Пепел

В центральной галерее Лувра были развешаны портреты практически всех членов семейства Валуа. "Будто идёшь по фамильму склепу", – всегда думал Генрике, стараясь как можно быстрее преодолеть галерею. Он не любил смотреть в бездонные глаза мертвецов, которые будто взирают на тебя с недовольством, дескать, ты совсем не оправдываешь их ожиданий. Однако сейчас он остановился здесь. И стоял перед одной картиной, не в силах оторвать от неё взгляда. На ней были изображены они все. Матушка, как всегда, в чёрном и со строгим взглядом. У художника она получилась старше, чем есть на самом деле, да и суровее. Карл, ещё подросток, смотрит печально, будто видит будущее, и неуверенно сжимает руку матери. Бедный Карл... Сейчас, вспоминая о нём, Генрике едва ли мог что-то сказать. Лишь чувствовал вину. Сам он изображён на портрете горделивым, уверенно смотрящим вперёд. Когда он рос и когда вступал на престол, на него возлагали огромные надежды. И что теперь? Позади братьев стоит Марго. Уже тогда красавица. Выглядывает из-за их спин с лукавым сиянием глаз, кажется, зная наперёд, что по её милости будут гибнуть короли и королевства. Как же он скучает по ней... Будь сейчас она рядом, было бы легче. А с другой стороны от них всех стоит маленький Франсуа. Отдельно, совсем один. Генрике прикрыл глаза. Знали бы они, как всё обернётся, привлекли бы его к себе, заключили в тесный круг и никуда не отпускали, когда писалась картина. Но в тот день – король до сих пор помнил это – они поссорились с младшим братом, разумеется, из-за какой-то ерунды. Поэтому он демонстративно встал подальше. И так всю жизнь. Они сами возвели стену, а теперь раскаиваются. Позади возникла Екатерина. Она тоже бросила быстрый взгляд на групповой портрет. На глаза навернулись слёзы. Её дети... Её бедные дети! Осталось всего двое. Да и то неизвестно, жива ли там ещё Марго, кто её знает. Королева-мать нежно опустила руку на плечо Генрике. Но нельзя больше грустить. Франсуа уже похоронили. А им нужно думать о своём изменившемся положении. – И какое ты принял решение? Что делать? Ты теперь всё-таки разведёшься с Луизой? Я уже подумала, на ком ты мог бы жениться. Перебрала несколько достойных принцесс и... – Матушка, я не стану разводиться с Луизой, – перебил король, резко оборачиваясь к матери и смотря на неё печальными глазами. – О Боже! Хватит упрямиться! Я всё понимаю, тебе жаль её. Но ты король Франции! Ты несёшь ответственность за страну. Она думала, что дело всё в том же. И никак не могла понять такой безответственности. Она ещё не знала, что всё куда серьёзнее. – Я не буду разводиться с Луизой и жениться заново, не потому что мне её жаль, а потому что это не имеет никакого смысла. У меня не будет наследника, что бы я ни сделал. – Генрике, Франсуа мёртв, – нашла она в себе силы сказать. – Его уже положили в гроб и он не дышит, пора покончить с сожалениями. Нам всем тяжело. Но мы потеряли не только члена семьи, но и наследника. – Я знаю. Я всё прекрасно знаю, – вздохнул Генрике, не отрывая глаз от портрета. Что ж, если он сам всё осознаёт, должен прислушаться к тому, что она сейчас скажет. – Но почему?! – Потому что я не могу это... С женщинами... – наконец вымолвил он, вновь отворачиваясь. – Раньше хоть как-то, а теперь совсем никак. Екатерина смотрела на сына, который выглядел подавленно, лицо его спряталось за завесой упавших волос, а плечи ссутулились. Она просто не могла поверить в то, что он сейчас сказал! Не слишком ли много потрясений? – Но ведь была Марго! – вырвалось у неё, прежде чем она осеклась. Генрике, кажется, даже не удивился, что ей всё известно. – Если вы не заметили, она была моей родной сестрой, а не обычной женщиной, – горестно усмехнулся он. – И она такая одна. Но дело не в том... В юности у меня были любовницы. Однако потом что-то изменилось. Я не знаю что. Ей-богу, мне ничего с этим не поделать! Всё немилосердная природа, увы. Королева-мать закрыла лицо руками. Генрике бросил на неё отчаянный взгляд. – Простите, что не оправдал ваших надежд, матушка. Я клялся быть хорошим королём. Медичи вздохнула, а потом подняла на него голову и мягко провела рукой по его щеке. – Это не твоя вина, – только и сказала она. – В любом случае, ты никогда не перестанешь быть моим любимым сыном. И сейчас эти слова действительно имели значение, поскольку только они остались друг у друга. – Династия Валуа, очевидно, погибнет... – как-то отрешённо промолвил Генрике. – Да, – спокойно кивнула Екатерина. Всё, за что она боролась на протяжении жизни, рушилось. Вскоре останутся лишь руины. Но, по крайней мере, им нужно достойно прожить остаток отведённого им времени. – Будем молиться, чтобы ты жил вечно, – с печальной улыбкой вымолвила Екатерина. А Генрике лишь усмехнулся и покачал головой. Что ж, плакать больше нет смысла, значит, они будут смеяться. *** Шико приметил короля, когда, обойдя весь Лувр в его поисках, наконец, догадался выглянуть на улицу. Генрике сидел прямо на ступенях дворца. В его согнувшейся фигуре видно было падение величия, да и только. Шут тихо приблизился и присел рядом. – Как ты? – без всяких колкостей спросил он. – Плохо, – был честный ответ. Шико взглянул на короля. Он будто постарел на несколько лет. На голову упало несколько капель. – Дождь, кажется, начинается, – заметил шут. – Пускай. – Ты здесь промокнешь и схватишь воспаление лёгких. Иногда Шико начинал походить на наседку и очень этим раздражал. – И что с того? А Генрике, напротив, часто вёл себя, как капризный ребёнок. – Не хватало несчастной Франции лишиться ещё и короля. Пойдём отсюда, прошу тебя. Шико буквально поднял Генрике со ступеней и потянул во дворец. Тот решил не сопротивляться. Вскоре они уже были в опустевших королевских покоях. Миньоны предпочитали здесь не появляться, чтобы не нарушить молчаливой скорби своего господина. А он был вполне рад этому обстоятельству. Сейчас их надоедливая болтовня была бы совсем некстати. Шико прошёл вглубь гостиной и начал наливать вино в кубки. Валуа же прошёл дальше, в спальню, и остановился только перед туалетным столиком. Рассеянно смотря куда-то сквозь зеркальную гладь, он вздохнул и взял в руки чёрный уголь, сложенный в специальную вазочку, а затем начал задумчиво подводить им глаза. Вскоре позади него возник Шико. – Что это ты делаешь? Мне казалось, никакого празднества нам не предстоит. Генрике прервал своё занятие. Он понятия не имел, зачем делает это. Наверное, чтобы хоть что-нибудь делать. Взяв один из кубков, предложенных шутом, король опустился в кресло у незажженного камина. О его ноги начал тереться подоспевший Козимо. – Проклятый комок шерсти, – пробормотал Генрике и, к удивлению Шико, подхватил кота на колени. Они молчали и пили вино. – Приказать подать тебе ужин? – предложил шут. – Нет, я не голоден. Лучше сходи в библиотеку и принеси мне какую-нибудь хорошую книгу. Выбери на свой вкус. – Ты же знаешь, что я по части книг по сравнению с тобой абсолютный невежда, – без всякой иронии улыбнулся Шико, разводя руками. – Неважно. Выбери красивую обложку. Принеси хоть что-то. – Ладно, как пожелаешь. Если ему действительно неважно что – это не проблема. Шико дошёл до библиотеки достаточно быстро. Да и поиск книги много времени не занял. Взял первую попавшуюся, в бордовом переплёте с золотистым узором, даже не особенно вчитываясь в название. Однако, вернувшись, шут застал нечто весьма странное, но отчего-то показавшееся ему уютным и каким-то домашним. Генрике свернулся в кресле и дремал, не выпуская из рук умиротворённо прикрывшего глаза Козимо. Шико лишь улыбнулся, пошёл в спальню, взял там одеяло и накрыл их, чтобы обоим было тепло.