночной тьме, где иллюзию не отличить от реальности. Слабой рукой король откинул со лба прилипшие волосы. Он весь пылал. – Принеси ещё вина, – обратился он к Келюсу. – И посмотри, осталось ли что-нибудь в склянке. – Сию минуту, Ваше Величество, – протараторил Жак, поспешно выскальзывая из-под одеяла. Генрике в темноте проводил его силуэт долгим взглядом, попутно вспоминая другого человека, который так же согревал его в холод, поддерживал в минуты страха. Только сейчас, когда его уже не было рядом, Валуа понимал, насколько его не хватает. Келюс и прочие миньоны были хороши во всём, были преданы ему, но они не были Дю Га. Он казался каким-то более настоящим, позволял себе любые дерзости и всегда был честен с Генрике. А эта льстивая почтительность иногда утомляла. Мужчина встряхнул головой. Что на него нашло? Король Франции вспоминает о своём давно уже мёртвом фаворите – даже звучит нелепо. Но сознание покинуло мысль о том, что Дю Га был не фаворитом, а самым настоящим другом. И, увы, больше столь близких друзей у Генрике не было. – А я ведь сейчас должен быть в совершенно другом месте, – вдруг промолвил он. Это была своеобразная попытка отвлечься от мрачных мыслей. – Где же? – поинтересовался Келюс, всё ещё копошась где-то в середине комнаты. – В постели своей супруги. Франции нужен наследник. После своих же слов Генрике задумался. Что если не всё потеряно? Что если ещё попытаться? Рождение наследника укрепило бы позиции Валуа на престоле. Оно бы даже спасло династию. Король понимал, насколько это важно. *** – Опять ничего не выходит! – в отчаянии воскликнул Генрике, откинувшийся на подушки. – Совсем? – затравленно спросила Луиза, поджимая под себя худые колени, сидя в другом конце кровати. Явившийся среди ночи супруг разбудил и до предела напугал её. Когда же он заявил, что им сейчас же нужен наследник, она тем более готова была потерять сознание. А потом всё произошло, как всегда. То есть, никак. Генрике лишь покачал головой. Вновь взглянул на зажатую холодную жену. Её чистота больше не привлекала, вообще ничего в ней не привлекало. Липкая ледяная кожа под ладонями, ровно лежащее тело, будто по струнке вытянувшееся, строгость во всём, сжатые зубы, которые должны заглушить все возможные вздохи, испуганный взгляд. – Простите меня, – пролепетала она. – За что ты извиняешься? Дело не в тебе. Дело... В нас. Луиза сама поставила преграду, сама не позволила пробраться через неё чувствам. Возможно, она любила мужа, но любила внутри, снаружи не снимая маски сдержанности. Она никогда не была до конца настоящей. Это навевало мысли о том, что, возможно, настоящей Луизы и нет, вся она состоит из своей добродетели, прописных истин, никому не нужной чистоты и строгости. Генрике ошибся. Много лет назад в далёкой Лотарингии он ошибся, увидев в ней спасение. Спасения не было. Спасением была лишь та женщина, которая его и уничтожала. Но сейчас это уже не имеет никакого значения. Генрике мог бы взять себе другую жену, но он прекрасно знал, что это не поможет. Никакая женщина не способна вызвать отклик в его душе. – Я думала, что любовь однажды обязательно приходит к людям, – тихо прошептала Луиза. – Приходит, – печально отозвался Генрике. – Лишь раз в жизни. Луиза до конца не поняла значения этих слов. Но ясно было одно: вряд ли он когда-то сможет её полюбить. И ей бы хотелось закричать от отчаяния, но манеры позволили лишь украдкой смахнуть скупую слезу, пролитую по её окончательно загубленной жизни.