Пепел

– Генрих, да постой же! Я не могу тебя догнать! – Бог мой, Мари, сколько раз я должен повторить?! У меня смотр войск, я сейчас не могу! – Но это срочно! – Не более срочно, чем вопросы, касающиеся нашей армии! Луи, наблюдавшей за типичной перепалкой своих родственников, лишь закатил глаза. Иногда бесконечные споры утомляли до такой степени, что ему хотелось сбежать. Генрих и Мари буквально жили Лигой и её делами, думали только о своём могуществе, все силы клали на это. Для него же всегда на первом месте было личное саморазвитие. Он читал книги, писал свои собственные размышления, думал о мироустройстве. Религия, философия, литература – Луи иногда казалось, что однажды он так и утонет во всём их многообразии, полностью утратив связь с реальностью. Однако он здесь и сейчас, а рядом люди, для которых вообще ничего помимо здесь и сейчас не существует. Мария-Екатерина безуспешно пыталась поймать брата, который буквально бегом нёсся по лестнице вниз, как несдержанный юнец, попутно едва не снеся кардинала Лотарингского, и что-то настойчиво от него требовала. – Обратись к Луи! – раздался голос Генриха уже откуда-то снизу. Мари разочарованно всплеснула руками, останавливаясь. – Мог бы хоть секунду подождать! – обиженно пробормотала она. Иногда миг поймать невозможно. – В чём, собственно, дело? – спросил Луи, поднимаясь к ней. Герцогиня изящно облокотилась о витые перила, стоя в пролёте, и устремила недовольный взгляд вниз. – Нам пишут из Англии. Это же очень важно! Сообщают о настроениях при дворе Елизаветы и её планах. – И в чём поспешность? Луи непринуждённо пристроился рядом с ней. – Если ты не забыл, дорогой мой, мы обещали Филиппу Испанскому союз против Англии! – голос её высокими нотами взлетал куда-то к потолку, звучал буквально трелью. – Наши шпионы старательно прощупывают почву давным-давно. Пора бы приступить к действиям! Мари всегда была готова действовать. Она ненавидела тратить время впустую. Ей бы хотелось, чтобы Генрих позволил ей самой заняться этим вопросом, раз уж сейчас его больше заботят другие дела. Однако он почему-то не позволял. – Как думаешь, Генрих нам не доверяет? – вдруг спросила она, резко поворачиваясь к брату и смотря на него так, будто он знает ответы на все вопросы. – В определённом плане он никому не доверяет. Они, конечно, семья, союзники. Все за одно. Однако Гиз всегда предпочитал контролировать всё самостоятельно. Кровная связь – дело хорошее. Но неверность может просочиться куда угодно. Разумеется, он никого не оскорблял, высказывая подобное вслух. Но и Мари, и Луи, и Карл понимали это, вовсе не обижаясь, поскольку в политике нет места эмоциям. Да и такое недоверие имело свои резоны. Стоит только взглянуть на печально известное семейство Валуа, которым никакие узы не помешали разбежаться по разным баррикадам и старательно уничтожать друг друга! – Я поговорю с ним об этом, – пообещал Луи, расправляясь складки на мантии. – Неплохо было бы. Тебя он всегда отчего-то слушает, – вздохнула она. Генрих высоко ценил ум брата. К тому же, кардинал никогда не беспокоил по пустякам, что давало определённый вес любым его словам. Они договорились встретиться за ужином, который сегодня явно состоится поздно, поскольку Генрих со смотра войск обычно не возвращался до вечера. Там Луи и должен был обо всём ему сообщить, а если старший будет настроен на разговоры – ещё и привлечь Мария-Екатерину. *** Маргарита за сегодняшний день порядком проголодалась, поэтому спешила к ужину, желая поскорее до него добраться. Собственно, ничего утомительного она в этот день не делала, проснувшись, как всегда, после полудня, приняв ванну, написав несколько писем старым знакомым, немного погуляв по саду и почитав один из мало запоминающихся новых романов, которые регулярно доставляли в замок. Однако при ощущении некоторой пустоты в том, что ты делаешь, обычно и испытываешь самую сильную усталость, голод, сонливость. Большой зал, посреди которого накрыли длинный стол, встретил её гулом, смехом, болтовнёй. Здесь собралось всё семейство Гизов, обитающее в замке, вместе с приближёнными. Маргарита с удивлением обнаружила, что, должно быть, опоздала, раз уже все в сборе. Что поделать, у неё никогда не получалось прийти вовремя! Задумавшись, она и не заметила препятствия на своём пути. Столкновение было неизбежно, когда Марго обнаружила перед собой чью-то хрупкую фигурку, устремляющуюся как раз в противоположном направлении. Сильного удара не последовало, потому что это было всего-навсего хрупкая Агнесса. Та самая Агнесса. Маргарита, скорее, опешила не от столкновения, а от того, что оказалась так близко с ней, получила возможность рассмотреть в упор. Проклятие! Как же красива... Карамельная кожа как у куклы, сияющее юное лицо, разумеется, без единой морщинки, светящиеся чистотой глаза. Марго взглянула на девушку ещё раз. – Простите, мадам, – пролепетала та. В ней не было нарочитой скромности. Она вела себя естественно. И это не могло не подкупать. Маргарита буквально ощутила волны аристократичной почтительности, в которой никогда нет места лести и подхалимству, флюиды смирения, кротости – всех несомненных добродетелей, которые ни на йоту не лживы – Будьте осторожнее. Валуа и сама не ожидала от себя подобной мягкости. Попросту не смогла сказать этой девушке что-то более грубое. В этот момент на них смотрели двое: Мари с явным напряжением и Генрих с интересом. К удивлению герцогини де Монпансье драмы не произошло, они лишь мило обменялись извинениями и разошлись. Неужели это Марго? Генрих же ничего не анализировал. Он наблюдал, а потом запомнил произошедшее, на этом исчерпав инцидент и перестав о нём думать. Чего не скажешь о Карле, вечно цепляющемся за детали, чтобы мастерски ввести в беседу нужную ему тему. Вот и сейчас он сидел рядом, о чём-то напряжённо раздумывая. – Генрих, всё это странно выглядит... – наконец произнёс он достаточно тихо, чтобы никто кроме Гиза не услышал. – Я про Агнессу. Ты тогда сказал, что между вами всё кончено. А теперь она вернулась, как ни в чём не бывало! Должно быть, она ему тоже не нравилась. Как и большинство людей. – Карл, ей-богу, ты видишь измену везде, где только возможно и даже там, где нереально. Это уже напоминает помешательство. Да будет тебе известно: наше расставание с Агнессой произошло лишь по причине того, что она не желала больше жить во грехе со мной и не хотела разрушать мою семью. – И что же заставило её вернуться? – Я сказал, что она нужна мне. И Агнесса не смогла отказать. Вот и всё. Генриху уже даже не было смешно. Он устал от бесконечных подозрений. С Агнессой всё было не так чисто. Она слишком много знала, поэтому Генрих тогда и счёл, что лучше услать её подальше. Но вот, он растёт над собой, готов больше доверять людям. Величайший талант не в том, чтобы скрывать всё от всех, а в том, чтобы знать, кому что можно сообщить. Между тем напротив них происходило весьма интересное действо. – Кардинал, позволите сесть рядом с вами? – поинтересовалась Маргарита, примечая свободное место, обещающее приятную компанию. – Разумеется, Ваше Высочество. Луи поспешно встал, чтобы отодвинуть ей стул, не позволив сделать это слугам. – Как вы галантны, – улыбнулась она, элегантно присаживаясь. Ему нравилось вести себя по-рыцарски. Особенно, с ней. С той, которая умела подобное с достоинством принимать. Оглядевшись, Маргарита сразу оценила обстановку, определила, в чьём поле зрения находится – полезная привычка, возникшая ещё в Лувре в ранней юности, которая с годами отточилась до совершенства. Подали горячие блюда. Запечённый фазан был очень недурен, все оценили по достоинству мастерство поваров. Это, конечно, было не единственное угощение, ведь стол буквально ломился от яств. Во всём в Жуанвиле виделся достаток, который ярко контрастировал с упадочной атмосферой в Лувре, всё ещё не изгладившейся из памяти Марго. В старинном дворце французских королей тоже сияло золото, да только пятна крови в тёмных углах, запах плесени, осыпавшаяся штукатурка, придворные дамы королевы-матери, украдкой подшивающие старые наряды, роскошные празднества наполненные отчаянием, ведь на них спущены последние деньги, которых даже нет, – всё это, невидимое для большинства людей, но известное Маргарите, создавало печальное впечатление. А что уж говорить о Наварре! Там нищета, напротив, ничуть не скрывалась, а выставлялась как достоинство. От воспоминаний аж передёрнуть плечами хочется! Нет, в Лотарингии однозначно всё было иначе. После того, как было покончено с десертом, Екатерина Клевская поднялась из-за стола. Подозрительно рано, ведь пир ещё был в самом разгаре. Извинившись, она сказала, что ей нужно пойти пожелать детям доброй ночи, да и сама она несколько устала. "Должно быть, просто чувствует себя лишней на чужом празднике жизни", – про себя саркастично отметила Марго, скашивая взгляд в сторону Агнессы, сидящей подле Гиза и, кажется, под столом сжимающей его руку. – Интересно, – вслух промолвила Маргарита, – почему женщины всегда куда больше проводят с детьми времени, чем мужчины? Почему, например, отец редко приходит в детскую, чтобы пожелать спокойной ночи? Все поражённо уставились на неё. Нелепый вопрос! – Не самая застольная тема, – хмыкнула Мари. – Да и с чего вдруг тебя интересуют вопросы воспитания детей? Эжен красноречиво взглянул на кубок Маргариты, до краёв наполненный вином. Уже который по счёту! – Нет-нет! Я совсем не об этом, – возразила Марго. – Не о детях речь. А о том, что женщин чудовищно ограничивают. Это, право же, весьма несправедливо. Понесло, что называется. Маргарита и сама не ожидала, что язык у неё настолько развяжется, вдруг захочется изложить свои мысли, ни к месту, ни ко времени. На неё удивлённо покосился сидящий рядом Луи. – И что же вас не устраивает, позвольте полюбопытствовать? – поинтересовался он. Что ж, разговор уже начат. Назад не повернёшь. Лотарингцы с интересом ждали продолжения. Да и чёрт с ним! Здесь все относительно свои, можно и поразглагольствовать. Она сделала небольшую театральную паузу, отпила ещё вина из кубка, а потом произнесла: – Возьмём, к примеру, любовь. Голос её прозвучал громко в создавшейся тишине. Отозвался под выбеленными сводами высокого потолка. – Любовь? Луи плохо её понимал. Она казалась непредсказуемой. Но он не мог не восхищаться. Ему нравились смелые независимые речи этой, несомненной, умной, развитой, интересной женщины, не имеющей никаких границ, способной абсолютно на всё. Даже Мари с её мужским темпераментом зачастую не позволяла себе нарушать определённые приличия. Маргарита же только это и делала. Возможно, демонстративно, желая реакции, фуррора. Возможно, инстинктивно, просто не имея никакой боязни. Неважно почему. Главное, что так больше никто не делал, в этом она была неповторима. – Именно. Почему нет? Она актуальна всегда и везде, – пожала плечами Валуа, полагая, что её слов никто знающий любовь не опровергнет. – Так вот, мужчина имеет полную свободу любви. Он может быть с теми женщинами, которых пожелает. В любом количестве, любого статуса, любого социального положения, – она красноречиво взглянула на Гиза и инстинктивно придвинувшуюся к нему Агнессу, которая будто искала защиты. – Женщина же, как все утверждают, обязана хранить верность законному супругу. Если у мужчины множество любовниц, в свете его считают от того ещё более мужественным, привлекательным, это модно, можно сказать. Если же женщина заводит множество любовников, её порицают, называют падшей. А уж если женщина пожелает кого-то не соответствующего по положению – это огромный скандал. Закончив излагать свои мысли уже порядком пьяным голосом, она вдруг резко повернулась к Луи, смотря с упор, предельно откровенным взглядом. Он изогнул бровь. Все молчали, с интересом смотря на них. – Что вы думаете, любезный кардинал? – спросила она. – Вы же знаете, я не знаток в вопросах любви, – осторожно начал он, – поскольку меня сковывает сан. – Бросьте, – хихикнула она, обмахиваясь веером, так как в лицо ей ударил жар от вина, проникшего в организм. – Ответьте без ложной скромности. Вам лично не хотелось бы дать женщинам больше свободы? Ведь от этого может стать лучше и многим мужчинам, – доверительно сообщила Маргарита, наклоняясь к нему всё ближе и ближе. Взгляд Луи невольно уткнулся во внушительное декольте. Он, конечно, не о чём таком не помышлял, но ведь человеческую натуру не побороть. – Возможно, – улыбнулся он краешком губ, – вы отчасти и правы. Однако от нас, дорогая графиня, ничего не зависит. То, как он со значением собственными руками подлил ей в кубок вина из графина, так и не разрывая зрительного контакта с ней, уже давало повод для сомнений по поводу того, что он не о чём таком не думал. *** Безобидный флирт. Взгляды, шутки, совсем лёгкие завуалированные намёки. Маргарите нравилась игра, затеянная этим вечером. Неожиданно, конечно, но почему нет? Луи принимал правила. Луи чётко осознавал, что игра когда-нибудь закончится, поэтому был предостережён от чего-то серьёзного. Он всего лишь тоже хотел сгладить вечер, добавив в него нечто забавное. В данный момент, когда пришло несколько музыкантов и все разбрелись по залу, Маргарита стояла у колонны, ловя взгляд Луи, находившегося чуть поодаль и беседующего с Карлом. Лютнисты затянули старинную песню, под которую, должно быть, ещё кружились по бальной зале элегантные пары в славный век Франциска I. Маргарита резко обернулась, когда позади неё неожиданно возник Генрих, всегда подкрадывающийся бесшумно, будучи прирождённым хищником. Не будучи способной видеть его, Маргарита всё же почувствовала чьё-то приближение. Гиз глядел мрачно, с явным укором поджав губы. Непривычно было видеть отсутствие отстранённой самодовольной иронии, которую, как правило, можно было наблюдать на его лице. Маргарита ничего не сказала. Посмотрела на него максимально безразлично, а затем снова приложилась к кубку, который этим вечером, кажется, ни на секунду не выпускала из рук. – Господи... Сколько вы уже выпили?! Вас шатает! – не выдержал Генрих, нарушая гордое молчание, стеной вставшее между ними. Он поспешил отобрать у Маргариты кубок. Она что-то протестующе промычала. Что он себе позволяет?! Типичный мужчина. Полагает, что может ей указывать. – Вы наглец, – сообщила ему Марго. – Это вы ведёте себя неподобающе! Подобное слишком даже для вас. Кажется, он действительно сердился. Хмурился, сжимал кулаки так, что костяшки белели. Для него такое поведение было весьма эмоционально. Маргарита плохо понимала, чем вызвано недовольство. Кажется, ничего необычного она не делала. – Вы с ума сошли?! – прошипел Генрих, склоняясь к ней. – Мой брат священник! Ах вот в чём дело! Беспокоится за родственника. Полагает, что раз уж Марго не смогла пробраться к власти при помощи него, теперь попытается заручиться доверием Луи и попробовать через него. Да у неё и в мыслях подобного не было! – А ваша любовница монахиня, – колко заметила она. – Она не успела принять сан и... Откуда вы вообще знаете? И с чего вдруг вам интересно? Нечем крыть? Марго спрятала усмешку. – Мне абсолютно неинтересно. А вот вас моя жизнь как-то чрезмерно беспокоит. – Просто не смейте трогать мою семью. Я знаю ваше вероломство. Марго могла бы в ответ накинуться на него с обвинениями, ведь всяко уж не ему твердить о вероломстве, но она уже давно поумнела. Её не проведёшь – она не станет ощущать вину за то, что произошло давным-давно. – Приятного вечера, герцог. Резко развернувшись, она направилась в ту сторону, где находился Луи. С ним беседовать будет всяко приятнее чем с Гизом, который переходит все границы, набрасываясь на неё подобным образом. Между тем Генрих досадливо махнул рукой и с весьма пренебрежительным выражением лица поставил кубок Маргариты на стол. Вдруг она туда и яду подсыпала? Шутки всё это, конечно, но инстинкты вылезали из подсознания. Как только Маргарита отошла, к Генриху приблизилась Агнесса, до этого почтительно дожидавшаяся. Она никогда не нарушала этикет. – Отчего ты так суров? – тихо осведомилась она. – Ерунда, – махнул рукой он. – Причиной всему лишь эта невыносимая женщина. – Но мне не кажется, что она делает что-то плохое Мягкая добрая Агнесса. Она не в ком дурного не видела. – Ты многого не понимаешь, мой ангел, – снисходительно улыбнулся Генрих. В её пронзительных глазах на секунду мелькнул страх. Иногда её пугало то, на что он способен. Гиз всегда был нежен и добр с ней, но ей было известно, что он совсем не мягкий человек. Ей доводилось видеть, каков он со своими подчинёнными, с воинами. – Я и не хочу понимать, – не для неё вся эта грязь. – Лишь прошу тебя отнестись к графине не так жёстко. Сейчас ты говорил с ней не слишком любезно, не стоит так с дамами, тем более, с такими благородными. Агнесса редко подобное высказывала. Она никогда не смела перечить Генриху. Поэтому он был предельно удивлён её самоотверженности в ситуации с Маргаритой, которую она даже не знала. Должно быть, Агнессе совсем ничего о ней неизвестно. А Валуа, конечно, как всегда взяла своим умением располагать к себе людей. – Графиня не безобидна, поверь. И тебе я советую держаться от неё подальше. Агнесса покорно вздохнула. Она часто не понимала его. Но ничего не поделаешь. – Я сделаю так, как ты скажешь. Генрих коснулся её руки. Как же хорошо, когда рядом есть человек, который соглашается без вопросов, доверяет ему безраздельно. *** Маргарита откинула голову назад и громко рассмеялась. Смех её звучал резко, буквально прорезал пространство. – Вы, верно, шутите! Луи ухмыльнулся. – Отнюдь нет. Это абсолютно реальная история. Очередная ерунда, которую, наверное, может припомнить каждый. Забавная ситуация из ранней юности. Ничего существенного, но обычно именно из подобных мелочей и складываются самые длительные беседы. Стрелка на больших часах близилась к полуночи, однако спать ещё никто не собирался. Все присутствующие переместились в уютную гостиную в покоях герцога, где стены были обиты тканью в вишнёвых тонах, висели прекрасные полотна, а мебель поражала богатой искусной резьбой. Кто-то принялся за игру в карты, заняв места за столами, покрытыми зелёным сукном, кто-то коротал время в шумной болтовне, разносящемся над помещением. Маргарита устроилась в оконной нише с кардиналом. Вечер становился всё забавнее. Она получала удовольствие и от внимания, которым её осыпали, по которому, надо сказать, она успела соскучиться за последний год, и от взглядов исподлобья, которые активно бросал на неё Гиз, сидя за карточным столом. Как же нелеп он сейчас был! Никогда подобного не случалось. Но в этот день ярость буквально лишила его всякого самообладания. Где хвалёный ледяной аристократизм? Над немецкой манерностью и самоконтролем взыграла неудержимая испанская страстность натуры. – Ваш брат вот-вот взорвётся, – шепнула Марго на ухо Луи. Тот тихо рассмеялся. – С детства люблю его позлить. Но, право же, такого эффекта я не ожидал. Он ведёт себя как ревнивый муж. Маргарита передёрнула плечами. – Боюсь себе представить, как живётся мадам Клевской. Сразу вспомнился печально- известный Сен-Мегрен. Ненавистную герцогиню даже стало жалко на минуту. Про себя Валуа отметила, что если Генрих и дальше продолжит каждые две минуты коситься в их сторону, он проиграет всю Лотарингию. В этот момент послышались какие-то возгласы у входа в гостиную. Маргарита и Луи обратили свои взоры туда. На пороге стоял человек в одежде, покрытой слоем дорожной пыли. Очевидно, гонец или же шпион. Отсюда было не разглядеть его лица, да и разве запомнишь каждого из огромной армии приспешников лотарингцев? Гиз уже спешил по направлению к новоприбывшему. Они успели заметить только то, как он удаляется из гостиной вместе с этим незнакомцем. Марго растерянно взглянула на кардинала, взглядом спрашивая, известно ли ему, что всё это значит. Он лишь покачал головой. Оставалась только дождаться дальнейшего развития событий, которое, собственно, не заставило себя долго ждать. Генрих вернулся буквально через несколько минут. На нём лица не было. Побледневший, из последних сил сдерживающий себя. В гробовой тишине раздался осторожный вопрос Марии-Екатерины: – Что-то случилось? Гиз обвёл всех долгим взглядом. А потом вдруг издал несколько нервных смешков. Маргарита ощутила, как от волнения ускоряется темп сердцебиения, переставать хватать воздуха. Что-то точно произошло. Но почему же он молчит? Наконец Генрих нарушил тишину. – Боюсь, что случилось, – мрачно промолвил он. – Король объявил проклятого наваррца наследником. При том, что тот и не думает изменять своей ереси. Генрике де Валуа сделал это! Никто не мог слова вымолвить. Они предполагали, что подобное может случиться, но не так же скоро! Пока они все разбирались в своих порядком запутавшихся сложных взаимоотношениях, произошло самое ужасное.