Пепел

Теперь она вступала сюда победоносно, стуча подошвами сапог по мраморному полу и высоко держа голову. А ещё в чёрной маске на лице и в костюме пажа. Народ на улицах кричал "До здравствует герцог де Гиз!". Он торжественно ехал на своём белом коне. А она сидела позади, никем не узнанной. И ни разу имени Валуа никто не выкрикнул. Он выполнил своё обещание: она вновь вступила в Лувр. Но совсем не королевой. Марго шла по до боли знакомым галереям и лестницам, вдыхая аромат детства, юности. Перед её глазами проносились образы прошлого. Генрих шёл впереди, его богато расшитый плащ поднимался от стремительного шага. Все его движения свидетелтствовали об уверенности. Действительно, он совершил невиданное – въехал в Париж, изгнав действующего короля. Ничего настолько дерзкого ещё никто не осмеливался совершить. А принцесса Валуа теперь была тенью позади него. Придворные не склонялись перед ней в поклонах, она не слышала восторженного шёпота вокруг. В тронной зале её не возвели на помост подле монарха, не окружили полчища кавалеров, не закружили в сильных руках братья. Потому что из братьев то остался лишь один. И то, теперь непонятно где находящийся. О Генрике никто не слышал, было известно лишь то, что он оставил Лувр. А она, Марго, теперь кто? Смотря на залы дворца своей семьи, она вдруг начала осознавать то, что раньше в голову ей не приходило: она предательница. Самая настоящая предателтница, из тех, что горят на девятом круге ада вместе с Люцифером, ещё ниже чем убийцы. Главный враг Валуа сейчас входит в их жилище, глядит на всю Францию свысока и повергает предыдущих королей в прах. А она, их дочь, их сестра, сейчас здесь, с ним. И ради чего? Маргарита бросила взгляд на Генриха, который сейчас посреди зала стоял в окружении своих соратников и что-то торжественно вещал, воинственно сжимая в воздухе кулак, как великий воитель древности. Кажется, она совсем не нужна ему здесь. Марго подошла к окну, устремляя взгляд в сад. Сколько часов она провела здесь за всю жизнь! Весенние цветы благоухали точно так же, как и всегда. Она дома. Только чей теперь этот дом? *** – Ты будешь ночевать здесь? В её голосе звучало искреннее непонимание с нотками испуга. Генрих, обозревавший комнату, обернулся к ней. – Отчего же нет? Это лучшие комнаты, в них мы и поселимся. Только сначала их должны прибрать. Королевская спальня всё ещё пахла Генрике, совсем недавно бывшим здесь. Забавно, она всё ещё помнила, каков был запах его излюбленных духов. Марго сдёрнула маску и прошла по мягкому восточному ковру. Она не ляжет в эту постель. Снова. Взгляд её упал на что-то поблёскивающее на подушке. Маргарита подошла и пригляделась. Это был крест из чёрных алмазов, некогда подаренный ей брату. Однако... Неужели Генрике нарочно его оставил, зная, что она будет здесь? Оглянувшись на Гиза, в это время изучавшего хаотично разбросаные на столе бумаги, которые король в спешке не успел убрать, она поспешно сжала в ладони вещицу, убирая её в карман кожаного колета. – Я займу комнаты, некогда принадлежавшие мне, – бросила она, поспешно выходя из спальни. Он, кажется, её даже не услышал, полностью погружённый в выискивание тёмных тайн Генрике де Валуа. *** Лувр полностью оккупировали Генрих со своими людьми и прочие особо знатные лигисты. Те, кто остался здесь, не уйдя с королём, были приняты в этот круг. Во дворце будто бы возник новый двор. Уже через пару часов горожане отправили к Гизу своих представителей, которые заявили, что король Валуа позорно бежал, такой правитель им не нужен и они готовы поддержать лотарингского герцога. Марго видела его торжествующую улыбку, когда народ Парижа сам предложил ему корону. Это вершина. Вот то, к чему он шёл всю жизнь. Разумеется, чтобы не показаться откровенным узурпатором от престола он отказался, заявив, что такой вопрос может быть решён лишь официально, когла соберутся знатнейшие мужи государства и действующий монарх. Только на таком совете может быть принято решение о смене династии. А пока что он будет доволен небольшой должностью коннетабля Франции. "Скромно, очень скромно", – сыронизировала про себя Маргарита, слушая его бесконечно благородные речи. Он не благороднее их, детей дома Валуа. Они все убийцы, беспринципные животные, сражающиеся за наживу. И движет ими только желание личной выгоды, за которую они готовы глотку друг другу перегрызть. Генрих, толкая свои речи, вдруг резко развернулся к ней, демонстрируя свою полностью удовлетворённую улыбку. Кажется, он ожидал, что она разделяет его триумф. Ему явно нужна была другая женщина. Прежняя Марго, полностью преданная, верная спутница, которая всегда поддержит и всё ради него позабудет. Но она давно уже изменилась. Теперь Марго, к её же несчастью, сильная. Она поспешно покинула зал, в котором вдруг стало нестерпимо душно, напоследок шепнув Генриху, чтобы он продолжал заниматься своими делами, а она хочет пойти погулять. В коридорах было пустынно. Всё же с Гизом пришло не настолько много людей. Она медленно брела в неизвестном направлении и её мучали тяжкие думы. Что будет дальше? Допустим, Гиз станет королём. А ей что же, довольствоваться статусом королевской фаворитки? Ей, кому этот престол куда больше принадлежал по праву. Он не сделает её королевой, ведь уже женат и брак его принёс много детей. Надо спуститься с небес на землю и думать реалистично. Генрих не Господь, ему не подвластно всё. Марго остановилась лишь тогда, когда достигла галереи с портретами королей. Здесь царила тьма, будто бы их нарочно спрятали. Она сама распахнула шторы, чтобы дневной свет проник сюда. И перед ней оказались знакомые лица. Она видела их будто бы наяву. Надо же, Генрике не снял портрет младшего брата. Валуа подошла к картине в золочёной раме, жадно вглядываясь в его черты. Здесь Франсуа был нарисован совсем юным, в щёгольском костюме, с разметавшимися рыжими кудрями и вечными смешинками в глазах. Она смотрела долго, а потом вдруг упала на колени и разрыдалась. Что бы сказал сейчас Франсуа? Как бы смотрел на неё? "Прости, прости!" – шептала она, всхлипывая. Он безумно любил её. Наверное, безусловнее всех в этом мире. Однако он был бы разочарован, зная, что она предала их всех до такой степени. Марго перевела взгляд на другой портрет. Огромный, богато оформленный. И плач её стал ещё громче. Отец бы проклял свою дочь, знай он, что она отступилась от семьи и сейчас с её злейшим врагом. И, наконец, Маргарита медленно поднялась с колен и прошла в самый центр галереи. Чтобы взглянуть в эти тёмные будто бы живые глаза. Ей бы хотелось сейчас собственными руками воткнуть нож в грудь Генрике, только бы вытравить его из изруряющего сознания. Он смотрел на неё с картины с немым обвинением. "Ненавижу! Ненавижу тебя", – сказала она, в упор смотря на бездушный холст. Но ненавидела она себя.