Пепел

Всё что чувствовал Генрике – это боль. Тупая и бесконечная. Он уходил с бала под шёпот придворных, но ему на это было абсолютно наплевать. Его репутация испорчена уже давным-давно, ещё один скандал ничего не изменит. Да и его сестру святой никто не считал. Они поговорят об этом неделю и забудут. А вот они, Валуа, не забудут никогда. Король сам сделал это. И, в общем-то, знал, на что идёт. Но иначе никак. Когда он узнал о причастности к убийству Франсуа, было проще. Но Марго и Дю Га – самые близкие люди во всей его жизни. И самое ужасное что могло случиться – он её обесчестил, а она его убила. Собственно, то, что рассказал ему Витто полностью перевернуло его сознание. Вот она, истинная трагедия в жизни Генрике. Теперь уже хуже ничего не будет. Смерть, и то, менее страшна. Он шёл по коридорам Лувра, куда глаза горят. Отныне потеряно всё. Теперь уже неважно, куда идти. "Интересно", – подумалось ему, – "можно заплутать в коридорах так, чтобы никогда больше не выйти?" Ему хотелось бы остаться здесь в одиночестве навсегда. Однако одиночество – то сокровище, которое недоступно королям. – Твоё выступление было верхом драматического искусства, браво! – раздался голос Шико позади. Генрике ускорил шаг. Шута здесь точно не хватало! – Оставь меня. – Чтобы ты повесился на первой же занавеске? Нет уж. Король остановился. От него всё равно не сбежать. – И что ты хочешь от меня? Он резко обернулся к Шико. Но меньше всего он ожидал обнаружить на его лице ни следа весёлости или намерения шутить. – Я хочу узнать, что это, дьявол тебя побери, было! Генрике прислонился к стене и ощутил себя бесконечно слабым. – Даже не знаю, как объяснить в нескольких словах. Шико подошёл и, взяв его под локоть, отвёл в сторону скамьи, стоящей у противоположной стены, усадил на неё и присел рядом. – Начнём, пожалуй, с Дю Га, – проговорил он. И Генрике, не смотря на шута, начал говорить: – Ты же слышал многое о Дю Га. Он был особенным для меня человеком. Знаешь, ты в чём-то на него похож. Возможно, поэтому я позволяю тебе всё. Ты слишком напоминаешь мне самого близкого человека. Это признание вышло просто. Теперь для Генрике вообще всё было просто. Хоть что-то положительное есть в его состоянии. – Так кем он всё-таки был? – Всеми сразу. И другом, и братом, и любовником. – А Маргарита? – Что Маргарита? Как ни странно, он не поморщился при звуке её имени. – Я не слепой, Генрике. Она тебе была не просто сестрой. Как и Дю Га не просто другом. Валуа зажмурился. Действительно. Что теперь Маргарита? Он хотел бы сказать, что она предательница, которую он ненавидит, лживая обманщица, совсем не его сестра Марго, не его любимая Марго. Но не мог. Любовь Генрике к ней имела странное свойство: он любил её разной, и хорошей, и плохой одинаково. Он готов был принимать любые её стороны, ведь это была она. И даже сейчас, когда он отчётливо понимал, что никогда не простит её, любить продолжал. – Почему же была? Она и сейчас мне не просто сестра, – только и сказал он. Шико, как ни странно, понял. – В таком случае, у тебя не получится никогда не простить её. Прощение – естественное свойство человека, что бы он ни говорил. – Я не знаю, – покачал головой Генрике. Количество испытываемых им чувств было слишком велико, чтобы их можно было описать. *** Маргарита судорожно металась по своим покоям, раздавая приказы по сборам. Вещей было слишком много, все не упаковать так быстро. Что ж, она оставит их здесь. Всё это неважно. Она испытывала дежа-вю. Когда-то ей пришлось точно так же поспешно покидать Париж. Только вот тогда она сбегала, а сейчас её выгоняют. Хотя бы про себя следует называть вещи своими именами. Взгляд её упал на бальное платье, теперь снятое и брошенное на кровать. "Его не брать", – твёрдо заявила она снующим туда-сюда служанкам. Вот уж худший бал в её жизни. На пороге вновь возникла Элеонора, которая тоже помогала в сборах. Марго попыталась ободряюще ей улыбнуться. Подруга не сможет поехать с ней, ведь у неё здесь дом, муж, двор. Они за это время привыкли друг к другу. Но всё когда-то кончается. Эстер уже покинула их, однако они обе были рады за неё. Нельзя останавливаться, нужно двигаться дальше. – Мы провели вместе прекрасное время, хоть оно было и недолгим, – промолвила Марго. – Вы самая замечательная королева из всех, что я когда-либо встречала, – сказала Дюрас. И Маргарите сейчас было очень приятно это слышать. Она бросила на подругу благодарный взгляд. Сборы продолжались. – Ваше Величество, думаю, не выйдет увезти шкаф, – неловко пробормотала одна из служанок. – Зачем мне шкаф?! – искренне удивилась Марго. Остальные захихикали. – Никакую мебель не берём! – раздражённо сообщила королева Наваррская. – Я же сказала: только самое необходимое. Какими же глупыми иногда бывают слуги! Была ещё одна проблема. У Маргариты едва ли хватало денег на дорогу. Ехать она решила до Наварры, поскольку других вариантов не было. А путь до туда был далёким. Просить денег у Генрике сейчас было бы некорректно. – Главное, возьмите то, что подороже, – приказала она В крайнем случае всё где-то можно продать. Тут уж выбирать средства не приходится. И в этот момент в покоях Марго появился тот человек, которого она ожидала увидеть меньше всего. – Мадам? – королева Наваррская изогнула бровь. Екатерина остановилась в дверях и красноречиво взглянула на слуг, которых тотчас как ветром сдуло. Затем она медленно прошла вглубину комнаты. Двумя пальцами как будто бы брезгливо подхватила с туалетного столика одно из украшений дочери, которые были там в спешке разбросаны. – Дешёвка, Марго. Едва ли тебе на что-нибудь этого хватит, – прицокнула она как ни в чём не бывало. – А вы так хорошо разбираетесь? – усмехнулась она, складывая руки на груди и исподлобья глядя на неё. – Разумеется. Что в людях, что в алмазах – всё одно и тоже. Бывают алмазы действительно ценные, хотя по ним иногда и скажешь. А бывают камни грязные, с какими-то повреждениями, но благодаря тонкой огранке они сильнее блестят и привлекают внимание. – По мне так лучше вторые. Алмазы – алмазы тогда, когда все глядят на них и восхищаются. Екатерина повернула к ней голову и пожала плечами. – Я не знаю. Всё может быть. Как ни странно, она не стала спорить или возражать. – Однако, думаю, вы пришли сюда не разглядывать побрякушки, – хмыкнула королева Наваррская, готовая к лавине обвинений, которая сейчас на неё обрушится. Разумеется, королева-мать примет сторону любимого сынка, как всегда. Но она вновь удивила молодую женщину, сказав совсем не то, что та думала прозвучит: – Ты сбегаешь, Марго? Теперь Маргарита старалась не смотреть на мать. Ей-то что? – Нет, сбегала я пять лет назад, когда вы в том числе, матушка, довели меня до абсолютного отчаяния. А сейчас я гордо удаляюсь, поскольку я здесь больше не желанная гостья. Екатерине вдруг нестерпимо захотелось заглянуть ей в глаза, увидеть, что на самом деле спрятано в её душе. И она перехватила её взгляд, Маргарита не успела выставить защиту, невольно обнажила эмоции. Медичи увидела в синем омуте то, что увидеть никак не ожидала: там плескалась наивная детская обида. Какими были их отношения последние десять лет? Лишь постоянные противоречия, противостояния, борьба на фоне политических событий. Однако, кажется, они позабыли о том, что являются матерью и дочерью. – Что с тобой произошло, детка? – вдруг тихо спросила Екатерина, сама поражаясь своему тону. Она говорила как женщина, как мать. Как та, которая потеряла свою дочь много лет назад, а сейчас вдруг вспомнила о ней. А Маргарита, кажется, впервые видела искренность на её лице. Екатерина любила её в детстве, но потом, после всего что случилось с Гизом, ей казалось, что между ними не осталось никакой связи. Но почему сейчас королева смотрит на неё с безграничной болью и сожалением? – Не знаю... Мама, – последнее слово Марго прошептала едва слышно. Екатерина шагнула к ней. Но что-то её остановило. А не слишком ли поздно? Поздно им обеим просить друг у друга прощения, говорить о своей любви, которая, на самом деле, никуда не делась. Слова здесь прозвучат глупо, с опозданием лет в десять. Однако кое-что Екатерина ещё могла ей дать. – Тебе может показаться, что я поступала с тобой жестоко, – проронила она, внимательно смотря ей в глаза, больше ничего не скрывая. – Верно, – горестно усмехнулась Маргарита. – Так вот, это не совсем так. Видишь ли... Я наблюдала за твоими метаниями между множеством огней, неспособностью выбрать что-то одно. Ты всегда мучалась из-за собственных противоречий. Но я всегда знала, что ты на меня похожа, что ты, на самом деле, сильная. Я никак не могла простить тебе твои слабости, то, что ты не способна была открыть в себе эту силу. Теперь же, мне кажется, наступил момент сказать тебе об этом, ведь именно сейчас, когда вновь пришла пора принимать решения, ты можешь стать действительно сильной. Чёрт возьми, Марго, я была для тебя ужасной матерью, поэтому понятия не имею из каких соображений ты должна меня сейчас послушать... Но послушай, пожалуйста! Я ничего не обещаю. Вполне возможно, что в будущем мы откажемся по разные стороны баррикад, ведь сейчас такое время, что ни в чём нельзя быть уверенным. Но, поверь, какую бы сторону ты не выбрала, если ты всё же сделаешь свой твёрдый выбор, будешь ему следовать и осознаешь свою силу, я в любом случае буду тебя уважать. И прошу прощения за всё, что сделала, а, возможно, ещё и сделаю. Это были именно те слова, которые Маргарите нужно было услышать. Она нуждалась в матери! Именно потому что кто-то должен был помочь разобраться ей в себе, дать уверенность. И, как ни странно, мать пришла к ней, когда она уже не ждала этого, когда прошло много лет. Марго не была уверена, что сможет когда-нибудь простить то, что Екатерина не появилась раньше, когда она в ней отчаянно нуждалась. Но королева Наваррская кивнула, тем самым показывая, что она прислушалась к её словам. Екатерина улыбнулась и пошла прочь. – До свидания? – остановилась она уже в дверях. – Я не знаю, – лишь вздохнула Марго. Она понятия не имела, что там дальше. Сейчас заканчивался очередной этап её жизни. Но на этот раз она действительно не представляла, куда дальше может повернуть судьба. И это давало надежду. Единственное, что её мучало – это Генрике. Что если они больше не увидятся? Неужели та ссора и останется их последним разговором? Маргарита не могла этого допустить. Всё же он значил для неё слишком многое. Судорожно что-то обдумывая, она продолжила сборы, стала складывать украшения в шкатулку. Потом бросила взгляд на книги. Их тоже нужно взять, без них она никак. Но мысли её сейчас были не в этой сотне безделушек и достаточно нужных вещей. Она никак не могла перестать думать о Генрике. Он к ней не придёт – это ясно. В конце концов, виновата здесь она. Хотя Маргарита и злилась на него за это публичное оскорбление. Ему самому всегда было наплевать, что о нём подумают, а ей – нет. Так зачем он устроил такой ужасный спектакль? Но, тем не менее, она могла понять его. Да и осознавала, что не в праве обижаться. Наконец она не выдержала. Всё не может закончиться вот так! Ей нужно было его видеть. Маргарита, ничего не говоря, поспешно вышла из комнаты, сопровождаемая удивлёнными взглядами слуг. Путь до королевских апаратментов она могла бы проделать с закрытыми глазами. Марго слишком хорошо знала Лувр. И как она будет снова жить без всего этого? Оказавшись перед открытой дверью, она взглянула на стражников. Те, будто бы почувствовав открывающуюся в ней силу, молча расступились, позволяя ей пройти. Первым человеком, которого она увидела в приёмной, был Шико. Он посмотрел на неё так, будто давно ожидал, что она придёт, кивнул и взглядом указал на кабинет. А затем на последок ободряюще улыбнулся. Марго прошествовала туда. Осторожно отворяя дверь, она чувствовала небывалое волнение. Такое бывало у неё перед отцом. Войдя, Маргарита увидела Генрике, который сидел за столом, уронив голову на руки. Он выглядел сломленным. Услышав, что кто-то вошёл, поднял глаза. И кажется будто не удивился, что она здесь. Марго ничего не говорила. Лишь стояла и смотрела на него. – Зачем ты здесь? – наконец нарушил тишину он. – Сама не знаю, – отвела взгляд она. – Наверное, чтобы спросить: что теперь? Генрике понятия не имел, что теперь. Она уедет. Куда неважно. А он останется. Вот и всё. – Ты хочешь, чтобы всё закончилось? – После сделанного тобой – думаю, да. Единственное, не могу понять... Как ты живёшь с этим? Маргарита закрыла глаза. Ей и самой тяжело. Неужели он думает, что всё это так просто? Однако ей надо как-то жить. – Пройдут тысячи лет и о нас уже не вспомнят, – задумчиво изрекла она. – Мы умрём очень скоро, если сравнивать с вечностью. Поэтому, в сущности, не так и важно, кто что совершил. Нужно прошлое оставлять в прошлом и спешить творить настоящее, иначе можно вообще ничего не успеть. – Слова! – вскричал Генрике. – Их все мастера произносить, их твердят слишком много. Но это всего лишь слова! Скажи мне сама, можешь ли ты себя простить? – Мои грехи на моей совести. Мне с ними жить дальше. Я даже не стану просить за них прощения, ведь это всё равно ничего не изменит. Марго и сама знала, что ей нет оправданий, поэтому не искала их. – Даже если бы ты просила, я бы простить не мог, – покачал головой король. – Важно даже не то, что ты совершила, а то, что врала всё это время, притворялась не той, кто есть на самом деле, надевала маску за маской. – Я и сама не знаю, кто я. Но и это не имеет значения. Ты не простил бы ни одну из этих масок. – Только если тебя без маски. Тебя, которая... – Я тебя не люблю, – поспешила прервать его она, отчаянно избегая его взгляда. Маргарита сделала это сейчас, потому что потом могла бы уже и не решиться. Необходимо было произнести эти слова, чтобы ограничить их обоих в степенях свободы, иначе они могли бы далеко зайти. В конце концов, так же, как Марго не знала, кем является на самом деле, она не знала что испытывает к нему. Важно лишь одно: ей нельзя его любить. Как мужчину – нельзя, как брата – уже невозможно, после всего что между ними было. Он мог бы её простить. Она могла бы сказать, что любит его. Но это, в конечном итоге, привело бы к гибели их обоих. Это и заставило её твёрдо сказать ему: – Я убила Дю Га и твоего ребёнка. Чёрт возьми, Генрике, ты не можешь мне этого простить! Ты не посмеешь! Её холодные слова заставили его сердце пропустить удар. Неужели это всё? Маргарита поставила точку. И это была точка невозврата. Он посмотрел ей прямо в глаза, пытаясь разглядеть в них ответ на вопрос: не лжёт ли она? Но там была лишь чёрная бесконечность. И вновь слова. И вновь маска, через которую не разглядеть правду. Но это её выбор, он не вправе срывать маску. – Уезжай, – с горечью промолвил Генрике, отворачиваясь. – Хватит. Ты уже сломала мне жизнь, отняв всё, что было мне дорого. Отняла самого преданного мне человека, отняла ребёнка, отняла королевство, потому что оно больше в меня не верит, и отняла, в конце концов, право любить тебя. Предавай меня дальше сколько угодно, больнее уже не сделаешь. Маргарита хотела что-то сказать, но осеклась. Так будет лучше. Пускай лучше ненавидит, чем страдает из-за неё ещё больше. Она встала и поспешно вышла. Ради него же. Королева Наваррская сделала это быстро, на одном выдохе, чтобы всё закончилось как можно скорее, чтобы быстрее прекратилась нестерпимая боль. А Генрике остался в кабинете. Ему казалось, что его пристрелили. Быстрый выстрел, и убийца исчез, а он остался в одиночестве истекать кровью. И с исчезновением из комнаты Марго, вдруг исчез и весь смысл жить и бороться дальше. Король огляделся, будто заново всё вокруг себя видя. Начиналась новая жизнь, в которой ровным счётом ничего не изменится, даже станет спокойнее. Только света больше не будет.