Невозможно оторваться / can't turn off what turns me on

Видите ли, сложность заключается в том, чтобы в одном лице быть и омегой, и человеком, который сам в шесть лет научился пользоваться газовой плитой, потому что никто другой не собирался его кормить; омега любит уют, обнимашки и много телесного контакта, в то время как девочка, помешивающая консервированный горошек, знает, что желание обниматься — напрасная трата энергии и ничего, кроме грусти, не принесёт. Поэтому Рей не очень… хороша… в посткоитальной части течного секса. Это та часть, где она рассчитывает на покой, насыщение и довольство. Это та часть, где альфа, по идее, поглаживает, ласкает и делает всё возможное, чтобы дополнить эйфорическое ощущение благополучия, потому что счастливая омега — плодовитая омега, в чём, в конечном счёте, и заключается весь смысл этого глупого биологического танца. И омега-ипостась Рей — да, она хочет тесных объятий. Остальная часть Рей теряет покой уже через полторы минуты. И это весьма прискорбно, потому что сцепка — тот период, когда инстинкт «прижми-пару-к-себе-покрепче» проявляется в альфах сильнее всего, — в большинстве случаев длится примерно полчаса. Долгие, неловкие, беспокойные полчаса. Но Бен говорит: — Сядь прямо. Хочу на тебя посмотреть. Хо-хо. Ну… окей. Устроиться удаётся не сразу, но Рей умудряется оседлать таз Бена не причинив серьёзного ущерба. Внутри неё он всё ещё жёсткий (и эта новая позиция вообще-то чертовски хороша), но их тела уже не так плотно соприкасаются, и она может немного на нём поёрзать. Она выпрямляется, и они разглядывают друг друга. Свет лампы сбоку не очень-то лестен. Однако сложно сетовать на себя, когда в твою вагину на восемь дюймов погружён член альфы. И всё же Рей чувствует, как взгляд Бена задерживается там, где должны быть тени, но их нет, или, наоборот, там, где тени есть, но их быть не должно. (Омегам не положено быть поджарыми. Бёдра у них должны быть шире, кожа — нежнее, бюст — гораздо роскошнее. Не один человек сообщил Рей об этом.) Я достаточно хороша, Альфа? Вся омега-сущность Рей призывает его к ответу, и внутренние стенки трепещут, стискивая узел, а её железы источают феромоны мольбы. Я тебя радую? Его губы приоткрываются, но он не говорит ни слова. Она не может прочесть в его лице ровным счётом ничего. Проходит, кажется, вечность, и его большие ладони сжимают её бёдра. — Расскажи мне о себе, — приказывает он, и она понимает тотчас же: чем бы он по жизни ни занимался, этот мужчина привык, чтобы ему подчинялись. — Кто ты, Мусорщица? — Я омега, — отвечает Рей. Ладони скользят по её бёдрам, по талии; он водит пальцами по коже живота. — Я это знаю. Что ещё? — Чего ещё тебе надо? Тёплые, уверенные руки теперь на её грудях. Он не очень-то нежен, но она на нежность не очень-то и настроена, так что её это устраивает. Бугорок мозоли на его левом большом пальце царапает сосок, и Рей вздрагивает. — Не знаю, — бормочет он. — Откуда ты? Из какой части Великобритании? Рей как холодной водой окатили. Не важно, что вопрос «Откуда ты?» задаёт первым делом большинство собеседников, всё равно он её нервирует. Но она в жёсткой течке — воистину нет ничего, что могло бы остудить её пыл. — Лондон, — расплывчиво лжёт она, обхватывая пальцами его запястья, чтобы удержать их на месте. Она покачивается на нём. — Пожалуйста, продолжай. — Чем ты зарабатываешь на жизнь? — Ещё одно покачивание. Теперь как раз довольно места для некоторого скольжения, и ох, как это хорошо. — Я механик. — А. Это объясняет запах. Рей моргает. — Грубо. Он склоняет голову набок. — Разве? — Тебе бы понравилось, если бы я гадала о твоей работе по запаху? — Сильно сомневаюсь, что ты угадаешь. — Хм-м. — Вызов принят. У Рей всегда хорошо получалось читать по запаху. Она отпускает запястья Бена (его руки ложатся ей на поясницу) и льнёт к нему, томно потягиваясь и с выгодой используя те крохи оставшегося времени, когда подобным кокетством она всё ещё может отвлечь его от вопросов, на которые ей не хочется отвечать. Ты Альфа, я Омега. Этого достаточно. На лице и груди у него родинки и веснушки. Тот шрам тянется почти до грудной мышцы; Рей любопытно, откуда он взялся, но она не спросит — это только создаст почву для дальнейших, более личных вопросов. Когда она насаживается теснее и смещается, у него перехватывает дыхание. (Они вот-вот начнут по-новой, не так ли? Шустро. Даже не расцепившись для начала. Он довольно быстро восстанавливается, даже для течки, и Рей не жалуется.) Она зарывается пальцами в его мягкие-премягкие волосы и слегка их оттягивает; он запрокидывает голову, подставляя ей шею. Странно видеть этот жест от альфы, но ей это нравится. — Кто ты, Кайло Рен? — шелестит она. Рей поводит носом по линии его челюсти… … и прихватывает ароматическую железу губами. Бен мычит, ухватывается за её бёдра и начинает трахать так жёстко, как только их тела им позволяют. С этого ракурса её обострённые чувства полнятся альфой — через нос, и рот, и кровоток. Она проводит языком по его коже, чтобы попробовать на вкус эмоции… … ох. Ох, вот этого она уж точно не ожидала. Однако нет времени думать об этом коктейле из неврозов, взбалтывающемся под нею, потому что он вновь подталкивает её к краю. Ведь, в конце концов, они тут для этого.

***

И всё же она спрашивает после: — Чего ты так нервничаешь? Он замирает. — Я бы не сказал, что нервничаю. (Рей бы тоже так не сказала. «Нервничать» — слишком мягкая формулировка. То, вкус чего она почувствовала, больше похоже на страх. И это расстраивает её как омегу, потому что, если альфа напуган, значит, происходит/произошло/произойдёт что-то плохое.) Должно быть, она всем своим телом излучает неверие, потому что спустя мгновение Бен признаёт: — Мне… слегка не по себе. — Ох. Ему не по себе. Ты не угождаешь своему Альфе. Он не получает с тобой удовольствия. Спустя один удар сердца он сжимает её гораздо крепче, баюкает, заключив в своего рода утешительные объятия, уникальные между альфой и опечаленной омегой. — Нет, нет, тише, нет, — напевает он тихонько. (Рей категорически не нравится, как приятно, когда тебя успокаивают как неугомонное дитя.) — Я тебя расстроил. Не надо бояться. — Я не боюсь. — Пахнешь, будто боишься. — Как и ты. Я не понимаю. — Нет, нет, всё нормально. — Он гладит её по волосам, вжимается губами в её висок. (Это почти так же удивительно, как оргазмы. Рей не знает, как утешиться, зато омега в ней знает.) — Я… — Он хмурится, затем очень официально говорит: — Я отвлёкся озабоченностью касательно твоего удовлетворения. Стоп. Что? Рей приподнимается (по крайней мере, этот здоровяк не вжимает её в матрас). Бен будто отводит взгляд. — Ты беспокоишься о том, кончаю ли я? — спрашивает она недоверчиво. — Ты ведь знаешь, что я в течке, да? — Да, я в курсе. Она слегка поигрывает бёдрами, обозначая их связь. Серьёзно, они ведь ещё даже не разделились, как он вообще может… — Ты не видишь, что ли, что я… — Конечно вижу, — пыхтит он. Размётанные по подушке волосы выставляют на обозрение уши, которые добавляют какую-то неожиданную красоту его лицу. Уши, которые сейчас густо краснеют. — И… — И есть определённые ожидания, которым нужно… Думаю, я полагал, что инстинкты подскажут больше, чем… — Он осекается под её скептическим взглядом, мрачнеет и решается, видимо, сказать напрямик: — Быть хорошим альфой — это не только тыкать в тебя пенисом. Ох. Э-э. Теперь и Рей начинает заливаться краской. Что вообще можно на это ответить? — Ну-у, ты… в смысле… Он тяжело вздыхает. — И ты опять расстраиваешься. — Я не расстраиваюсь! — Вообще-то есть немного. — Это как бы… Ладно, я знаю, ты сказал, что тебе в новинку культура случайных связей, так что ты наверняка не… — Мне всё это в новинку. Рей закрывает рот. Затем. Она открывает рот… … и снова закрывает. Теперь Бен определённо избегает зрительного контакта, а уши у него почти побагровели. — Я думал, ты знала, — бормочет он. — Я же тебе сказал. Он рассчитывал, что ты знаешь. Твой Альфа в тебе разочаровался. Неудачная из тебя Омега. Если бы он только мог выбрать другую. Ты никчёмная. И всё же он по-прежнему твёрдый, и горячий, и пульсирует у неё внутри. И Рей, та самая шестилетняя девочка, что стоически питалась консервированным горошком, та самая омега, которую переполняют гормоны, которая только что лишила девственности альфу и которая примерно в часе от начала безумия, делает то единственное, что может сделать. Она ударяется в слёзы.