Лесоруб

      Глеб начал целовать меня в подъезде, на этот раз — напористо и глубоко, с битвой языков, по-альфячьи, не как в баре, и я поплыл, с готовностью обвивая его шею руками, плотно влипая в живот парня животом — волос не пролезет. Занятно все же целоваться, когда альфа с тобой одного роста — не нужно тянуться, привставая на цыпочки.       Увлекшись ощущениями, я не заметил, как Глеб отпер дверь и аккуратно, но настойчиво втолкнул меня в прихожую, и относительно очнулся уже прижатым к стене лопатками под вешалкой.       Загадочное перемещение в пространстве, эхма. А нехуй в такси было бухать, до квартиры бы вискарь не испортился! Целых полтора стакана почти махом выдул, занюхивая рукавом за неимением поблизости закуси…       Пока я заплетающимися, залитыми алкоголем извилинами пытался осознать, каким образом попал с лестничной клетки под вешалку, Глеб стянул с меня куртку и футболку и, прекратив терзать рот, принялся влажно выцеловывать шею, постепенно спускаясь к ключицам. Это было хорошо и приятно, правильно. Пусть продолжает в том же духе.       С ключиц альфа переместился на грудь, облизал и пососал по очереди оба чутко сморщившихся в ответ на ласки соска. А я продолжал стоять, прислонившись спиной к стене, пьяный дурак, запустив пальцы в его лохмы, балдел. От прикосновений губ и языка Глеба по коже разбегались теплые, оседающие в паху волны медленно нарастающего возбуждения. Не просто хорошо — замечательно, только между ягодиц мокро. Да, и заинтересовавшемуся происходящим члену тесновато в джинсах. Выпустить его на свободу, что ли?       Подумано — исполнено.       — Подожди… — я, пошатываясь, отлепился от стены и взялся за пряжку ремня.       Та не поддавалась, то ли заела, то ли я, трезвенник, ее дергал не туда. Опустившийся на колени Глеб оттолкнул мои руки прочь, попытался помочь — безуспешно, чертова пряжка сопротивлялась усилиям альфы столь же упорно, как и моим.       — Может, ножницами ремень разрежем? — предложил парень, туманно глядя на меня снизу.       Ничего похожего на ножницы ни под вешалкой, ни на полу вокруг нас не наблюдалось, и я пожал обнаженными плечами, признавая теоретическую возможность применения ножниц с целью освобождения меня из плена джинсов. А то как трахаться-то, в джинсах? Разве что дырки проделать в ткани сзади и спереди теми же ножницами.       Не-е-е. Ремень разрезать легче и быстрее. Но ножниц нет. И ножа нет.       — Глеб, у тебя кухня где-нибудь есть? Там нож, — сдавленно мяукнул я и накренился вбок. — У меня почему-то ноги меня упасть норовят, — сообщил, адресуясь в пространство.       Глеб, выпивший всего полстакана вискаря, понял меня верно и, хихикнув, шустро вскочил. Я сразу же вновь обнял парня за шею, потому что превратившиеся в кисель ноги реально норовили меня упасть. Или уронить?       Запутка…       — Куда ты меня тащишь? — возмутился громко, чувствуя — ступни оторвались от пола и стены прихожей поплыли влево. — Верни взад!       Смеющийся Глеб не слушал, пер мое протестующе затрепыхавшееся тело в неизвестном направлении.       Оказалось — в спальню на кровать. Усадив меня поверх покрывала, альфа опять принялся за пряжку, и на этот раз победил.       — Ура! — он вжикнул чьей-то молнией, вроде моей, и я, опрокинувшись на спину, поспешно приподнял таз.       М-м-м, кажется, меня раздевают. Прикольно, джинсы вместе с трусами ползут по бедрам вниз-вниз, пах и ягодицы обдало прохладой. Вот они уползли совсем, теперь свежо и коленям, и икрам. Гум-м, и носки с натершими мизинцы ботинками уползли, можно вдоволь шевелить пальцами ног! Кайф…       — Ахха! — я попытался сесть, но тут Глеб лег со мной рядом, жарко задышал в ухо.       Верно, садиться незачем. Лежать удобнее.       — Как я тебя трахну, если мне лежится? — я перекатил голову набок. — Не знаешь?       Глеб не ответил ни словечка, зато засосал мои губы и язык так, что в глазах потемнело и замелькали огонечки. Горячо, страстно. Шикарно.       Да-а-а…       Кто стонет, я, что ли? Чья тяжесть придавливает меня к кровати? Чей торс я обхватил ногами, сцепив щиколотки в замок и чья плоть неспешными толчками глубже и глубже проникает в мой хлюпающий смазкой анус?       Глеб ничего не перепутал? Это я должен его трахать, не он меня!       Впрочем, альфа отлично справляется с ролью верха, вошел сразу под правильным углом, задел головкой то, что нужно. Изнутри бьет яркой вспышкой удовольствия.       Умхм… Амхм… Не останавливайся, ты замечательный, и член у тебя… а-а-х… замечательный, длинная, толстая дубина… Толчок, толчок, толчок, толчок… Господи, сладко, еще-е-е…       Глеб вдруг больно кусает меня за нижнюю губу, заставляя очнуться, продолжая постепенно ускоряющиеся возвратно-поступательные движения тазом, пристально смотрит в лицо. Глаза у него подернуты поволокой, взгляд расфокусирован.       — Нравится, северная шлюха?       Это он мне?       Кто шлюха?! Я?!       Ну блядь. Я так не играю. Только расслабился до бескостности, только в рай собрался!       — Сам шлюха!!! — ежики — птицы гордые, но обзывать шлюхами безопаснее мелких городских омег, а я — лесоруб и бешеный кот! Тяжеленные бревна в лесу ворочал и таскал с четырнадцати лет, топором махал часами, не вспотев.       Уже когда Глеб улетел и с меня, и с кровати, я сообразил, что оттолкнул его слишком сильно, и относительно протрезвел, испугавшись последствий. Шутка ли, хозяина квартиры нечаянно покалечить!       — Глеб! — позвал, садясь рывком. — Ты цел?       На полу витиевато выругались в полголоса, и над краем кровати приподнялась альфячья голова — каштановые вихры вороньим гнездом.       — Цел, — вздохнула, хмуря брови. — Инге, прости, я не то хотел сказать…       Елки-палки, зеленые моталки. Я чувака чуть не убил, а он еще и извиняется. Нет, положительно, вискарь стаканами — не для меня. Становлюсь опасен для окружающих и себя не контролирую.       Наклонившись вперед, я, фактически сложившись пополам, лег грудью на постель и примирительно погладил Глеба по напряженной желваком скуле.       — Ух ты! — парень выпялился на мою позу, колени в стороны и вверх. — Ты такой гибкий! Круть! Это срочно нужно использовать!       Глаза у него хищно вспыхнули, на пунцовые, зацелованные губы выползла кривая предвкушающая ухмылочка. И я понял — сегодня мне сверху не быть ни чучелком, ни тушкой. Сейчас Глеб ка-а-к встанет, ка-а-к заберется обратно на трахо-ложе и, пока не испробует меня на гибкость во всех направлениях, не угомонится.       Блядь. Бедные мои связки и бедный позвоночник. Срочно выпить, я слишком трезвый… Плакал завтрашний подиум — утром банально не встану, ноги вместе свести не сумею…       Папочка, спасите! Едва наметившаяся денежная карьера манекенщика, подожди!       — Стой! — я уперся восставшему из прибитых альфе в грудь обеими ладонями, отрицая будущее на стипендию. — Моя очередь вести! Если откажешь — одеваюсь и ухожу!       Нихуясе. Никогда раньше не видел, чтобы кто-либо принимал коленно-локтевую с подобной скоростью. Похоже, меня развели, как котенка и именно этого парень и добивался?       Идиот я. Ладно, загоню ему, не проблема, тем более пребываю в бешенстве. А потом додрочу в кулак и завалюсь спать — хватит, нарезвились. Мне новый ноут нужен позарез, старый еле пашет.       Держись, Глеб, хочешь — скули, хочешь — кричи, хочешь — вой, хочешь — поддавай. Все ради тебя, сам напросился, мало не покажется. В северных лесах омеги особо злоебучи и мощны как альфы, хоть и без узлов. Разбудил лихо — не жалуйся завтра, что, мол, ай-ой, жопа болит. Не омега ты — жаловаться, перетерпишь.