Пепел

Анри не приедет. Это точно. Марго догадывалась об этом. Марго, на самом деле, не особенно верила, что возможно заставить его сюда приехать. Когда она только оказалась в Наварре, ей какое-то время чудилось, что, быть может, муж любит её. Она тогда – какая наивность! – даже думала, что у них может получиться удачный брак. Но на разбитом сердце и сломанной душе семейного счастья не построишь. Да и с Анри его не построишь. Через какое-то время Марго осознала, что это совсем не тот человек. Она никогда не будет для него на первом месте, что бы он к ней не чувствовал. И даже вряд ли ей достанется второе. Для него она всегда будет красивым приложением к прочим подаркам благосклонной к нему судьбы. Да и Маргарите такой, как он, совершенно не нужен. Он не был собственником, не мог стать для неё всей жизнью и укрыть от целого мира. Единственный мужчина, с которым она могла бы быть счастлива, был в разы сильнее её, мог всё контролировать и защищать её от чего угодно, даже от самой себя. В конце концов, он её практически поработил, но это не отменяет того факта, что она могла бы быть долго только с таким человеком. Именно поэтому на счёт супруга Марго не питала никаких иллюзий. Однако она всё же видела в нём друга. И сейчас до неё дошло, что настоящим другом он тоже не был. И это оказалось весьма неприятно. Анри ответил на письмо в своей привычной насмешливой манере. Он явно дал понять, что ему нет дела до будущей судьбы "любезной жёнушки" и до того, как на ситуацию с ним смотрит "её прелестная семейка". Одним словом, король Наваррский отказался иметь что-либо общее со всеми, кто носит фамилию Валуа, и остался в своём замке, есть чёртов чеснок и развлекаться с деревенскими куртизанками. По крайней мере, такую комичную картину обрисовала брату гневающаяся Марго, заявившись после обеда к нему в кабинет, где он был занят какими-то бумагами. – И вот за это вы отдали меня замуж! – закончила она свою пылкую тираду. – Я не отдавал! – попытался защититься Генрике. По идее, это он должен был сердиться, когда сестра ничего не смогла сделать для того чтобы сюда приехал король Наваррский. Но в итоге она всё обернула так, что виноват был кто угодно, но не она. И вообще, она устала от того, что всё портят ей жизнь. Генрике нередко поражался логике женщин, а, в особенности, их умению перевернуть всё с ног на голову, да так искусно, что придраться оказывается совершенно не к чему. А Марго, эта разъярённая фурия, была истинным профессионалам в таких делах. И сейчас королю даже не хотелось начинать с ней спорить. – Хорошо, – вздохнул он, – ты не виновата. Но это не отменяет того факта, что от протестантов нам уже не получить поддержки. – Однако у тебя теперь будет наследник, а это многое меняет. Его наличие укрепит твои позиции на троне, – заметила Маргарита. – Но наследник ещё не родился. Луиза беременна только два месяца, ждать ещё слишком долго. Королева Наваррская устремила взгляд за окно, где уже просыпалась весна, покрывая деревья молодыми почками, наполняя воздух мягким теплом, пробуждая щебещущих птиц и делая солнце ярче, а небо голубее. Луиза беременна мало времени. И Марго здесь мало времени. Сколько всего ещё с ним может произойти! – Да, но пока что в твоей ситуации можно только ждать, – пожала плечами она, оборачиваясь к нему. – Вариантов ведь нету. И я ничем теперь не могу тебе помочь. – И спрашивается: какой здесь от тебя толк? – недовольно проворчал король себе под нос. Марго взглянула на него так, будто хотела сейчас же убить. – Я вообще-то твоя сестра! – Шучу, – примирительно улыбнулся он, вставая из-за стола, подходя к окну и распахивая створки, чтобы вдохнуть свежего воздуха. Теперь она поражалась. Её брат подшучивал и смеялся. Кажется, мир перевернулся! С самого своего возвращения в Париж, она видела его лишь угрюмым, задумчивым и мрачно настроенным. Теперь же он преобразился. Но всё равно ей отчаянно казалось, что здесь есть нечто неладное. Будто какой-то обман. А Марго, будучи очень проницательной, всегда чувствовала ложь в других людях. – Ты счастлив? – вдруг спросила она, медленно подходя к нему сзади. – Конечно! Франция, наконец, возможно, признает меня, как истинного монарха. Люди уверуют в то, что Бог на нашей стороне, – воодушевлённо ответил он, полной грудью вдыхая свежий весенний воздух. – Да нет же! Я не о том спрашиваю. Генрике... У тебя родится ребёнок. Твой. Каково это? Ты, должно быть, очень счастлив? Король резко обернулся. Это выглядело так, будто она ударила его сзади чем-то тяжёлым. Он смотрел на неё. Долго. А потом опустил взгляд и ничего не ответил. Что ему было говорить? Генрике понятия не имел, каким должно быть счастье будущего отца. Он пока что его не ощущал. Родится не его ребёнок, а, в первую очередь, наследник престола. Луиза не любимая жена, а лишь королева Франции, мать будущего наследника. У него не может быть настоящей семьи, ведь он король. Марго видела непонимание на его лице. Будто бы он никогда об этом не задумывался... Должно быть, и впрямь не задумывался. Ей вдруг показалось всё это отчаянно неправильным. Она рванулась к нему, как птица Феникс, восстающая из пепла. Её губы сами собой столкнулись с его, сминая их в неожиданном безумном поцелуе. И это казалось правильным. Генрике ожидал от неё чего угодно, но только не этого. Сейчас, когда начинающие терзать его убийственные страсти только-только поутихли в душе, поскольку их затмила радость от долгожданного события, она своим нелепым поступком вновь всколыхнула их. Король, будучи не в силах противостоять искушению, жадно сжал её в объятиях, продолжая неистовый поцелуй. Им нужно было остановиться, пока не поздно. Сейчас это было бы более чем неуместно. Но так не хотелось! Наконец, будто очнувшись, Марго в ужасе отшатнулась. – Прости. Я не хотела... Не могу понять, что на меня нашло... – прошептала она, боясь поднять на него глаза. Генрике всё ещё был в шоке. – Зачем? – только и вымолвил он. – Ты совсем не то чувствуешь. Совсем. Он не понял, что она имела в виду. Будто бы Марго страстно желала от чего-то его уберечь. А ей просто казалось неправильным то, что такая прекрасная мечта почти каждого человека о счастливой и крепкой семье на деле становилась до предела извращённой, перевёрнутой... Неправильной, одним словом. Слишком далёкой от идеала. Маргарита не могла иметь того, что теперь появилось у Генрике. При ней был лишь идеал, который никогда не воплотится в её жизни. Уже слишком поздно. Она замужем не за тем человеком, королева не той страны, да и цели у неё совсем другие. И идеал этот мог бы стать явью в жизни её брата, но не стал. Она чувствовала, что её гордость, уязвлённая, когда Луиза объявила о наследнике, теперь успокаивается. Генрике не любит жену. Потому что всё ещё любит Марго. У него, у Луизы, у их ребёнка – ни у кого, как и у Марго, не будет нормальной семьи. И это приносило ей облегчение. Маргарита быстро прошептала, что она вспомнила о каких-то срочных делах, и поспешно убежала, будто бы ей семнадцать лет. Генрике же так и не шелохнулся, поражённо смотря на то место, где только что стояла она. Никто из них не догадался, что всё это произошло, когда они стояли у открытого окна, выходящего в сад. И, разумеется, ни один из них не видел Луизу, которая в этот солнечный день решила прогуляться. Ей не повезло поднять глаза на окна покоев своего мужа именно в тот момент, когда Марго поддалась неведомому порыву. И в этот момент у Водемон возникло чувство, что её неожиданно преобразившийся и наполненный красками мир распадается. А ведь чем выше ты оказался _ тем больнее падать. Её худшие предположения оправдались. И она носит ребёнка грешника-кровосмесителя. *** Начались дни долгой лихорадки и страданий. Королева Франции слегла с горячкой. После того, как она стала свидетелем поцелуя своего супруга и его сестры, её охватили ужас и отвращение к королю, к Лувру, к самой себе. В тот день она скрылась в глубинах Тюильри и не желала возвращаться во дворец до самой ночи, несмотря на то, что пошёл сильный дождь. Именно под этим дождём она и замёрзла, после чего её захватила болезнь. Лёгкая простуда переросла во что-то более серьёзное. К тому же, Луиза начала чувствовать проблемы не только с горячкой, но ещё и с сильнейшей болью в области живота. И если повышенную температуру тела можно было списать на потрясение и переживания, то это недомогание оставалось загадкой. Организм королевы был ослаблен и врачи даже высказывали свои опасения по поводу её способности выносить ребёнка. Она и без того была слишком слаба и болезненна, а теперь ещё и недомогание – такой женщине сложно перенести беременность. И трагедия не замедлила случиться. Почувствовав себя немного лучше, Луиза решила немножко прогуляться по дворцу, чтобы расслабиться. Ничего серьёзного в этих намерениях не было, поэтому королева взяла с собой лишь Клотильду. По дороге та только и вертела головой по сторонам, постоянно болтая и то и дело на что-то отвлекаясь, поэтому времени следить за ещё совсем неокрепшей Луизой у неё не оставалось. Спускаясь по лестнице, Водемон неожиданно ощутила резкую боль, пронзившую живот, такую сильную, что, казалось, несчастную женщину кинжалом разрезает изнутри. Она дёрнулась, очень неудачно запуталась в подоле своего длинного платья, споткнулась и упала. Испуганная Клотильда, конечно же, тотчас бросилась поднимать. Но королева, упавшая с не слишком большой высоты, не поднималась, а лишь лежала на ступенях и стонала от боли. Только через пару мгновений Клотильда с ужасом обнаружила кровь, которая начала проступать на юбках Луизы. Когда сбежались все, кто был неподалёку, и королеву срочно перенесли в её покои, позвав врачей, уже было поздно. Она потеряла плод. И в этот момент жизнь Луизы окончательно сломалась. Погас огонёк надежды и наступила тьма. Всё произошло очень быстро, но и за такое небольшое количество времени, оказывается, могут разбиться чаяния не только нескольких людей, но и целого государства. *** Генрике посмотрел в уже ничего не выражающие глаза Луизы. Отблески свечей неровно вспыхивали и погасали, слабо освещая её силуэт, сгорбившийся среди подушек. – Мне жаль, – промолвил он. – Это неважно. Всё кончено, – бесцветно ответила она. Это и впрямь был конец. Надежда умерла. Так быстро, будто бы и не было её пару часов назад. Они могли бы делать вид, что всё в порядке, убеждать себя и других друга, что у них ещё есть шанс, но это было не так. Господь отвернулся от них, им уже ничего не поможет. Они – не семья, вряд ли им снова удастся зачать ребёнка. А если и удастся, у королевы не хватит сил его родить. Врачи сказали, что её здоровье не позволит. Генрике вспомнил, как всё начиналось. Их знакомство в Лотарингии, такое странное, далёкое от классических романтических сюжетов. Их свадьба, которая, на самом деле, изначально была неправильной идеей, только никто не смог этого понять вовремя. Невинная юность, неопытность, чистота и глупость Луизы – по-прежнему возникли воспоминания об их первой брачной ночи и начале брака. Тогда ему казалось, что она хотя бы может нравиться, приносить успокоение. Генрике искал в ней что-то, ему казалось, что он вот-вот найдёт. Только, на самом деле, не оказалось ничего. Она не святая, которая его излечит, а её наивность и чистота – лишь итог строгости и ограниченности, а ничуть не очаровательный шарм юности. Луиза не оправдала его надежд. Однако он ждал, что, если даже она и не станет любимой женой, то хотя бы родит ему наследника. Но и этого теперь не произойдёт. Королева отныне лишь помеха в его жизни. Странно вышло. Король уходил из её покоев, бросая последний взгляд на тщедушное тело супруги, скрючевшееся на кровати, едва заметное во тьме, окутывающей комнату. Она вновь лишь бледная тень, та, кого все презирают. И ему не помочь ей. Между ними всё кончено. Надежда оборвалась так быстро. И снова всё вернулось на круги своя. *** Марго медленно шла по опустевшему коридору, в котором громким эхом отдавались её шаги, наполняя звуком огромное безмолвное пространство. Этой ночью ей не спалось. Мысли так и крутились в голове, не позволяя уснуть. А днём она себя, надо сказать, чувствовала просто ужасно. Атмосфера трагедии, царящая в Лувре, давила на неё. Сама же Маргарита отчего-то полностью ощущением великой печали не прониклась. Когда королева потеряла ребёнка, скорбела вся Франция. Но Марго в глубине души ничего не чувствовала. Ей было жалко Генрике и даже Луизу. Но не более. Ей ничего не было известно о том, каково это: носить ребёнка, ждать его появления, а потом потерять навсегда. И никогда она этого не узнает. Королева Наваррская чувствовала лишь оцепенение. Закутавшись в предусмотрительно взятый с собой плащ, она вышла в открытую галерею, располагающуюся на верхнем этаже Лувра. Прохладный ночной воздух тут же ударил ей в лицо. Марго вдохнула полной грудью, ощущая, как приятно перестать задыхаться в наполненном печалью дворце. Она хотела было расслабиться и просто насладиться ночной тишиной, но вдруг приметила, что находится здесь не одна. Во тьме, если хорошенько присмотреться, можно было разглядеть ещё одну фигуру. Подойдя поближе, Маргарита узнала Генрике. Теперь она почувствовала неловкость. Как себя вести? Перед ней человек, который совсем недавно потерял последнюю надежду. В голове у Марго возникла лишь одна мысль: опять сбежать. Именно так она сделала, когда случайно поцеловала его. А потом ещё и старалась избегать долгое время. В этот момент хотелось сделать то же самое. Но она не успела, потому что король почувствовал присутствие кого-то и обернулся. – А ты что здесь делаешь? – тихо спросил он. – Не спится, – ответила она, отводя глаза. – Ты... Как ты? Спрашивать, конечно, было глупо. Что он может сказать? – Плохо, – честно ответил Генрике. – Такое бывает. От судьбы не убежишь. В конце концов, в этом ведь нет ничьей вины и... – Я тебя умоляю, давай не будем об этом! – оборвал её он. – Мне не нужно утешение. Тем более, от тебя. Маргарита замолчала. Она и сама не нашла бы подходящих слов. Он прав, от этого только хуже. – Просто тебе не нужно было жениться на ней, я ведь говорила, – честно сказала она своё мнение. – Тебе следовало убедить меня не жениться вообще, – горько усмехнулся он. Марго, ничего не ответив, опёрлась о мраморные поручни террасы. А Генрике не хотелось думать о своей потере. В конце концов, они столько лет жили с Луизой, не надеясь на чудо. Потом оно произошло. В потом снова исчезло. И стоит лишь снова жить так, как раньше. Больше нет смысла думать об этом, ведь теперь ничего не изменишь. Генрике взглянул на сестру. Лучше уж снова думать о ней. Это у него получается куда лучше. Ветер раздувал её волосы, выбившиеся из причёски. Теперь её красота вызывала в нём не восхищение, а страх. Какие ещё горести она им всем принесёт? Между тем Маргарита всё же захотела что-то сказать. Точнее, она не хотела, но вопрос сам сорвался с её губ: – Ты тогда выбрал её назло мне? Сейчас ему казалось, что он даже зол на неё. Она явилась спустя столько лет, когда уже прошла боль и сгладились воспоминания о перенесённых из-за неё страданиях. Теперь же она снова здесь, да ещё и ведёт себя так, будто ничего не было. Будто не она предавала семью, раз за разом выбирая их врага, только из-за своих чувств к нему. Будто не она использовала его, когда ей было плохо, а потом растоптала его чувства. – Чёрт подери, я любил тебя безумно! – неожиданно эмоционально воскликнул Генрике. - И не знаю, прошло ли это до конца. Быть может, оно со мной навсегда. Но теперь это уже не мучает меня, потому что меня больше ничто не мучает. Когда возникает слишком много эмоций, в конце концов, перестаёшь ощущать в полной мере их все. Они как бы высасывают силу друг из друга. Что ты хочешь услышать? Подтверждение тому, что я готов был на всё из-за тебя? Да, это так. Сам не знаю, почему выбрал её, почему делал всё остальное. Но ведь дело не в том, как всё было на самом деле, а в том, что тебе хочется, чтобы всё случалось из-за тебя. – Хватит жаловаться! – вскричала Марго, устремляя на него недовольный взгляд. Неужели он теперь всё свалит на неё? Конечно, он сейчас не в себе, но это не повод на неё бросаться. – Думаешь, это просто так произошло с твоей женой? – продолжила Марго излагать свои мысли, будучи не в силах остановиться. – Если бы ты меньше праздновал и серьёзнее относился ко всему, что происходит вокруг тебя, возможно, всё бы не обернулось подобным образом. Мне всегда казалось, что в мире есть баланс. Всё в той или иной мере возвращается. Помнишь Мари де Гиз, Генрике? Он вздрогнул, когда она назвала это имя. Да и сама Марго почувствовала себя странно, когда это сорвалось с её губ. Они оба поставили крест на прошлом. Но оно не позволяло полностью забыть о себе. Маргарита и сама не знала, с чего ей вдруг пришла на ум эта давняя история. Но ведь действительно, всё повторяется. Генрике ничего не сказал ей о Мари. Здесь он мог лишь молча согласиться. В конце концов, и его доля вины была в том, что когда-то с ней произошло. Эта женщина любила его, а он её бросил, после чего она пыталась покончить с собой, в итоге, потеряв ребёнка, которого, оказывается, ждала от него. Он об этом не знал, но это не отменяет его вины. И сейчас настало время платить судьбе по счетам. – Ну что ты хочешь от меня, в конце концов?! – с горечью вскричал Генрике. – Я устал. У меня уже нет сил. Я король, я не должен признавать своих слабостей, но я уже просто не могу! – Да что ты знаешь об усталости? – тихо проговорила она. – Разве не хуже, когда семья всю мою юность готова была принести меня в жертву ради власти, ради амбиций, ради... Чего угодно! Вы все ищете оправдания. Но почему вы не могли просто дать мне свободу? При слове "усталость" она тоже погрузилась в свои воспоминания. И снова её мучал вопрос: почему с ней когда-то поступали так несправедливо? – Потому что ты принцесса, – выдохнул он, – королева, сестра короля. – Потому что я лишь политическая игрушка. О Боже! Кому вы продали душу? Генрике расхохотался. Его смех, казалось, разнёсся над всем ночным Парижем. – Верно, дьяволу. Ведь мы чудовища, – его смех стал ещё громче, до такой степени, что Марго даже отскочила, при этом, в глазах его вдруг явственно выделилась боль. – Посмотри на меня: я зверь, безжалостный тиран. Протестанты твердят, что я убийца, лигисты обвиняют в предательстве. Я уже устал метаться между кругами ада. В собственной семье шепчутся о том, что я бездушен, – слова лились нескончаемым потоком, который король не в силах был остановить, а Маргарита видела, что впервые за много лет, кажется, он приоткрыл тёмную завесу своего сердца, неосознанно, безвольно, но позволив ей заглянуть туда. – Я жестокий змей, я подлец, я трус. Кто угодно, но только не человек, – он посмотрел ей в глаза, – для всех, навсегда. И кто виной тому? Вы все единогласно скажете, что я сам, вам не понять. А между тем, самому мне не найти в том своей вины. Всё проще. Дело лишь в том, что я Валуа, – он с горькой усмешкой отвернулся, опираясь руками на поручи балкона и устремляя взор в ночную даль. – Все мы Валуа, – промолвила королева Наваррская. – Именно. И все мы отравлены собственным ядом. Я не один грешен, остальные ничуть не лучше. И ты, Марго, точно такая же. Ты тоже чудовище Валуа. Сейчас, оглядываясь назад, я могу сказать, что ты всегда строила из себя жертву. Но ведь и ты предавала свою семью, не только она тебя! И, в конце концов, посмотри на себя сейчас. Кем ты стала? Я, смотря на тебя, вижу лишь подлость, легкомыслие и озлобленность. Ты пытаешься мстить своему миру за свои собственные грехи. Марго вздохнула, отворачиваясь. Страшно было осознавать, что это так и есть. Она не лучше. И это ещё он не знает всего. – Я всего лишь слабая женщина, – промолвила она. Других оправданий Маргарита не находила. – Это давало тебе право предавать семью, выбирая того, кого, как тебе казалось, ты любила? И это позволяло тебе так легко использовать других людей, в том числе и тех, кто, как и ты, безумно любили? Она поняла его намёк. И это была самая больная для неё тема. – Мы не о наших личных отношениях сейчас говорим, – отрезала Марго. – Я лишь сказала, что вы все растоптали меня. – Думаешь, ты здесь самая несчастная жертва? Твоя преисподняя началась, когда ты уже выросла. Моя же жгла меня с рождения. Я рос среди лжи, предательства, страха. То, что от тебя старательно скрывали, мне, напротив, выставляли напоказ. Ведь мужчина должен быть мужественным! Но они не учли того, что отравления и кинжалы из-за угла не являются благородной отвагой. Я видел битвы, но боялся не их. И воспитали меня не они. По большей мере я видел лицемерие и ложь. Мы Валуа и это наше проклятие. Мне с детства твердили о том, как нужно расправляться с врагами, иначе, они расправятся со мной. Два моих брата мертвы. Карла отравили, я уверен, про Франциска не знаю, но всё может быть. Мне попросту страшно, – Генрике вновь вперил в неё взгляд и в тёмном омуте его глаз она увидела лишь усталость, страх, неприкрытую истину, которую он никогда не перед кем не обнажал. – Я сам не знаю, отчего признаю это перед тобой. Просто больше нет сил молчать. Марго всё поняла. Благодаря лишь этому краткому разговору она осознала трагедию брата. До неё только сейчас дошло, что её страдания не единственные в мире. Генрике тоже всё это время что-то чувствовал, но она всегда была слишком эгоистична, чтобы думать об этом. Маргарита не могла больше винить его, осталась только жалость. Она протянула руку и едва коснулась его щеки. Несколько мгновений он стоял и печальным взглядом смотрел на неё. Но затем пришёл в себя, тряхнул растрёпанными ветром волосами и резко отстранился. – Я король. Мне не нужно жалости, – жёстко сказал он и, развернувшись, поспешно ушёл. Молодая женщина видела, что позволив себе минуту слабости, Генрике уже пожалел о забытой гордости. И в этом она прекрасно понимала его. Смотря ему вслед она прошептала:"Бедный мой брат..." Они старались бежать от прошлого, но оно раз за разом выплывало наружу. И этот разговор когда-то должен был произойти. Нельзя было делать вид, что с ними ничего никогда не случалось, потому что слишком уж легко могут повторять люди прошлые ошибки.