Пепел

Порыв свежего воздуха, пахнущего весной, свободой, юностью ворвался в душную комнату из распахнутого окна. Генрике со вздохом устремил взор туда. Он бы с радостью сбежал. Неважно куда, только бы выбраться из каменного плена Парижа. Весна здесь приходила медленно, всё никак не могли проникнуть солнечные лучи на узкие улочки, запутываясь в их лабиринтах где-то на пол пути. Тень, сырость, холод. Тонкие пальцы упорно перебирали бумаги, а взгляд покрасневших глаз скользил по бесконечным рядам букв и цифр. Король тихо бурчал что-то себе под нос, будучи полностью поглощённым своей работой. Расчёты не получались, должно быть, из-за многочисленных ошибок, допущенных ранее. "Тысяча ливров на строительство дороги в Орлеане...", – пробормотал он. – "На кой чёрт им дорога?!" У страны слишком много потребностей. И он понимал, что со временем всё меньше способен из удовлетворять. Несчастная Франция буквально выскальзывал из рук. Генрике тихо застонал. У него уже голова раскалывалась от сумасшедшего потока мыслей. Он вскочил, с грохотом отодвинув стул, и бросился к окну, чтобы вдохнуть побольше свежего воздуха. На лужайке в саду перед дворцом резвились две юные фрейлины. Их смех долетал даже до сюда. Тонкие, грациозные, румяные, беззаботные. Король горестно улыбнулся. Где теперь счастливая молодость? Да и была ли она когда-то? Он ещё раз взглянул на фрейлин. Две глупые вертихвостки, которых вскоре продадут богатым старикам, чтобы они засохли от тоски в печальном браке, наплодив детей, судьба которых вряд ли будет сильно радостнее. Так вернее. Подойдя к каминной полке, Генрике взял с неё серебряный колокольчик, украшенный рубинами, принимаясь звонить в него. Явившемуся через считанные мгновения слуге он велел разыскать своего шута. Шико нашёлся на удивление быстро. Обычно он исчезал неизвестно где, а сейчас оказался рядом. – Зачем я тебе понадобился, сын мой? – высокопарно произнёс Шико, заходя в кабинет. Генрике посмотрел на него мрачно, хмуря брови, поджимая губы. Хотел сказать что-то, но вдруг закашлялся. – Никак заболел? – заботливо поинтересовался Шико, внимательно разглядывая его. Он действительно выглядел не очень хорошо. Осунувшийся, с землистым оттенком лица, влажным взглядом. – С этой сыростью у меня не проходит насморк, – пожаловался Генрике. – А ещё я чудовищно устал. Шут пожал плечами. – Не стоит так волноваться, ты всё успеешь. Нам не грозит конец света в ближайшее время. Генрике указал на стопку бумаг, которая лежала на столе. – Вот он, конец света! Шико, мы подняли налоги до предела. Но казна по-прежнему пустеет. В его словах была бездна беспомощности. Он не был финансистом ни на йоту. Он не понимал, что с этим всем можно сделать. Конечно, король должен уметь всё, однако не существует на земле ни одного сверхчеловека. Генрике был из тех правителей, кто ещё являлся рыцарем, был несчастным потомком минувших эпох, был просто Валуа, возможно, хитрым, изворотливым, но по-прежнему тем, кто не копается в грязи, в бытовых мелочах, королём на золотом престоле, на белом коне, на небесах. Генрике прошёлся по комнате, а затем вновь устало упал в кресло. – Больше не могу! Мне нужен отдых. Шико, придумай что-нибудь, умоляю тебя! – Ладно. Я знаю, кто может помочь, – через пару секунд задумчиво проговорил он. Шико обычно не одобрял отчаянных увеселений, предпринимаемых королём, но бывали моменты, что понимал их необходимость. И сейчас у него возникла мысль. *** – Шико! Он не отвечал. Упорно шёл вперёд. – Шико! – повторился шёпот в темноте. Ни единого луча света не проникало сюда, она могла ощущать только его тёплую ладонь, да слышать стук его сапог на каменных ступенях. – Что ты хочешь, Валенсия?! – наконец отозвался он. – Мне кажется, не лучшей идеей было привести меня во дворец! – Брось. Всё безопасно, мы идём по самому тайному ходу из всех, что здесь имеются. – Но я так и не могу понять, зачем тебе понадобилось сюда меня тащить?! – Ему нужно увидеть тебя. Никто другой не сможет заставить его выбраться из Лувра. Видишь ли, в последнее время он буквально панически боится выходить. Валенсия что-то недовольно проворчала и замолкла. Подумать только, её, колдунью, куртизанку, женщину с нелучшей репутацией в Париже – и тут вдруг в королевский дворец! Однако в последнее время такой бардак повсюду творится, что уже абсолютно стёрлись границы допустимого. Лестница была крутая. Валенсия то и дело спотыкалась о ступени, несмотря на то, что не отпускала ладони своего провожатого. Несколько узких коридоров, снова лестница – всё в кромешной тьме. Наконец Шико тихо сообщил, что они пришли. Затем раздался скрежет открываемой двери. Испанка ощутила, как её втягивают вовнутрь, и охнула от неожиданности. Наконец-то появилось хоть какое-то освещение из маленького окошка у потолка, заколоченного решёткой. Они стояли в крохотном помещении, очевидно, в подсобном. – Туда, – указал Шико на следующую дверь. Валенсия пошла за ним, наклоняя голову, чтобы не удариться о низкий косяк. Узкий коридор, ещё одна дверь, и вот, они уже в прекрасных интерьерах Лувра, неожиданно открывшихся взору. Женщина аж ахнула от удивления. Она и подумать не могла, что подобное существует. Эти картины на стенах, ожившие, великолепные, золото повсюду, мраморные блестящие колонны, тяжёлые бархатные расшитые портьеры, люстры с витиеватыми узорами. Шут усмехнулся, смотря на то, как эмоции отражаются на её лице. Неудивительно, учитывая каков контраст такой обстановки с грязными улочками и маленькими жилищами в Париже. Роскошь доступна далеко не всем. Вскоре они уже заходили в королевские покои. Часовые на входе удивлённо взглянули на просто одетую особу, однако без вопросов впустили, ведь она шла с Шико. Внутри, как всегда, царила тьма. Обоим понадобилось время, чтобы глаза снова к ней привыкли. Наконец они разглядели силуэт человека, полулежащего на софе. – Шико? – раздался слабый голос. – Да, это я. И со мной ещё кое-кто. Шут осторожно подтолкнул свою спутницу вперёд, чтобы она попала в тонкую дорожку света, тянущуюся из узкого проёма, образовавшегося между занавесями на окнах. – Валенсия? Это вы? – поразился Генрике. Он запомнил предсказательницу. Хотя, быть может, лучше бы забыл. Козимо, до этого мирно сопящий под боком у короля, мгновенно встрепенулся, спрыгнул и начал медленно подбираться к гостье, изучающе смотря на неё своими зелёными глазами, поблёскивающими в темноте. – Ваше Величество, – она поклонилась почтительно, но с гордым достоинством, – для меня честь, что вы не забыли меня. – Нет, совсем не забыл. Более того, даже хотел вновь встретиться с вами. Ваши слова когда-то произвели на меня большое впечатление, я много думал о них. Да что же вы стоите? Присаживайтесь, прошу вас! Рукой, усыпанной перстнями, он указал на подушки, лежащие возле его софы, куда Валенсия и опустилась. – Мы с Шико давние друзья, – сообщила она своим глубоким успокаивающим голосом. – Он сказал, что вам требуется помощь. Я, полагаю, могу её оказать. Из-за темноты не было видно всех оттенков эмоций на лице Генрике, но, по тому как он подался вперёд, можно было определить, что в этот момент в душе его появилась надежда. Он верил странной колдунье. – И что же вы можете сделать? Несколько секунд длилось молчание. Шико с интересом наблюдал за происходящим, ожидая, что же будет дальше. Наконец Валенсия тихо начала: – Я знаю, что вы потеряны. Жизнь кажется вам бессмысленной, вы испытываете вину от того, что не сделали необходимое. Вам на найти способа всё исправить. Я права? – Да. Он признавал это. С отчаянием, с болью, с ощущением, что выхода нет. – Мне известен способ, благодаря которому вам может открыться то, что раньше было недоступно. Возможно, вы переосмыслите своё существование, поймёте что-то важное, побываете в другом теле, в другом времени, в другом измерении. Она говорила с удивительно чарующей интонацией. У Генрике было чувство, что он буквально тает от её слов. Что за чертовщина?! Она в комнате буквально пару минут, но уже всё переменилось. В воздухе начало ощущаться нечто неведомо захватывающее, обволакивающее. Шико же, напротив, всё больше напрягался. Что-то ему начинало не нравиться. – Что это за способ? – с волнением спросил Генрике. – Я готов на всё, только бы этот кошмарный сон закончился! – На всё? В этот момент ему следовало бы понять, что речь идёт о каких-то жертвах. Но Генрике, раньше такой рассудительный, ныне потерял всякую осторожность, ведь, в конце концов, ему теперь было нечего терять. – Абсолютно. – Тогда вам следует довериться мне и пойти со мной в одно место. Шико хотел бы его остановить, потому что понял: что-то здесь нечисто. Да только человек, которому дали хоть какую-то надежду, никогда добровольно не выпустит её из рук и не соступит с пути, в конце которого ему посулили спасение. *** Этот район Парижа был из тех, в которых им обоим и бывать-то никогда не доводилось. По другую сторону Сены, в самых трущобах, там, где город вот-вот закончится, превратившись в непроходимый лес, прерывающийся бедными поселениями. Каменные низкие здания с облезлыми стенами, выбитыми стёклами на окнах, вздувшимися от влаги деревянными дверьми, сточные канавы на улицах, грязь, смрад. Вокруг – никого. Даже факелов никто не зажёг. Зловещая тишина, будто бы все обитавшие когда-то в этих местах умерли и лежат сейчас бледными трупами в каждом тёмном углу, коих здесь в избытке. Впечатление пугающее. Всё это созерцал Генрике, то и дело выглядывая из-за шторки кареты. Валенсия, конечно, утверждала, что не стоит суваться сюда в экипаже, однако Шико настоял, поскольку, по его мнению, разгуливать королю по улицам – совсем уж губительное дело. Да и Генрике сам боялся. Только вот он теперь не знал, чего боится больше. Ему всё казалось опасным, он уже свыкся с этим ощущением вечного страха, а, что самое печальное, вполне обоснованного, ведь кто только не желал теперь его смерти! Карета остановилась, Валенсия шепнула, что пора выходить. Король нахмурился. Неужели прямо здесь? Однако что-то неведомое заставляло его верить ей. На улице смрад ощущался ещё сильнее. Генрике мог поклясться, что пахнет именно разлагающимися телами. – Не обращайте внимания. Тут неподалёку на месте обрушившегося дома образовалась яма, туда трупы как со времён Варфоломеевской ночи начали сбрасывать, так с тех пор и повелось. Король резко ощутил дурноту, поступающую к горлу, и поспешил закрыть нос надушеным платком. Его всякий раз передёргивало при упоминании тех событий. Но как же страшно ощущать, что всё ещё живо. Ничто не закончилось. И вряд ли закончится при его жизни. Он в очередной раз убеждался, что, чёрт возьми, Францию ему спасти не удалось. Валенсию, кажется, ничего не смущало. Она уверенно шла вперёд, пачкая подол цветастой юбки в грязи. Кажется, она спустилась в это гиблое место откуда-то с облаков. Невозмутимая, обладающая удивительным магнитизмом, со своими причудливыми чертами лица, пышной копной иссиня-чёрных волос, таинственными речами и гипнотизирующим голосом. Она остановилась возле обшарпаного амбара. Обернулась на своих спутников. – Ты уверена, что нам сюда? – скептически поинтересовался Шико. С каждой минутой эта вылазка нравилась ему всё меньше и меньше. Генрике оказался ещё более безрассудным, чем он думал. Но ведь ясно, что в таком месте ничего хорошего происходить не может! – Внешнее часто весьма обманчиво, – отозвалась она, несколько раз громко стуча. Вскоре раздался скрип, дверь открылась, а из-за неё выглянул человек в надвинутом на глаза капюшоне. – А, это вы, сеньора! Узнал. Видимо, она была здесь частым гостем. Без дальнейших расспросов их пропустили вовнутрь. Оказалось, что амбар вовсе не был амбаром. Лишь со стороны. А внутри не было ничего, только каменная арка и проход куда-то вглубь. Спеша за Валенсией, Генрике и Шико оглядывались по сторонам. На небесах уже сгущались сумерки. Тяжёлые тучи нависли над городом, готовые вот-вот низвергнуться потоками дождя. В воздухе ощушалась духота, какая обычно бывает перед дождём. Вот они одни, вокруг – никого. Спешат в неизвестном направлении, в сопровождении странной особы, о которой, по сути, им известно не так и много. За аркой их ждал сад. Точнее, садом это вряд ли назовёшь. Скорее, непроходимые заросли, колючки, торчащие во все стороны ветки, сухая трава, погибшие растения. Пробираясь через них, они наконец разглядели по центру непонятное каменное строение. Напоминало древний языческий храм, сложенный из глыб. У входа стояли двое недвижимых людей в чёрных плащах, держа в руках ярко пылающие факелы. Валенсия, приблизившись, сказала им что-то на непонятном языке. Это было даже не похоже на французский. Возможно, что-то древнее или же вообще не существующее нигде больше. В отблесках пламени золотилась её непривычно смуглая для привыкших к бледной аристократичности француженок мужчин кожа. Один из часовых стремительным движением нажал на рычаг в стене. Серые плиты перед новоприбывшим начали раздвигаться. От их замогильного скрежета король с шутом вздрогнули. – Что же вы встали? Проходите, не бойтесь, – испанка указала на открывшийся вход, который вёл куда-то вниз, заканчиваясь зияющей пустотой неизвестности. Генрике с опаской шагнул вперёд. Шико поспешно схватил его за край плаща. – Ты уверен, что нам туда надо? Валуа оглянулся на него. Впервые за долгое время на лице его читалась решимость. – Я не смогу жить, если не предприму все возможные попытки спасти себя и Францию. Вдруг это поможет? Шико понимал, что нет смысла взывать к его рассудку. Посмотрел предостерегающе, в последний раз пытаясь остановить своего короля. Но тот покачал головой. Не сможет теперь не узнать, что же скрывается в этом мраке. Действительно готов рискнуть всем. Шико отпустил. Вздохнул печально, но отпустил. И пошёл следом, не изменяя вечной преданности. Шаги их гулко отзывались в каменном проходе, всё больше и больше они удалялись от света, Парижа, реальной жизни, приближаясь к чему-то неведомому. Смрад, царящий на улице, постепенно превращался в причудливые запахи, в которых было что-то восточное, тонкое, пряное. Быть может, какие-то экзотические курения. Или же смеси различных трав, какие найти можно лишь с большим трудом. Начали слышаться далёкие голоса. Пение, удары. Кажется, там били в барабаны. Голоса становились всё громче. Стало ясно, что людей здесь много. Но кто же они все? На ум ничего не приходило. Валенсия сохраняла торжественное молчание. Она сказала, что они сами всё увидят, когда достигнут места назначения. Наконец, когда запахи и звуки стали совсем уж близкими, троица вышла в причудливой формы помещение, к которому и вёл тоннель. Потолок здесь был невысоким, однако площадь сама по себе казалась огромной. Настоящий подземный зал. Стены каменные, на них таинственные рисунки и надписи, должно быть, что-то обозначающие. Под ногами земля. Освещалось всё при помощи множества факелов, горящих на стенах, создающих жар, заставляя капли пота тотчас появляться на лбу. И неровном танцующем свете виднелось происходящее посреди помещения. Это было жутко, неведомо, непривычно, поразительно. Народу было и впрямь много, но на новоприбывших даже никто не отреагировал, поскольку все были поглощены совсем другим. Возможно, причина и в том, что они предусмотрительно надели чёрные плащи, опустили капюшоны на глаза, выглядя, в итоге, точно так же, как и все здесь находящиеся. Эти люди пели. Не в унисон, не гармонично, создавая не музыку, а какафонию. И в этом было нечто странным образом притягательное. Стремление в разные стороны, неровность, отсутствие порядка и баланса – всё было в этих резких завывающих звуках, которые хотелось слушать бесконечно, впитывая в себя общность разлада, становясь частью чего-то мощного и разрушительного. Однако главное – не пение. В центре на небольшом возвышении стояло несколько человек, на которых все смотрели, не отрывая застывших взоров. Они были одеты в типичные одежды священников, коих можно найти в любом храме. Точно такая же ткань, покрой, ничего особенного. Даже нет ни малейшего сходства с протестантами или кем-либо ещё. Да только надеты они были на голое тело, а ткань – порвана, испачкана грязью, кровью, вином и ещё невесть чем. Эти люди воздевал руки, вещали что-то на неведомом языке. У одного можно было заметить репу, которую он держал на манер распятия, коим в церкви благословляют прихожан. Ясно было, что они изображают католическую службу, намеренно всё искажая, насмехаясь, оскверняя. В этом не было ни капли божественного, поскольку во всём ощущалось практически зримое присутствие дьявола. За ними находился, очевидно, алтарь. По его периметру горели свечи, а в середине, окружённая их колеблющимся мерцанием, лежала обнажённая живая женщина. Её белое распластанное тело ярко выделялось на фоне тьмы, окружающей её. И наконец, приглядевшись, Генрике и Шико заметили капли чего-то багрового, рассыпанного как лепестки алых роз, очевидно, крови, на алтаре и на женщине. Но, как потом выяснилось, кровь была не её. Потому что на земле неподалёку валялось что-то растерзанное. Тело. Совершенно точно. Очень маленькое тело. Видимо, принадлежавшее... Ребёнку? Генрике охнул, поблелнел, ноги у него подкосились. Шико подхватил его под локоть, проделав это очень вовремя, и устремил поражённый взгляд на Валенсию, отказываясь верить в происходящее. Она же глядела спокойно, непроницаемо. Будто бы всё в порядке. Это дурной сон? Король начал приходить в себя. Только вот когда Шико потряс его за плечо, чтобы спросить, всё ли в порядке, а, ещё лучше, сказать, что им следует поскорее уйти из этого жуткого места, Генрике вдруг жестом велел молчать. Он всё смотрел и смотрел на происходящее. Как будто его приворожили чем-то. Духота проникала ему в лёгкие, вызывала головокружение. Звуки, запахи, движения – всё слилось в единое безумие. Неожиданно от толпы отделилась одна фигура и двинулась к ним. Под плащом было толком не понять, мужчина это или женщина. Когда незнакомец подошёл, Валенсия незаметно кивнула в сторону Генрике. Тогда некто под плащом протянул ему кубок, который держал в руках. "Пей", – прозвучал гулкий голос. Шико не поверил своим глазам, когда Валуа принял кубок из его рук. Он сошёл с ума?! Шут было рванулся к королю, хотел выкрикнуть, чтобы он не думал делать этого. Но Валенсия вдруг подскочила сзади, схватилась за него и зажала ему рот своей маленькой ладошкой. Конечно, вырваться для него не составило труда, но это заняло несколько мгновений. Тех самых мгновений, за которые Генрике успел одним махом опрокинуть в себя содержимое кубка. – Что ты творишь?! – воскликнул Шико, мгновенно привлекая к себе внимание. Когда король посмотрел на него, взгляд у него был абсолютно затуманенным. Будто бы не его. Зловещего вида напиток, должно быть, подействовал сразу. Валенсия поспешила схватить Шико за руку и потянула его к выходу. – Генрике! – в отчаянии произнёс он. – Пойдём же скорее отсюда! Валуа смотрел на него и буквально не узнавал. Покачал головой и отвернулся. Позволил тому самому таинственному человеку увести себя в гущу толпы. Шико хотел нестись за ним, отбивать, если понадобится. Но ведь Генрике сам пошёл! Можно ли тут что-то сделать? Шико дал себя увести. Вновь преодолели тоннель они быстрее, чем шли сюда по нему. Вот уже и вновь запущенный сад. Страшные обряды, ужасные люди позади. И Генрике среди них. Как же быстро всё произошло! И, возможно, назад уже пути нет. Шуту на секунду показалось, что он вот-вот лишится сознания. Он взглянул на Валенсию абсолютно убийственно. Она же терпеливо ждала, пока он что-нибудь скажет. Шико медленно прошёл вперёд. Взглянул на небо, где уже зажигались прекрасные далёкие звёзды. Опёрся о толстый ствол растущего здесь дерева с гнилыми ветвями. – И что всё это значит? Вопрос его прозвучал в абсолютной тишине. Он задал его на удивление спокойно. Внутри уже исчерпав весь свой запас чувств, которые можно испытать. – А ты не знаешь? Он знал, конечно. Догадаться нетрудно. И Генрике, выходит, знал? – Что они подмешали ему? – Ничего такого. Это снадобье расслабляет сознание. Оно варится из трав, которые привозят из дальних стран. От него всё меняет свои цвета, ты будто бы паришь в воздухе, тебе неконтролируемо хорошо, ты позволяешь себе оставить на какое-то время на бренной земле отягощающее сознание и нестись ввысь. Не бойся, его не отправят. Слабое утешение. Быть может, и не отравят. Но по сравнению с происходящим в подземелье – это не хуже. – Кто все эти люди? – Я не могу тебе сказать. Здесь все не имеют лиц и имён. – Выходит, это может быть кто-то, кого я знаю? – Вполне возможно, – уклончиво ответила она. У Шико голова кругом шла. Всё приняло неожиданный оборот. Что теперь делать?! Валенсия буквально читала по его лицу все внутренние терзания. – Не пытайся остановить. Он сам дал согласие. – Но зачем, чёрт возьми?! – Ему нужно это. Шико никогда не смог бы поверить в подобное. Это Генрике не нужно. Совершенно точно. Пускай уж лучше, как раньше, ищет утешения под высокими сводами соборов, в бесконечных постах и молитвах, с истерзанной плетьми плотью, чем так. – И чем всё это должно закончиться? – Небольшой оргией. Шико усмехнулся. Небольшой! Да, это как раз по Генрике. Была в нём какая-то сатанинская часть сущности, которая иногда вдруг вырывалась наружу. Шут знал: её ничем не остановишь. Он должен сам пожелать спастись другим способом. – Это ведь ему никак не поможет! Она покачала головой, совсем не понимая, почему он не хочет смириться. – Ошибаешься. Поможет забыться, переосмыслить, осознать себя иначе. Ведь так дальше жить, как он жил, нельзя. Теперь всё изменится. – Но какова цена? Какова цена, Валенсия? – Шико схватил её за плечи, встряхивая. – Отвечай же! Она чуть усмехнулась. Сверкнула пронзительно чёрными глазами. Отвела взгляд. А потом задумчиво, слегка печально, но цинично, зная, что всё пришло бы к этому в любом случае, тихо произнесла: – Цена – бессмертная душа.