Пепел

Генрих и любил маскарады, и чувствовал в них некоторую опасность. Когда ты политик – огромное количество людей в масках вокруг не может не напрягать, ведь невольно пытаешься заглянуть за каждую, как обычно делаешь это в жизни. В итоге, весь бал твоя голова занята размышлениями кто есть кто. И ты не можешь перестать думать, глядя на очередного спрятавшегося человека. Но вот в чём Генрих мог быть уверен однозначно, так это в том, что некто, без всякого движения стоящий за колонной, ближайшей к выходу из зала, – это незнакомец. Он не принадлежал привычному обществу Гиза. В нём кричало об этом всё: и повадки, и рост, и телосложение, и испанский костюм. Сапоги, воротник – таких не могло быть во Франции. К тому же, не стал бы нормальный человек на балу прятаться, вместо того чтобы веселиться. По всем этим соображениям герцог и решил подойти к заинтересовавшей его особе. И он начал продираться сквозь толпу придворных. А незнакомец, видимо, того и ждал, поскольку, увидев, что кто-то идёт к нему, оторвался от колонны и сделал пару шагов настречу. – Вы Его Светлость, герцог де Гиз? – раздался гулкий голос из-под маски, когда они поравнялись. – Вы наблюдательны, – заметил Генрих. – С кем имею честь говорить? – Вы меня не знаете. Моё имя Дон Санчо де Пьега. Я прибыл от Его Величества короля Филиппа II Испанского. Так вот в чём дело! Генрих огляделся по сторонам. Слишком много людей. – Полагаю, нам лучше выйти. Ведь у вас есть разговор ко мне, не так ли? – Недаром твердят, насколько вы умны. Мужчины направились к выходу из зала. Оказавшись в коридоре, они дошли до конца и свернули направо, располагаясь в одной из оконных ниш. – Я бы пригласил вас в кабинет, но не могу надолго оставить своих гостей, – промолвил Гиз, снимая маску. Он не любил говорить, не видя лица собеседника. А сам показывать своё не боялся. Испанец тоже снял маску. – Ничего страшного. Я надолго вас не задержу. Он обладал утончёнными испанскими чертами, присущей испанцам смуглой кожей и тёмными внимательными глазами. – Полагаю, наш кузен король Испанский желает передать какое-то сообщение? – Можно сказать и так. Видите ли, наш король хочет узнать, когда вы приступите к решительным действиям. Его несколько расстраивает то, что он послал вам средства достаточно давно, но пока что не видит никаких значительных изменений. Посланник говорил учтиво. Но Гиз слышал скрытую угрозу в его словах. Он усмехнулся. Филипп был требовательным, но хорошим союзником. Для него, как и для Генриха, существовало правило: всё или ничего. И это нравилось герцогу. – Вы можете передать своему королю: мы не сидим, сложа руки. И я обещаю, что скоро он увидит существенные изменения. Его Величество не будет разочарован. Филипп хочет крови еретиков – он её получит. Филипп давит – они не будут прятаться, поджав хвосты, как трусливые животные. – Очень надеюсь на это, – удовлетворённо кивнул испанец. Ясно было: он здесь, чтобы припугнуть. А они не испугаются. Принимая помощь от Филиппа, Гиз ни в коем случае не попадает к нему в зависимость. Они вполне на равных. – Что ж, мне пора, – поклонился посол. – Прощайте. И Генрих удалился, оставляя его позади. *** Мари подошла к брату, когда он уже вернулся в зал. Её было нетрудно узнать по золотистым локонам, каких не было ни у кого в Лотарингии, и по плечам разной высоты, которых не могло скрыть даже богато отделанное платье. – С кем ты выходил? – тихо поинтересовалась она, взяв Генриха под локоть. – Наш любезный кузен Филипп прислал для напоминания своего предельно вежливого посла, который самым почтительным языком намекал мне, что стоит делать то, что мы делаем, поскорее, иначе Филипп будет в дурном расположении духа. А злой Филипп – это проблема для всей Европы. – Чего же он хочет? Мы и так делаем, что можем! – удивилась Мария-Екатерина. – Старый дурень! Сам бы хоть пальцем пошевелил. – Не горячись, милая сестра. Этот "старый дурень" правит половиной Европы. – Нет. Я бы сказала, он успешно упускает куски империи, завоёванной его доблестным отцом. А ещё меняет жён и плодит выродков, таких же безумных, как и он сам*. Генрих спрятал усмешку. Она всегда была остра на язык. А ещё, кажется, ненавидела почти всех людей, будучи способной найти сотни недостатков в каждом. – И всё-таки не забывай, что он наш союзник. – Разумеется, я предельно уважительно отношусь к нашему возлюбленному кузену, – елейным голоском сказала она. А потом несколько зло рассмеялась. Гиз вздохнул. Она неисправима. – Может, потанцуем? – Ах, нет. У меня разболелась нога. Я бы хотела присесть. – Как пожелаешь. Разговор их происходил как раз возле ряда колонн, за одной из которых до этого дожидался Гиза испанец. Они и не заметили, что сейчас там притаился другой человек. Марго всё это время подслушивала разговор брата и сестры и, как ей казалось, ничем себя не выдала. Когда они отошли, она позволила себе выйти из укрытия. И тотчас наткнулась на мужчину в синем костюме и чёрной маске, который стоял неподалёку и в упор смотрел на неё. Она вздрогнула. – Не бойтесь, это всего лишь я. Голос явно принадлежал Луи де Лоррену. Он явился на бал без привычного кардинальского облачения, ведь никто под маской не узнал бы в нём священника. И одежда эта очень ему шла, прекрасно сидя на стройной статной фигуре. – Ваше Высокопреосвященство? – Умоляю вас, сейчас просто Луи. Мы ведь на маскараде. Маргарите, конечно, было неловко, что её застали за подслушиванием, но его мягкий тембр успокаивал. – Не беспокойтесь, я всё понимаю, – промолвил он. – Это политика. Здесь все подслушивают. И она улыбнулась. Он крайне разумен. – Не откажите мне в танце? Марго не думала, что священники танцуют. Но почему бы и нет? Она приняла протянутую ладонь, после чего они направились в центр зала, вставая в круг танцующих. Луи, как оказалось, прекрасно танцевал. Что скрывать, Марго нравилось, когда движения партнёра гармонируют с её движениями, когда в танце оба чувствуют музыку. – А вы, я погляжу, опасны, – усмехнулся он, великолепно исполняя одно из сложных па. – Но, как мне кажется, ваше семейство любит опасность? – лукаво промолвила она, приближаясь, а затем чуть отклоняясь. – Вы правы, – рассмеялся кардинал. Какое-то время они двигались молча. Потом Валуа захотелось задать интересующий её вопрос: – Где вы так научились танцевать? – Моя матушка считала это необходимым даже для священника. Об Анне д'Эсте у Маргариты сохранились не лучшие воспоминания. Но в этом она была с ней абсолютно согласна. – Что ж, стоит поблагодарить её за это, – вымолвила она. Когда танец закончился, Луи галантно отвёл даму к столу с напитками. – Угостить вас чем-нибудь? – Пока нет. Мне стоит отдышаться. И в этот момент перед ними возник другой брат из большого лотарингского семейства. – А меня вы танцем не одарите, графиня? – осведомился он. Марго была удивлена. Генрих де Гиз желает с ней потанцевать? Но причин отказываться не было. Луи отошёл, уступая свою даму другому. И Маргарита вложила свои пальцы в пальцы герцога. И новый танец. Другая мелодия, более плавная, с чуть печальными нотками. – Решили вспомнить былое? – не удержалась она. – Быть может. Они танцевали менуэт на своём первом балу. Оба прекрасно помнили это. И сейчас, кружась по залу, слышали отголоски прошлого в звуках прекрасной льющейся музыки. Говорить особенно не хотелось. Да и что они могли друг другу сказать? Теперь уже, пожалуй, ничего, ведь годы забрали всё. Ни чувств ни обиды. Они будто бы чужие. Хотя иногда и проскальзывает в чертах человека напротив что-то отчаянно родное. – Помните, как я увидел вас в лесу, переодетой служанкой? Он не хотел вдаваться в воспоминания. Но это произошло само собой. Волшебная атмосфера Рождества вызывала в душе желание вспомнить что-то хорошее, доброе. В конце концов сейчас маскарад. Они могут говорить, что думают. А завтра снять маски и больше никогда не вспоминать, что твердили друг другу этой ночью. – Такое не забудешь! – рассмеялась Марго. – У меня сердце от страха и смущения было готово разорваться, когда я после встретила вас на балу. – Могу вас успокоить: я сдержал своё слово и никогда никому не рассказывал ваш маленький секрет, – насмешливо заявил Генрих. – То есть вам можно доверять тайны, – хмыкнула Маргарита. – Что ж, я рада. Но больше я не сбегаю в лес и не прикидываюсь простолюдинкой, поэтому новых тайн хранить вам не придётся. – Какая жалость. Не выйдет лишний раз продемонстрировать вам свою надёжность. Но, как и четырнадцать лет назад в Плесси, сейчас я ещё раз могу пообещать, что секретная информация об ошибках вашей молодости умрёт вместе со мной. Они оба говорили ни о чём. И громко смеялись. На секунду границы между ними рухнули. Однако танец закончился. Они снова чужие взрослые люди, которые на шахматной доске политики стоят в разных клетках. И, если понадобится, смогут без зазрений совести бить друг по другу. *** Эжен заботливо протянул герцогине де Монпансье, сидящей на скамье и смотрящей на пары, кружащиеся по залу, кубок вина. – Спасибо, граф, – улыбнулась она. – Рад услужить прекрасной даме, – послал ответную улыбку он. А затем проследил по направлению её взгляда. Смотрела она прямо на Генриха, который танцевал менуэт с Маргаритой. Эжена это несколько удивило. И Марию-Екатерину, видимо, тоже. – Странно видеть их рядом после всего, что было, – промолвила она. – Сейчас другое время, – промолвил он. – Стоит забыть о прошлом. Как думаете, быть может, у них что-нибудь сложится в настоящем? Мари подняла взгляд на него. Даже через прорези маски была видна неприкрытая насмешка в её глазах. – Как вы наивны, граф. Я уверена, что ничего у них не может быть. Неужели вы не видите? Они, возможно, и называют друг друга союзниками, но ясно, что стоят по разные стороны баррикад. Бланше не слишком понимал, о чём она. – Но графиня Ажанская за нас. – Маргарита де Валуа за саму себя. Как вы не понимаете? Откройте глаза, граф. Он ещё раз взглянул на смеющуюся Маргариту, совершающую очередное движение в руках Гиза. – Вы ведь точно ничего не знаете. К тому же, мне казалось, что как раз-таки вы, герцогиня, верите ей. – Нет, я совсем не верю ей. Конечно, не демонстрирую этого, но факт остаётся фактом. Она сестра Генрике де Валуа. И для меня этого достаточно. Дурная кровь исчезает из человека, только когда полностью проливается. А она, как видите, ходит, дышит, говорит, а в жилах её течёт та же слизь, что и в жилах этого подлого человека. – Вы настолько его ненавидите? – Больше, чем возможно ненавидеть. Эжен вздохнул. Все они здесь кого-то ненавидят. И это, кажется, однажды всех их погубит. ---------------------------------------------- *Намёк на Дона Карлоса