Пепел

– Я не хочу его здесь видеть, – холодно процедил Генрике. – Но ты должен! Он твой брат! Марго казалось, что эта фраза уже выгравирована у неё на языке, столько раз ей пришлось её повторить. – Он изменник! Человек, который губит Францию! – Да ведь он сражался за тебя, за твою Францию! – Но никто не просил его идти напролом и брать чёртов Антверпен! С самого начала можно было понять, что это ничем хорошим не кончится. Нет, я уверен: Франсуа сражался не за Францию, а за себя. Ему перестало хватать ограниченной власти, захотелось полной. Вот он и получил полторы тысячи трупов и вечный позор! Екатерина, сейчас тоже находившаяся в кабинете короля, ещё сильнее нахмурилась. Положение и впрямь было более чем неприятным. И она не готова была, как Марго, самозабвенно защищать Франсуа. Ведь он был виноват в произошедшем. – Просто прими его, – наконец промолвила она. – Уже ничего не изменишь, сделанного не воротишь. Нам остаётся великодушно простить ему ошибки. Генрике в бешенстве вскочил из-за стола, глядя поочерёдно то на мать, то на сестру взглядом дикого коршуна. – Я не собираюсь его прощать! – выплюнул он. – Как только приедет – брошу в тюрьму. Ведь это уже невозможно. Он развалит мне страну. – Ты сам её развалишь! – в восклицании Маргариты прозвучали истеричные нотки. Двое советников короля, тоже находящиеся на этом совещании, предпочитали молчать в сторонке, поскольку им совсем не хотелось связываться с тремя разъярёнными членами семейства Валуа. – Хотя бы прими его по-человечески, – взмолилась Екатерина. – Иначе что о нас подумают люди? Вернувшийся с войны принц, какие бы итоги сражений он не нёс за собой, должен быть встречен подобающе. – И веди себя как король! – дополнила Маргарита. И Генрике не нашёлся, что им возразить. Он должен быть выше всякого гнева. Поэтому, так уж и быть, он примет Франсуа. *** Маргарита сидела у окна и смотрела на заснеженный Париж, раскинувшийся за территорией Лувра. Вскоре там должен появиться кортеж герцога Анжуйского, ведь он должен прибыть сегодня. В этот день она ничем не могла заниматься, лишь сидела и ждала, неустанно глядя в окно, чтобы первой приметить любимого брата, которого, наконец, увидит после стольких лет разлуки. Пожалуй, из всех людей на земле он остался тем единственным, кому она полностью доверяла. У них были общие секреты, но дело не в этом. Франсуа никогда не причинял ей боли. Именно поэтому сейчас она стремилась к нему, как путник, идущий по пустыне и увидевший впереди долгожданный источник воды. Неважно, что брат не везёт во Францию победу. Ей было прекрасно известно, что произошло в Нидерландах. Анжу не был удовлетворён ограниченной властью и решил, не спрашивая позволения у своего короля, взять несколько городов: Антверпен, Брюгге, Дюнкерк и Остенде. В конечном итоге, ему хотелось получить власть над Нидерландами. Глупая, отчаянная идея, которая могла прийти в голову человеку, толком ничего не понимающему. Но Маргарите было знакомо это тщеславие. И она не винила брата. В это время на юге выступала армия герцога Фарнезе, которому удалось занять часть Нидерландов. Французскому принцу нужно было торопиться. И вот, 18 января уже наступившего 1583 года он пошёл на Антверпен. И с треском провалил совершенно неспланированную кампанию. Бойня была ужасная, Анжу умудрился потерять полторы тысячи человек, а после с позором покинул Нидерланды. Ему пришлось возвращаться в Париж, поскольку других вариантов не было. Пускай он поступил как трус, как глупец. Но Марго вглубине души радовалась, что её Франсуа будет здесь, рядом с ней, а не в каких-то далёких Нидерландах, как бы эгоистично это не было. Ожидания не остались напрасными. Около шести часов вечера королева Наваррская различила какое-то движение на улицах. Это точно он! Вскочив, молодая женщина кинулась к двери, уже перед самым выходом резко останавливаясь у зеркала и вспоминая, что нужно проверить всё ли в порядке с её внешним видом. Немного поправила причёску и одёрнув юбки, она устремилась в коридор, чуть ли не бегом миновала его и ещё несколько помещений, оказываясь на лестнице и поспешно преодолевая ступеньку за ступенькой. Внутри всё горело от нетерпения. Внизу слышалось множество голосов. Весть о том, что герцог Анжуйский уже в Париже и с минуты на минуту будет в Лувре, уже дошло до всех обитателей дворца. Протискиваясь через толпу, Марго стремилась выбежать на улицу, чтобы первой встретить Франсуа. Оказавшись во дворе, она даже не чувствовала холода, несмотря на то, что весна ещё даже толком не успела сбросить облик зимы, а воздух был ледяным. Именно в этот момент во двор въезжала процессия во главе с герцогом, восседавшем на чёрном жеребце. Даже отсюда было видно, что вид у новоприбывших поникший. Они спешились и начали соскакивать с коней. Маргарита хотела было броситься к брату, но кто-то остановил её, цепко хватая за локоть. Она недовольно обернулась и увидела Генрике, стоящего позади. – Помни о приличиях, – вымолвил он, хмурясь. – Но... – Я первый. И, оттеснив её, он двинулся в сторону Франсуа. Марго со своего места видела, как они обменялись парой слов в весьма мрачными лицами. Затем Генрике круто развернулся и пошёл во дворец. Тогда Маргарита, никем не удерживаемая, кинулась к Франсуа. Он, заметив её, тоже бросился к ней навстречу. – Бог мой! Кого я вижу! – вскричал принц и на лице его возникла широкая улыбка. – Нет, эта прекрасная дама точно не может быть моей маленькой сестрёнкой! – Франсуа! – вскричала она и, ничуть не стесняясь взглядов окружающих, бросилась ему на шею. За это время он стал мужественнее крепче в плечах, сильнее, о чём можно было судить, когда он приподнял её над землёй и закружил в своих объятиях. А вот по-детски миловидное лицо, лукавый взгляд и открытая улыбка ничуть не изменились. – Как же я рада тебя видеть! – воскликнула она, когда он её отпустил. Марго взяла его лицо в руки и вгляделась в знакомые черты. – Я тоже, мой ангел, – прошептал он. – И я безумно скучала. – Мне тоже тебя не хватало. Кажется, сейчас Франсуа было совершено наплевать на своё великое поражение, ведь отношения к нему Маргариты это не изменило. – Всё в порядке? – обеспокоенно спросила она. – Ты же знаешь: мы всё переживём, – беззаботно отозвался он. О родной, беспечный Франсуа! – Пойдём, – улыбнулась она, сжимая его руку, – мне многое нужно тебе рассказать. – Да, будет разумно сделать это, пока Генрике не выгнал меня из Франции, – то ли в шутку, то ли серьёзно промолвил он. – Ведь наш любезный братец назначил мне аудиенцию сегодня вечером. Я бы хотел встретиться с тобой до неё. С твоего позволения я сейчас же переоденусь с дороги и приду в твои покои. Где ты сейчас живёшь? – Тебя проводят. Я пришлю пажа. *** Франсуа смотрел на то, как Маргарита собственноручно разливает чай по чашкам. Её белые запястья стали ещё изящнее, черты заострились, утратив детское очарование, но приобретя совершенный женский шарм. На смену милым платьицам с множеством бантов и рюш пришли более изысканные откровенные наряды. Волосы, которые раньше обычно были рассыпаны по плечам беспорядочным водопадом, сверкающим на солнце, сейчас, как правило, убирались в высокую причёску и, кажется, стали короче. Она изменилась. И дело было не только во внешности. Франсуа единственный полностью знал через что ей пришлось пойти. И он прекрасно понимал, почему она стала, пожалуй, более холодной, твёрдой, неприступной, горестно-саркастичной. Это было видно и в ледяном взгляде несколько побледневших васильковых глаз, и в едва заметной печальной морщинке по уголкам губ, и в голосе, ставшим резче, чем в юности. Да и годы брали своё. Она ведь уже не девочка. – Ты так и будешь молчать или всё-таки расскажешь мне о том, что происходило в Нидерландах? – спросила она с улыбкой, поднимая на него глаза и протягивая ему чашку с дымящимся напитком, который только-только начал появляться в Европе и был настолько редким, что позволить себе его могли разве что короли. – Давай не будем о войне, – попросил он. – Лучше расскажи о себе. – Толком нечего рассказывать, – усмехнулась она. – Здесь скучно. В Наварре было ещё скучнее. – Анри оказался хорошим мужем? – Слова "Анри" и "муж" весьма нелепо ставить в одном предложении! – рассмеялась она. Анжу обеспокоенно схватил её за руку. – Он не обижал тебя? Марго недоумённо взглянула на брата, а потом снова рассмеялась, не отнимая руки, а слегка поглаживая его ладонь успокаивающим движением. – Нет, что ты! Сам знаешь, Анри добрый человек. Признаться честно, мне жилось с ним неплохо. И он и я прекрасно понимали значимость свободы. И, как мне думалось, мы с ним были друзьями. – И что же случилось? – Опять же, ты знаешь Анри. Он всегда поступит так, как выгодно. Франсуа вздохнул. Если бы Анри предал Марго и это причинило ей боль, он бы сейчас же отправился в Наварру и убил его. Но она, кажется, не была так уж расстроена. Поэтому он решил просто понимающе кивнуть и промолчать. – А как обстановка при дворе? – Матушка действует мне на нервы своим присутствием, но, благо, появляется не так часто. А Генрике... – она на секунду замолчала. – Всё сложно. Как всегда. – Он не знает о... Франсуа не мог не вспомнить, что произошло перед тем, как Маргарита покинула Париж в прошлый раз. Генрике не знал о её причастности к преступлению, которое они совершили вместе. И не должен был узнать. – Нет, конечно! – теперь в её глазах отразился страх. – Послушай, давай никогда не будем говорить об этом. Что было – то было. Оно в прошлом. – Да, конечно. Мне и самому не хочется вспоминать. Но, знаешь, я хочу сказать, что очень сожалею теперь. – Я тоже, – прошептала она. Франсуа, руководствуясь неожиданным порывом, встал, подошёл к ней и заключил в объятия. Марго не хватало этого. Тёплых родных рук, обвивающих её, человека, которому можно полностью довериться. – Теперь всё хорошо? – тихо спросил он, смотря ей в глаза. И она не смогла ему врать. – Нет. Всё не хорошо. Я запуталась снова, не могу понять, что делать дальше. Признаться честно, я понятия не имею, как сложится моя жизнь. И, кажется, я вновь всё ломаю. Я приношу несчастья. – Не переживай. Теперь я с тобой. – Да. И мне легче. Знал бы он, как она скучала! Маргарита уткнулась в грудь Франсуа и подумала о том, что, несмотря ни на что, она счастливый человек, хотя бы потому что ей повезло иметь такого брата. Они потом поговорят обо всём. А пока что она просто наслаждалась любимыми объятиями. *** С лица Франсуа не сходила улыбка, пока он шёл от сестры. Они поговорили, тепло, как в старые-добрые времена, и у него было впечатление, будто бы они и не расставались. А самое главное, что он, наконец, повидал её и с его плеч будто камень свалился. В последний раз он видел её разбитой и сломленной. Всё это время его терзали страхи, что она никогда не оправится. Но Марго живёт. Как-то, но живёт. Быть может, шрамы и остались, но, по крайней мере, раны уже не кровоточат. Она стала совсем другим человеком, но лучше уж так, чем остаться бледной тенью. Однако о сестре он подумает позже. Сейчас предстоял тяжёлый разговор с Генрике. Франсуа, надо сказать, при всём своём легкомыслии, вглубине души испытывал чувство вины по отношению к брату, хоть и не показывал этого. С одной стороны, он ему страшно завидовал и за многое ненавидел, но, с другой стороны, понимал, что не должен был его предавать. И потому что Генрике, его король, и потому что у них общая кровь и общая фамилия. И если с первым ещё можно было спорить, возмущаться и заявлять о своих правах, то второе было чистейшей истиной, заставлявшей его мучаться. Нельзя сказать, чтобы сейчас Франсуа не пытался защищать интересы Генрике. Но свои он всё же поставил выше. Если бы Анжу поступал в Нидерландах только так, как нужно королю – он бы не попытался взять власть себе, не пошёл бы на Антверпен, не потерял бы понапрасну так много человек. А это, кстати, было ещё одной причиной, по которой принц испытывал муки совести. Погибло полторы тысячи живых людей, и в этом был виноват лишь он один. С таким нелегко справиться. Когда-то он совершил одно убийство и, даже несмотря на то, что считал его абсолютно справедливым, приходил в себя после него несколько лет. А здесь тысячи людей. Одним махом. И Франсуа не знал, как с этим справиться. Он даже до конца не осознал произошедшее. Ясно одно: здесь не ограничиться простым "мне жаль". Как бы он не раскаивался, этой крови не смыть. В кабинете Генрике, как ни странно, никого не было. Франсуа ожидал увидеть целый суд обвинителей. Однако в тёмном помещении, освещённым лишь несколькими канделябрами, за столом сидел лишь король, который, как только герцог Анжуйский вошёл, устремил на него пронзительный взгляд. Франсуа остановился. В этот момент он почувствовал, что ему было бы гораздо проще, если бы здесь собрался весь двор и хором обвинял его во всех смертных грехах. Молчание наедине с братом заставляло задыхаться. Тем более, что оно совсем уж затянулось. – Так и будем молчать? – осторожно поинтересовался Анжу. – Может, ты скажешь хоть что-нибудь? – Знаешь, Франсуа... Я не знаю, что сказать тебе, – наконец вымолвил король. Сейчас Генрике смотрел на него и совсем не был уверен, что это его родной брат. На секунду в голове мелькнула по-детски нелепая мысль: что если кого-то из них подкинули в младенчестве? Он попросту не мог поверить, что родной человек может принести столько боли. Однако сразу же вспомнилась их общая сестра. Ведь она принесла им всем ещё больше страданий. А мать? А Карл? А прочие, умершие давным-давно, но и поныне терзающие своими призраками? Должно быть, это их семейная особенность: каждый считает своим долгом медленно убивать тех, с кем связан кровными узами, высасывая все жизненные силы и опустошая душу. Медленная смерть от родных была мучительнее, чем быстрый удар кинжалом. Смотря на изогнутую бровь Франсуа и вспоминая точно такой же типичный жест у Марго, Генрике подумал, что его бедному Дю Га очень даже повезло. Он умер быстро. А вот Генрике убивали мучительно медленно. – Сначала ты выступаешь на стороне Наваррского и гугенотов, – как-то устало и в тоже время зло прошипел он. – Затем все силы кладёшь на то, чтобы не дать мне получить законную корону. Также убиваешь тех, кто мне дорог. Потом, не справившись тут и поджав хвост, бежишь к Вильгельму Оранскому и там, прикрываясь тем, что служишь короне, пытаешься отвоевать себе трон. Ты рушишь мне политику! Ты рушишь мне жизнь! Ты гнусный предатель, всегда таким был и всегда останешься! – Я знаю, – на удивление покорно кивнул Франсуа. – Это так. Ты не поверишь, но я сожалею. Однако сейчас, даже если я пообещал тебе измениться, поклянусь, что осознал свои ошибки – ты ни за что мне не поверишь и не простишь. Так что нам делать? Что теперь? – Это всё. Я просто больше тебе не верю. И, ты абсолютно прав, никогда не прощу. Генрике говорил совсем не агрессивно. Скорее, устало. С выражением лица, будто он ничего нового не узнал, никаких эмоций не испытал, будто знал, что всё так и произойдёт. А почему будто? Он точно знал. Генрике не прощал Франсуа никогда. В этом не было смысла, поскольку он понимал, что Франсуа всё равно предаст ещё сотни раз. – Но я твой брат, – промолвил герцог Анжуйский. Но об этом он мог не говорить. Генрике теперь стало плевать на родственные связи. Он хочет свою сестру, он будет ненавидеть своего брата. – И я очень сожалею об этом, – заявил он. – Делай, что хочешь. Будь на любой стороне. Мне теперь всё равно. Единственное, что ты можешь теперь сделать – это уйти, оставить меня в покое и больше не появляться в моей жизни. Генрике устал с ним бороться. К чему? – Выгоняешь меня из Парижа? – Нет, зачем же? Оставайся где хочешь, хоть в Лувре. Но отныне ты мне брат лишь на фамильном древе. – Так легко позволишь развалиться нашей семье? – Нет больше "нашей". Она уже давно развалилась. Уходя от Генрике, Франсуа чувствовал, что камень в душе стал ещё тяжелее. Если бы король накричал на него, выгнал или же бросил в тюрьму – было бы проще. Можно было бы злиться, бороться, чувствовать, переживать это. А то, что произошло, пережить сложно. И делая один шаг за другим прочь от кабинета Генрике, Франсуа чувствовал, как в душе всё цепенеет, исчезают эмоции и воспоминания обо всём, что имеет отношение брату. Связь между ними, которая, несмотря на все размолвки всё же существовала, окончательно оборвалась.