Пепел

58 Тишина в королевских покоях стала делом привычным. Здесь не толпились придворные, как бывало когда-то. Сейчас в комнатах можно было услышать лишь жужжание пролетающей мухи или же редкие взрывы наведовавшихся сюда приближённых короля. Пыли здесь скопился уже порядочный слой, потому что едва ли кто-то смел нарушить сонливость, воцарившуюся во всём. Слуги проходили сюда на цыпочках, да и то, только когда звал Его Величество. А звал он разве что по причине того что ему требовалось ещё фруктов или вина. Весь Лувр, по правде говоря, погрузился в странное оцепинение. Здесь больше не давали пышных празднеств с приёмом множества гостей, поскольку казна совсем опустела. Разве что за закрытыми дверями устраивались пиршества для узкого круга. А о том, что на них происходило, уже начали ходить легенды. Двери дворца закрылись, а на окна упали тяжёлые портьеры. Проходил очередной наполненный пустотой день. И, как уже было сказано, в комнатах короля стояла гнетущая тишина. Стояла до того момента, пока её не осквернило неожиданное вмешательство. – Войска герцога де Гиза на Юге, Ваше Величество. Голос старого советника раздался из дверного проёма. В другие времена это бы сочли неуважением, но нынче новости в Лувре были на вес золота, да и эпоха культивирования этикета канула в лету. Тем более, сообщение это было столь неожиданно, что никому в голову не пришло обратить внимание на его форму. – Что он там забыл? – Генрике, до этого пребывавший в полудрёме, приподнял голову с софы. Его бледное лицо едва можно было разглядеть в потьмах, но по тону нетрудно было догадаться, что в этот момент он совсем не понял смысл сказанного. – Шкуру, дорогой мой, – пропел Шико, сидящий с ногами в королевском кресле. – Какую шкуру? – Очень ценную и редкую шкуру беарнского медведя. Шико иронизировал изо всех сил. Но ситуация была страшная. И королю понадобилось несколько минут, чтобы осознать всю критичность происходящего и понять, что всё это не сон. Гиз на Юге. Лига бьёт Наваррского. Это война. Генрике уже ничего не удивляло. Если апокалипсис настанет на несколько веков раньше, чем его предсказывали – и то не будет потрясением. Даже сейчас, когда подобная новость грянула как гром среди ясного неба (хотя в ясности этого неба уже приходилось сомневаться), Генрике ощутил лишь новый прилив удушья безнадёжности. – Открыть окна, – устало бросил он, кликнув слугу. Только и всего. Слабый свет пасмурного дня хлынул в комнату вместе со свежим воздухом. – Что прикажете делать, Ваше Величество? Созвать совет? Пожал плечами Генрике как-то безразлично. – Созовите. Правда, чёрт его знает, как нам это поможет. Когда советник удалился исполнять, Шико с привычной гибкостью соскользнул с кресла и подошёл к софе, на которую Валуа снова бессильно опустился. – Что ты собираешься делать? – Понятия не имею. – Это, кажется, война. – Значит, воевать. Если бы Генрике хоть немного знал, что делать! Он прекрасно понимал, что такой момент настанет. Гиз не просто так собирал силы. Он должен был ринуться на наваррца. И у короля Франции планов на этот случай не было. – У нас, я так понимаю... Проблемы? Шико никогда не терял деятельной натуры. В отличие от своего господина. – У нас добрый десяток лет проблемы, – скептически хмыкнул Генрике. – И ещё ни одну их них мы не решили. Будь добр, вызови Келюса и остальных. Нам нужно напиться, пока там все собирают совет. – Напиться? И это твой первый шаг для спасения Франции? – Именно, друг мой. Генрике захотелось, чтобы всё это стало сном. Он желал вновь стать младенцем. У него совсем не было сил в очередной раз тащить на своих плечах государство. Не думал он об этом, когда грезил о короне. Не представлял себе, что она обернётся терновым венцом. Ему буквально захотелось сбежать. Пускай Франция сгорит в огне, но только без него. Однако бежать было некуда. – Постой, Шико! Постой! Не зови Келюса. Сейчас соберётся совет, мы обговорим меры на первое время, а потом я сразу же желаю поехать в Фонтенбло! Ему нужна была мать. Нужна так сильно, как никогда. Он больше не мог быть здесь сам. Шиуо тяжело вздохнул. Кажется, времена грядут самые нелёгкие. *** – Боже, совсем стемнело. Что же делать? Надо где-то заночевать. Король поплотнее закутался в тёплый плащ. Сверхнеразумно было в такую промозглую холодную погоду ринуться в леса под Парижем, чтобы сократить путь, в сопровождении шута и минимальной охраны, совсем без вещей, буквально собравшись за пару часов. Генрике уже мысленно усмехадся над тем, что буквально сбежал из собственного дворца. Совет прошёл под знамёнами безнадёжности. Ни сторону Гиза, ни сторону Наваррского Валуа принять не могли. Что же делать с войной, оаскинувшейся на просторах собственного государства? Возможно ли вообще в ней не участвовать? Конечно, нет. Один приежет другого, а потом победитель, избавившись от соперника, двинется на Париж, прекрасно понимая, что теперь вся сила на его стороне. И что они будут делать? Нужно было остановить это безумие. Приказывать Гизу – смешно и бессмысленно. Он давно уже ни черта не вассал. А Генрике едва ли король. Было решено отправить весьма немногочтсленные находящиеся в районе Парижа войска на юг. Однако как противостоять двум сражающимся силам – совсем неясно. – Генрике, тысяча чертей, что тебе понадобилось в Фонтенбло? Надеюсь, это стоит того чтобы оказаться среди ночи в лесу в темноте где-то в глубинах наших лесов. Шико явно был недоволен сложившейся ситуацией. Если ему так приспичило на ночь глядя куда-то нестись – брал бы с собой своих дружков! Но, видите ли, с ними он ехать не захотел. Господа миньоны слишком изнеженны. Или же он недостаточно им доверяет? Не поймёшь этих королей. – Перестань причитать! – фыркнул Валуа. – Где-то наподалёку, помнится, был замок. Кому бы он не принадлежал, нас впустят переночевать. – Но ты не можешь раскрывать инкогнито! К чему тогда вся эта таинственность и нацепленные на лица чёрные маски? – Да нет же! Пустят не потому что я король Франции, а потому что любой дворянина обязан выполнить христианский долг по отношению к другому дворянину. Законы чести Генрике знал. Хотя законы государства он тоже прекрасно знал, но едва ли это хоть чем-то помогло. Однако не время было рассуждать, а нужно было действительно срочно искать ночлег, потому что где-то вдалеке грянул гром, а затем с небес начали срываться капли дождя. Скоро хлынет ливень, узкую дорогу размоет, ветви деревьев начнут ломаться – тогда им светит сгигуть в этих лесах. Тем более, стало уже так темно, что ничего было не разглядеть, а заблудиться здесь очень легко. Генрике обратился к нескольким сопровождающим их людям в таких же чёрных масках. Благо, кто-то из них смог сориентироваться, как ехать до ближайшего замка, который действительно где-то здесь есть. Кажеься, владения одного из незначительных графов, каким-то чудом ухвативших кусочки земли не так далеко от Парижа. Пока маленькая процессия двигалась дальше, всё же начался дождь. Поэтому, когда они наконец-то увидели несколько каменных построек, стоящих буквально в поле, все уже насквозь вымокли. У кованых ворот странного поместья пришлось ждать достаточно долго. Наконец, их впустили внутрь. Во двор вышел, видимо, сам хозяин замка. Высокий худощавый человек с гордой осанкой, но в весьма поношенном колете. За ним семенил слуша с фонарём, свет которого освещал бледное лицо человека. – Ты должен с ним поговорить, – шепнул Генрике, наклоняясь к уху Шико. – Не называй имён и скажи, что мы не снимем масок, но объясни ситуацию. Шут спешился, выскочил из седла и подошёл к хозяину дома. Они несколько минут тихо говорили. Затем дворянин медленно подошёл к коню, на котором сидел король. Поклонившись, он проговорил: – Я приветствую вас в своём скромном поместье и готов предоставить вам ужин и кров, монсеньор. Клянусь не нарушать вашего инкогнито и не задавать вопросов о том, кто вы, поскольку понимаю, что вы, должно быть, особа знатная. Не обессудьте, живу я не богато, поэтому не смогу проводить вас в хоромы. – Многого не нужно. Нам бы лишь хлеба и крыши над головой. Господь благослови вас за ваше гостеприимство, сударь! После этого короткого разговора путники проследовали в дом. Жилище представляло из себя памятник былого великолепия. Как потом было рассказано, дед владельца получил земли ещё при Франциске I, а потом род обеднел. Сейчас ещё достаточно молодой граф жил здесь в гордом одиночестве, как-то поддерживая наследство, по крайней мере, следя за тем, чтобы дом не развалился, и ведя кое-какое хозяйство. Помимо него в доме обитали всего несколько слуг, повар и камердинер. Жилось здесь довольно бедно. Большой зал, куда их проводили, был украшен старинным гобеленами с батальными сценами, которые уже порядком поела моль. Некогда прекрасные каменные полы теперь выглядели грязными, как и несколько персидских ковров. Во всём здании было промозгло холодно. Должно быть, денег на протопку совсем не хватало. Несколько больших собак свободно оазгуливали повсюду. С горькой усмешкой хозяин представил их, как своих крайне немногочисленных друзей. На стол пожали вина, хлеба и похлёбки – в общем, всего, что смогли найти. – Почему же вы не завели семью? – поинтересовался Генрике, поглощая судный ужин. – Я беден, куда уж там! – пожал плечами граф. – Быть может, представится возможность позже, но не сейчас. – Могу я чем-нибудь вам помочь? – Кем бы вы ни были, монсеньор, думаю, вам не под силу вернуть былые времена и утерянное величие моего рода. Он много кашлял. И кашель звучал совсем нехорошо, будто бы он вот-вот задохнётся. Шико глядел на него из-под маски сочувственно. Жалко бедолагу. Неожиданно двери зала распахнулись и послышались чьи-то лёгкие шаги. – Я слышал, у нас гости, Ваша Светлость? Голос достаточно высокий. Мальчишечкий. С каким-то явным акцентом. Генрике увидел, как смягчаются черты графа, когда он взглянул на вошедшего. Король и сам поспешил перевести взгляд ко входу в зал, чтобы увидеть замершую в дверях очень хрупкую фигуру юноши. Он, ей-богу, с первого же взгляда поражал своей необыкновенно внешностью: похожий на ангелов с картин итальянских мастеров, очень тонкий, невысокий. Чёрные вьющиеся волосы до плеч, кожа, будто бы позолочённая солнцем, хотя его почти не бывает в этих краях, какой-то девичий нежный румянец и свежий взгляд искрящихся зелёных глаз. Да, он видел его глаза буквально отсюда. – Анжело, – расплылся в улыбке граф, – подойди сюда, поприветствуй гостей. Юноша бросил осторожный взгляд на странных господ в масках и неловко поклонился. На лице его отразился лёгкий испуг, непонимание, смятение. – Это мой воспитанник Анжело, монсеньор. Мальчик – сын моей кузины, которая некогда вышла замуж за флорентийского дворянина. Однако, к большому сожалению, Господь забрал их с супругом, после чего Анжело остался сиротой,пожтомумя и взял его к себе. Флоренция. Родина матери. – Сколько же вам лет, дитя моё? – обратился Генрике к юноше на чистейшем итальянском. Язык, в котором слышатся лучи солнца. Горячего, южного, освещающего просторы родины Микеланджело, Рафаэля и Леонардо да Винчи. – Семнадцать, монсеньор, – ответил тот. Генрике не отводил взгляда. Должно быть, мальчика пугали чёрные глаза в прорезях маски. – Что же ты стоишь? – нарушил возникшую тишину граф. – Присоединяйся к нашему ужину. Как дела у госпожи Этерналь? – В принципе, всё неплохо. Она уже не хворает. Её корова родила телят, – простодушно сообщил Анжело. Французские слова звучали в его устах забавно. Генрике улыбнулся, что в последнее время случалось с ним так редко. – Речь о нашей соседке, добрейшая женщина, которая живёт неподалёку. У неё своя ферма, – пояснил хозяин. – Сейчас бы рожать телят, а не это всё, – пробормотал Шико себе под нос. Услышал его только король и легонько толкнул ногой под столом. Не стоит сейчас пугать людей своими дурацкими шуточками. – А далеко ли отсюда до Фонтенбло? – осведомился Валуа. – Нет, не слишком. За пару часов доберётесь. – Что ж, тогда завтра с утра нас ждёт дорога. Мы, пожалуй, отправимся ко сну, нужно хорошо отдохнуть. – Вас проводят в комнаты на втором этаже. Там теплее. Анжело, покажи гостям, куда идти. Я уже отдал приказ, и всё приготовили. Пожелав графу спокойной ночи, король со своими людьми направился прочь из зала. Путь их шёл через тёмную пустую галерею, по которой гуляли сквозняки. На стенах висело несколько старые выцветших портретов. Лестница была узкая и каменная. Генрике спешил за Анжело, который легко перепрыгивал через ступеньки, чувствуя отдышку, признавал, что он уже совсем не тот, что в лучшие годы. "Мне едва за тридцать, а я уже чувствую себя стариком", – подумалось ему. Весьма прискорбно. – И как тебе Франция? – В смысле, монсеньор? – отозвался Анжело. – Я имею ввиду после тёплой солнечной Италии. Юноша повёл плечами. – Холодно и серо, если честно. Но мне нравится здесь. Я люблю эти огромные каменные соборы, у меня на родине такого не было. Кажется, что под их тёмными сводами притаились ангелы. У меня дух захватывает, когда я в них оказываюсь. Мне начинает казаться, что я так мал, а душа собора просто необъятна, и это... Не знаю... Впечатляет, наверное. Хотя не то слово, но мне сложно выразить это чувство. Он говорил так одухотворённо, что Генрике не мог сдержать улыбки. Редко кто в столь юном возрасте мог на обычный вопрос дать такой полный красок ответ. Остальную дорогу до комнат они провели в молчании. Позже, лёжа в холодной, но чисто застеленной постели, Генрике никак не мог уснуть. Покоя не давали мысли об образе удивительного создания, неожиданно возникшего в серой сырости. Он кого-то отчаянно напоминал. Теперь вдруг стало ясно кого. Валуа лишь однажды видел такие чёрные волосы цвета лавы вулкана, лишь однажды встречал у живого человека столь алые нежные губы и утончённые, как у греческой статуи, черты. Этот итальянский мальчик был чудовищно похож на Неё. На его сестру. На Марго. Чем-то таким же неуловимым лёгким вняло от него, что-то такое же противоречивое и пугающее было в его лице, что буквально выбивало воздух из лёгких короля. *** С утра Генрике сразу же велел запрячь отдохнувших лошадей, не желая более стеснять гостеприимного хозяина дома. Они выдвинулись, как только рассвет окрасил утренней розоватой дымкой густые леса и дали. В холодном воздухе пахло росой, повсюду клубился мягкий туман. Генрике изо всех сил пришпоривал скакуна, желая как можно стоемительнее лететь навстречу единственному человеку, который сейчас, возможно, поможет ему. Он очень давно не обращался к матери, однако сейчас она нужна была ему как никогда. Через пару часов, как им и сказали, на горизонте стало видно небольшое поселение, в сердце которого, как знал Генрике с самого детства, в глубине прекрасного парка расположен старинный замок, так любимый Екатериной Медичи. Генрике позволил себе сорвать с лица маску, лишь когда оказался во внутреннем дворе. Разумеется, никто его здесь не ждал. Выбежавший на крыльцо камердинер опешил, увидев короля. – Господи, Ваше Величество! Как же? Мы и представить не могли, что вы окажите нам такую честь! Генрике махнул рукой, призывая успокоиться. Он знает, что его не ждали. – Доложите королеве-матери. И велите подать обед через какое-то время. Это всё. Мы здесь ненадолго и неофициально. Он был рад оказаться в этом месте. В Фонтенбло не было того холода, что царил в Лувре. Конечно, без шумных придворных здесь было очень тихо и пустынно, однако это было умиротворённое спокойствие. Шуршащий листьями заросший парк, удивительной красоты замок, в коридорах которого ни души, молчаливые портреты величавых предков на холстах в галереях, мягко взирающие божественно прекрасные статуи. Генрике ступал по начищенным полам, вдыхая знакомый воздух. Помнится, по этим переходам когда-то они носились, будучи детьми. Тогда всё было проще. Гораздо. Он мог лишь в шутку драться с братьями, сжимать в руках ладошку маленькой сестрёнки, слушать мягкий глубокий голос отца, видеть умиление в глазах матери. Всё ушло теперь в бесконечность прошлого, сменившись прозрачными призраками воспоминаний. Не изменилось хотя бы то, что мать, наверняка, как и всегда, ждёт его. *** Генрике долгим задумчивый взором глядел в сад, Екатерина со своего места видела лишь его поникшую спину в контровом освещении. Брови её были нахмурены, а руки на коленях сцеплены в замок. Побелевшие костяшки выдавали её волнение. То, что рассказал сын, было действительно критично. Уж ей ли этого не понять! Королева-мать всё ещё была величавой, однако порядком постаревшей. Генрике заметил, что морщин на её лице стало больше с тех пор, как они виделись в последний раз. Не на благо ей шло отстранение от дела жизни. Она чахла, потеряв былую значимость. – Генрике, что ты хочешь от меня услышать? – наконец со вздохом произнесла она. – Я не Господь Бог. Да, я десятилетиями держала эту страну в руках. Но сейчас другие времена. Тем более, я и раньше-то никогда толком её знала, что делать. Попросту брала и делала. Это только так работает. И сейчас я не могу дать тебе совета, как бы сильно не желала. Единственное, что я могу сказать – ты должен стать сильным. Только тот Генрике, которого я видела перед собой когда-то, мог выстоять. Верни его, иначе всё погибло. Позволь ему спасти Францию. Она не знала, что сказать ему. Как решить неразрешимую проблему? Франция уже не в руках Валуа. Екатерина не произнесла бы этого в слух, но в сознании её давно уже жили мысли, что они движутся к концу. Можно лишь предпринимать жалкие попытки выбраться. Даже нужно, потому что борьба до последнего – долг королей. Но, по сути, всё это так бессмысленно. Здесь лишь чудо спасёт. Генрике резко обернулся к ней, но в глаза не взглянул. – Я бы мечтал его вернуть. Но как? У меня нет сил. Он тоже терял надежду. И это было самым худшим. – Потому что ты сам в себя не веришь. Посмотри на себя, ты жалок! Опустил руки и признал поражение. Ей не нравилось то, что он не желает дальше бороться. Как бы всё ни было безвыходно, нужно хотя бы ради себя самого не сдаваться. Только это позволит выжить в безумном и жестоком мире. – И что же, предлагаете мне ринуться в эту войну? – с горечью спросил король. – А есть иные варианты? – усмехнулась Екатерина. – Наша армия слаба и истощена. А наёмникам нам нечем заплатить. – Бери в долг. – Нечем возвращать! – Это будет потом. Проблемы можно решать по мере возникновения. По крайней мере, если не сделать ничего сейчас, "потом" не настанет, дикая свора собак вырвет у тебя престол. – Быть может, вы правы. Мать всё же дала совет. Даже сейчас, пребывая в добровольном заточении вдали от двора, лишённая своей фигуры на политической шахматной доске, с седыми нитями в волосах и – дьявол побери – со спицами в руках, она всё же нашла слова, которые были ему необходимы. Вернуть себя. Вот что важно. Карабкаться наверх, до крови раздирая ладони, тянуться туда всем своим существом, чтобы выбраться из подземелья и увидеть хоть немного света. За окном солнце вышло из-за туч. Слабый луч упал на осунувшееся лицо Генрике. Он хотел бы найти хоть немного сил, чтобы не перестать бороться, снова гордо поднять голову. *** – Почему мы опять свернули к тому поместью? – удивился Шико, когда заметил, что король направляет коня прочь с главной дороги, котрая привела бы их к Парижу. – Мне кое-что нужно, – немногословно сообщил король, явно не желая касаться подробностей. Шико осталось лишь недоумённо пожать плечами. – Иногда я тебя не понимаю. – Я сумасшедший, – тонкие губы Валуа растянулись в ухмылке. Через какое-то время шут всё же не выдержал, любопытство взяло верх. – Да что тебе там надо, скажи, в конце концов! – Немного солнца из холодного тумана, – задумчиво отозвался Генрике. Шико ударил себя по лбу. Нет, кажется, Его Величество окончательно спятил. Недаром его верный друг всегда был уверен, что королева-мать та ещё мегера – кого угодно с ума сведёт. Он понятия не имел, что она сказала Генрике, однако выехал он из Фонтенбло на следующий день в крайней задумчивости. Остаток дороги до поместья Шико оставалось гадать, какого дьявола он забыл в том холодном полуразваливающемся доме. Когда они вновь были там, Генрике неожиданно велел не следовать за ним, а ждать за воротами. Шико к его странностям всегда относился должно философски, поэтому уже даже не стал ни о чём расспрашивать. Не было короля пару часов. Шут уже начал беспокоиться. Тем более, облака уже начали окрашиваться нежно-золотистые сиянием – видимо, через некоторое время им придётся заночевать в каком-нибудь городке, не скакать же всю ночь! Наконец Генрике появился вновь. Однако он был не один. Позади него в седле виделся стройный юношеский силуэт. Шико узнал его – это был тот самый итальянский мальчишка, воспитанник графа. – И что всё это значит? – обратился он к королю. – Я уговорил графа, чтобы он позволил Анжело служить у меня пажом. Я же, в свою очередь, дам ему денег на содержание поместья. Тем более, для Анжело это прекрасная возможность, не прозябать же здесь всю оставшуюся жизнь! В глазах Шико виделся единственный вопрос: зачем всё это? Но тактичность не позволила спросить. У Генрике были какие-то свои соображения. Они двинулись в путь. Анжело держался за крепкую спину Валуа, кажеься, не слишком понимая, что с ним происходит, что ждёт его впереди. Он одновременно чувствовал и страх, и предвкушение. – Так кто же вы, мой господин? – Очень робко спросил он. – Могу я узнать теперь? Не отпуская поводьев, Генрике сорвал маску и обернулся к нему. – Я король Франции, дитя моё.