Верни мне веру

                    С трудом разомкнув опухшие веки, девушка обмерла, решив, что ослепла, когда не смогла разобрать вокруг себя ничего, кроме кромешного мрака. Но стоило ее глазам уловить едва различимое свечение между тёмными силуэтами стен, первоначальный страх постепенно отступил. Зато всё тело предательски сковала ноющая боль. Жутко трещала разбитая голова, а руки и ноги нещадно ныли, так, что поначалу трудно было пошевелиться. Мелкие острые камешки, рассыпанные по полу темницы, на котором распласталась пленница, больно впивались в спину, и без того покрытую многочисленными синяками.       Стараясь подняться, она со стоном перевернулась на живот и, опёршись на дрожащие руки, оттолкнулась от ледяного каменистого пола, поднимаясь на колени. Растрёпанные во все стороны непослушные медные кудри прилипли к саднящему лбу. Прошипев от щиплющей боли, она прижала к ране на голове тыльную сторону испачканной ладони.       До угнетённого сознания донеслись гулкие каркающие голоса, эхом отражающиеся от каменистых стен мелкой комнатушки, в которой держали пленницу. От мерзкого гавканья и жуткого смеха где-то, по-видимому, на верхних ярусах, у неё перехватило дыхание, по спине побежали колючие мурашки. Неспеша поднявшись, оперевшись на шершавую поверхность стены, она приблизилась к двери, в которой были выбиты небольшие неровные отверстия невесть для чего.       Упершись руками в недвижный камень, она несколько раз натужилась, пытаясь сдвинуть преграду, но всё было тщетно. Волна злости окатила ее с головой, и узница, забывая о страхе, издала дикий вопль, заколотив ладонями по каменной двери с такой силой, что очень скоро на нежных ладонях проступили страшные ссадины. Жгучая боль встала комом в горле, горели разбитые в кровь руки. Почувствовав, как все силы разом покинули ослабевшее тело, она едва добралась до тёмного угла мрачной комнаты.На полу там была брошена грязная рваная тряпка. Пленница сползла по стене и уткнулась носом в колени, окончательно потерявшись в догадках.       Совсем сбившись со счёта времени, она не знала, была ли на дворе глубокая ночь или светило ясное солнце. Впрочем, она даже день не могла определить. Смех и гоготание не прекращались ни на минуту, а лишь усиливались и затихали время от времени, глухо блуждая по коридорам за стеной. Просидев несколько часов, она всё же вновь поднялась, чтобы прильнуть к одному из неровных отверстий, из которого брезжил свет. Её тёмно-болотные припухшие глаза на минуту блеснули в темноте, как у дикого, загнанного в ловушку зверя.       Но, когда за дверью послышались гулкие шаги, юная пленница отпрянула от шершавого камня и, повалившись на землю, отползла в дальний угол. Ожидая незваных гостей, она подалась вперед, будто приготовившись к прыжку. В следующие несколько минут камень, напоминавший дверь, был с грохотом отодвинут, и в образовавшемся проходе показалась здоровая фигура, облачённая в тяжелые, громоздкие доспехи. Лицо незнакомца полностью закрывал шлем, а над головой возвышались кривые стальные рога.       Силуэт замер, озаряемый неровным свечением, а затем сделал движение в сторону несчастной. Она же, судорожно сглотнув, вдруг истошно зашипела, выставив руки вперед. Но это не остановило громилу. Он приблизился к девушке вплотную и, крепко ухватив за локоть, не обращая внимания на попытки извернуться, поднял одним резким рывком на ноги, потянув за собой. Брыкаясь и царапаясь, пленница сделала ещё несколько попыток освободиться из стальной хватки, но, когда её потащили по полу, как обычный мешок, поняла, что силы неравны. Она кое-как поднялась на ноги, грубо ругаясь себе под нос.       Едва поспевая за своим надзирателем, пленница с ужасом прокручивала в голове все самые жуткие пытки, которые ждали впереди. Но, как оказалось, бугай в доспехах не собирался долго возиться со слабой девчушкой. Протаскав её по несчетному количеству ступеней, он привёл её в огромный пустой зал, ярко озаряемый сотней свечей под потолком. Швырнув бедолагу на мраморный пол, он прогудел что-то невнятное и удалился, что есть силы хлопнув стальными дверьми. Пролежав на холодном мраморе несколько минут и убедившись, что осталась одна, она наконец поднялась и тут же об этом пожалела. Перед ней, уродливо скалясь и переминаясь с ноги на ногу, выстроилась толпа грязных тварей, скамов, притащивших её в этот поганый замок. Они гоготали, брызжа тягучей слюной от удовольствия, пихали друг друга, стараясь получше разглядеть узницу. Не отрывая взгляда от их скользкой мерзкой кожи, отдающей зеленовато-коричневым, и от грязно-пурпурных глаз, она поднялась на ноги, пытаясь унять дрожь в коленях.       Поначалу ничего не происходило, но затем звери осмелели и начали приближаться. Девушка попыталась отстраниться, но, чем дальше она пятилась, тем ближе подходили враги. И вот, в момент, когда она попыталась бежать, десятки скользких дьяволов облепили её со всех сторон. Зажимая в кольцо, они хватались за и без того разодранное платье и спутанные длинные волосы. Крича и пытаясь отбиться, девушка мысленно приготовилась к страшному концу: быть разорванной на мелкие куски. Но это, по крайней мере, казалось куда лучше долгих, бесконечных терзаний.       Когда скамы повалили её, изнурённую, на пол, накинувшись сверху, все свечи в огромном зале разом погасли, погрузив помещение в неясный полумрак. Через большие витражи высоко в стенах пробился яркий лунный свет, серебром отражаясь от полированного мрамора. Громкий бас проревел на грубом чужом языке что-то малопонятное, но очень устрашающее. Весь десяток скользких гадов завопил и рассыпался кто куда, поскуливая. В одно мгновение зал опустел. В мёртвой тишине слышалось лишь прерывистое дыхание напуганной пленницы.       — Поднимись, они ушли, — сладкозвучный мужской голос заполнил всё вокруг, эхом замирая под потолком.       Девушка осталась сидеть на коленях, замерев. Ей показалось, что в другом конце зала над полом возвышалась размытое облако тени.       — Скажи мне, как твоё имя? — Тень приближалась, и теперь, в блёклых лучах спасительной луны, можно было разглядеть высокий силуэт мужчины, уже не столь размытый, но всё ещё не имеющий чётких очертаний. — Откуда ты?       — Меня, я… — не зная, как подобрать слова, пленница отвела блуждающий взгляд на одно из мозаичных окон под потолком, — моё имя Маривел.       Мужчина залился холодным хохотом, закинув голову, и его смех забрался, казалось, в самую душу холодными, острыми иглами. Девушка вздрогнула, когда он резко прекратил смеяться и приблизился почти вплотную, опустившись на колени напротив.       — Нет, Мирелия, это не твоё имя.       Судорожно вздрогнув, она подняла глаза. Его лицо оказалось в паре сантиметров, так близко, что даже в темноте можно было разглядеть острые скулы и тонкие губы, скривлённые в довольной усмешке. Почти чёрные ледяные глаза лукаво улыбались, а длинные, прямые, иссиня-чёрные волосы небрежными прядями спадали на бледное лицо. Ещё какое-то время он сверлил её взглядом, а после — резко поднялся, размял шею и сложил руки за спиной. Мирелия не могла отвести от него заворожённого взгляда, хотя и понимала, что это неправильно.       — Ну же, говори. Откуда ты? Как такое чистое, невинное существо оказалось в стенах моей темницы? — Он наигранно удивлённо изогнул бровь.       Оторвав наконец взор от мужчины, она убрала прядь за ухо. Храбрость возвращалась, голова снова заработала, и девушка, избегая взгляда собеседника, быстро перебирала в голове всевозможные варианты ответа:       — Меня схватили во время набега на нашу деревушку и насильно привезли сюда.       — И снова ложь. — Мужчину, казалось, забавляла эта игра со своей жертвой, ему нравилось следить за выражением её лица каждый раз, когда он заставал её врасплох. — Мне сказали, что ты сама бросилась в плен с криками и воплями, привлекая к себе как можно больше внимания.       Ответа не последовало. Мирелии показалось, что этот странный тип и так знает всю историю, и сейчас лишь играеи с ней, как хищник с добычей. Она вспомнила, как её домашняя кошка загоняла измученных мышей. Охотница с наслаждением игралась с несчастными перед тем, как задушить, отпуская их, даруя глоток минутной надежды, и вновь нагоняла. То же самое происходило и сейчас.       — Эти отвратительные скамы — тупые существа. Они слепы в своих желаниях, и все до одного выполняют приказы лишь за награду. Ты можешь обмануть их, но от меня правды не скрыть. Кого ты пыталась защитить?       — Мою семью. — Упрямо уставившись на говорившего, Мирелия решила заканчивать игру в кошки мышки.       Зал снова наполнился смехом, мужчина смеялся долго и искренне, словно услышал очень хорошую шутку.       — Семью? Но у тебя нет семьи, моя дорогая. Ты ведь сирота, если я не ошибаюсь. — Он поймал её мимолётный взгляд. — Не ошибаюсь.       — Какое это имеет значение? Главное, что я справилась со своей задачей, мои близкие в безопасности, и всё происходящее сейчас — уже неважно.       — Твои близкие? Те, кого ты любишь? Ты, считай, отдала за них жизнь, а что они сделали ради тебя? Не напрасна ли твоя жертва?       — Они в безопасности, — настойчиво повторила девушка. По крайней мере, ей самой хотелось в это верить.       — Это так глупо, — идти на смерть ради кого-то. В чём смысл этих подвигов, зачем защищать чужих одинокому сердцу людей? — говоривший вновь приблизился.       — Ты никогда не узнаешь этого, — упорно не поднимая глаз на настырного незнакомца, бросила она. Голос наконец полностью окреп, прибавилось сил говорить. — Тебе не светит понять значения жертвы, так же, как и узнать смысл любви. Здесь, в этом отвратном месте, нет ни тепла, ни доброты, ничего, кроме пустого мрака.       — Любви? — мужчина отпрянул. — О какой любви ты говоришь? Ты ведь так же, как и я, не веришь в эти сказки, не так ли? В этом прогнившем до основания мире нет места ни любви, ни теплу, ни доброте, — он очень убедительно спародировал девушку, — ни прочим человеческим бредням. Миром правят те, кто дорвался до власти, а все остальные — расходный материал.       Мирелия фыркнула, отвернувшись. Единственное, что её волновало — как улизнуть из этой несносной обители мрака и ненависти.       — Да будет тебе известно, что весь наш никчёмный мирок разделён на сиджаки — территориальные разделения, — всё так же продолжал мужчина, — придуманные каким-то сбредившим предком, который решил, что имеет все права распоряжаться землёй, — он словно выплюнул последние слова. Мирелия брезгливо сморщила нос.       — Каждый сиджак разбит на мелкие деревушки, и, по-хорошему, находится под контролем управителей, отвечающих за свои земли, — он вдруг хитро оскалился, — и здесь начинается всё самое интересное.       Всё ещё безразлично наблюдающая за ним пленница иронично изогнула бровь.       — Управителям нет дела до их владений, они получают своё золото с налогов и прочих пошлин, а набеги и нападки остаются без внимания. Все деревни, по достоинству оценившие мою власть, давно сдались под моё управление. Те же, кто пожелал упрямиться, — он снова поймал на себе недобрый взгляд и усмехнулся, — да-да, именно, они получили то, что заслужили. Возможно, если б не отец твоей горячо любимой Талиси, тебя бы и не было здесь…       — Заткнись! — выпалила побледневшая Мирелия, вытянувшись, как струна. Мужчина скривил губы в гримасе отвращения и, нарочито звучно выдохнув, подытожил свою речь:       — Каждый живёт так, чтобы выжить. И, будь уверена, твои «близкие» поднимают кубки за твой безрассудный поступок, радуясь тому, что их тушки уцелели. На этот раз.       — Я уверена, что ты глубоко ошибаешься, — притворно сладко съязвила девушка, захлопав ресницами, и, тут же изменившись в лице, делая акцент на каждом слове, добавила, — Ты н и ч е г о не знаешь об устройстве этого мира.       — Тогда, может, составишь мне компанию, и я покажу тебе, что есть настоящее, а что –плод твоего детского воображения? — он самодовольно ухмыльнулся, протягивая ей руку, но она лишь недоверчиво уставилась на его мертвенно-бледную ладонь.       — Зачем тебе это? Не легче ли просто убить меня?       — Убить? — мужчина снова спрятал руку за спиной. — Это слишком жестко, мне не за чем тебя убивать. А вот попытаться склонить тебя на свою сторону — мысль поинтереснее.       — Я не понимаю, в чём смысл? — Мирелия окончательно запуталась как в говорившем, так и в собственных догадках. Ей казалось глупым всё то, что он делал. Будь он таким злым и страшным, каким его описывали поселенцы её деревни, какой был резон ему забавляться с очередной заключённой. Неужто у захватчика и разорителя деревень и сиджаков не нашлось дел поважнее?       — Скажем так: время, проведённое здесь, выматывает. Считай это своеобразной игрой, в которой я постараюсь поделиться всевозможным опытом. Ты мне нравишься, и мне жутко интересно, во что выльется твоё упрямство, и где в конце концов окажется твоя непоколебимая вера. Ломать людей под себя очень вдохновляет, тебе так не кажется?       — Моей веры меня ничто не лишит, — хмыкнула Мирелия, гордо задрав голову, — как бы ты ни старался.       За спиной с громким гулом отворились стальные двери, в проходе появился всё тот же крепкий надзиратель в железных латах. Приблизившись, он дождался короткого кивка от своего господина и вновь ухватил пленницу под локоть. Вскрикнув от боли, Мирелия дёрнулась, за что снова получила встряску.       — В таком случае, я обязательно найду способ, — восприняв слова своей собеседницы как вызов, задумчиво произнёс мужчина. Он ещё недолго смотрел, как её тащат обратно в темницу, а затем его силуэт бесследно растворился в молчаливой темноте.       Девушка в очередной раз ударилась о каменный пол, с силой заброшенная в свою привычную, пропахшую гнилью камеру. Простонав, она поднялась на ноги и кругами начала мерить своё узилище. Домыслы, догадки и ненавязчивые идеи побега роились в уставшем сознании, росло напряжение. В конец измотавшись, она наконец потёрла усталые припухшие глаза и увалилась на старое тряпьё, служившие подстилкой. Свернувшись клубочком на ткани, она уставилась в стену, оценивая всю отвратительность ситуации, в которой оказалась. Недолго промучившись, она наконец пришла к выводу, что в таком состоянии ничего дельного не придумать. На минуту прикрыв глаза, Мирелия даже не заметила, как провалилась в беспокойный сон, лишь иногда вздрагивая от гулкого смеха скамов.       Разбудил пленницу громкий звон стали и протяжный стон одного из скользких гадов прямо за массивной каменной дверью. В испуге подскочив, она замерла в напряжении, вглядываясь в темноту. За массивной каменной дверью больше не мерцал свет одинокого факела.