Лесоруб

      Ох. Ох. Ох. Мои полушария, которые под черепом — они болели. Такое ощущение, что там, под черепом, теперь не полушария, а камни перекатывались. Перекатываясь, эти камни, очевидно, давили изнутри головы на глазные яблоки, иначе как еще объяснить мое расстройство зрения? Стены и потолок незнакомой комнаты плавали, землисто-серое, опухшее лицо Глеба плавало и было почему-то перекошено…       Я со стоном сел, цепляясь за протянутую Глебом руку, и опять застонал, куда жалобнее — потому что болела у меня, оказывается, не только голова — от копчика прострелило по позвоночнику вверх до лопаток молнией. Бля-а-адь…       Я упал обратно на спину и замер, боясь пошевелиться.       Глеб навис сверху, смотрел с сочувствием.       — Ты зачем меня с узлом повязал? — я моргал. — Не в течку! У меня вечером премьера!       Альфа поразмышлял пару мгновений и скривил рот.       — Я бы тебя не вязал, котя, — ответил он сипло, — но ты не дал мне вовремя выйти. Вот узел и вздулся. Прости.       Этот… изверг еще и обзывался!       Хотя котей при моих габаритах быть приятно, конечно. Последний любовник викингом звал. Ладно, наверно, прощу его. Но как дальше, с подиумом-то? Неужто останусь без нового ноутбука?       Я усилием воли взял свои затуманенные похмельем извилины под контроль и похлопал альфу по колену:        — У тебя дома какие-нибудь обезболивающие есть? Ректальные свечки, таблетки? Срочно нужно, и побольше! Если нет — одевайся и бегом в аптеку, к вечеру я обязан быть на ногах!       Глеб вяло покивал, помаргивая, и бочком пополз с кровати. Мдя, похоже, с бегом кто-то погорячился… Бедный альфа, нарвался на злоебучего северного омегу. Я его и без узла уделал — неделю не сядет. Квиты?       Наблюдать, как альфа, враскоряку и держась за поясницу, покидает спальню, было забавно. Он вернулся минут через десять, принес початую литровую бутылку минералки и оранжевую коробочку-аптечку, и, страдальчески морщась, улегся рядом со мной на живот.       — На, — парень сунул мне воду. — Сушняк полечи.       Я, встрепенувшись, приподнялся на локте, скрутил бутылке пробку и с жадностью припал к минералке губами, заглотал. Вот оно, счастье. Не полное, конечно, но здорово.       Пока я пил, уничтожая во рту ощущение кошачьего сортира, Глеб открыл аптечку и вывалил ее содержимое на простынь.       — Свечки, — парень кинул мне на живот упаковку свечей. — С анестетиком, заживляющие. Ректальная мазь. Анти-перепин, таблеточки, шикарная штука, поднимают даже мертвых. Держи.       Я оценил запасливость альфы по достоинству, сцапал пластинку таблеток, выковырял две, закинул на язык. Отлично, теперь повернуться на бок, и мазька. Выдавить ее на палец и поглубже запихнуть в растраханную дырку, распределяя круговыми движениями… Уй-у-у, жжет! За мазькой — две свечки, нечего мелочиться после сцепки с узлом. Бля-бля, больно прикасаться! Колечко ануса припухло, внутри кишки горячо, мокро и саднит. Зато яйца пустые, ахха. Натрахался на сутки вперед!       Глеб придвинулся, подул мне в ямку за ухом, я обнял его за шею и хихикнул. Щекотно, приятно, и… А я точно натрахался?       Аромат хвои обволакивает, ладонь у альфы теплая и шершавая, гладит по моему невольно поджавшемуся животу, нежно-нежно обводя кубики пресса, и его полный обожания жаркий шепот:       — Я бы тебя пометил, котя… Но ты ведь не разрешишь…       Ишь, чего удумал, немочь городская — викинга охомутать. Меня есть, кому метить, правда, не здесь, в городе — на севере! Но это пока секрет, я там еще ничего до конца не решил, нагуляться надо, других альф пощупать.       — Конечно, не разрешу, мы не истинные.       Глеб со вздохом разочарования отстранился, но руки с моего живота не убрал.       — Когда у тебя течка? — парень невинно затрепыхал ресницами. — Ты… мне нравишься очень, Инге. И запах твой нравится — скошенная трава, такой чистый, свежий…       М-м-м…       Славный и, безусловно, внимательный и ласковый альфа, соблазнительно благоухающий хвоей, ну как бы тебе объяснить… Ты мелковат. Когда я с тобой кувыркаюсь, у меня нет ошущения, что я слабый котенок. Наш секс напоминает битву равных воинов. А мне хочется подчиняться, прогибаться под чужой звериной мощью тростиночкой…       — Мур-р-р, — возбуждающийся от прикосновений Глеба котя-я прижмурился, извиняясь за резкость тона. — Шестьдесят девять? Зад не дам, и не проси.       Глеб не возражал против шестьдесят девять, по-моему, парню было без разницы, какая поза, главное, чтобы меня из постели не выпускать подольше. Упс… Если он влюбился, это проблема.       Додумать я не успел — уже поменявший положение тела альфа с влажным, чпокаюшим звуком без предупреждения заглотил мой член в рот до основания. Ах-х, сладко…       Я лизнул замаячившую перед лицом, налитую кровью крупную головку, аккуратно обхватив ее губами, пососал, выпустил и опять лизнул, начиная игру. Люблю подразнить партнера подобным образом, люблю и — умею. Мой первый альфа щедро научил разным хитростям взаимного ублажения.       Удивить Глеба или нахуй сдалось? Вон он как старается, рвотным рефлексом давится…       Уж не знаю, с кем Глеб раньше трахался, но такого минета, похоже, ему не делали никогда. Я довел альфу до полнейшей прострации и мучил долго и со вкусом. Когда он, наконец, кончил мне глубоко в горло с протяжным вязким криком, то просто рухнул на постель, часто-часто дыша, напрочь позабыв, что поза шестьдесят девять подразумевает взаимные оральные ласки, и затих, изображая амебу.       Я совершенно не обиделся на парня, в несколько движений догнался в кулак, устроил голову ему на плечо и тоже затих, сыто прикрыв глаза.       Хорошо, спокойно, головная боль прошла и в крестце больше не стреляет, так, между ягодиц щиплет немного. Поспать, что ли? Или в душ и поесть?       Двигаться было лениво, томно.       — Инге… — о, Глеб пришел в сознание.       — Переезжай жить ко мне? Я готовить умею…       Бля, мяу! Я, вообще-то, тоже умею, и в общаге мне недурственно. Комната-студия якобы на пару с сокурсником, на самом деле живущим в другом месте, и полная свобода.       — Переезжай… Я тебя на руках носить буду! — и нежнейший поцелуй в висок.       Не будешь, Глеб, мне жаль твоих межпозвоночных дисков. Викинг — слишком увесистая тушка тела для тебя, надорвешься и инвалидизируешься, сляжешь с радикулитом.       — Я сам умею ходить, — мурлыкнул я вслух. — Обе ноги на месте, не сломаны.       Глеб шутки не оценил, засопел обиженно, но выцеловывать мне висок не перестал.       — Я нравлюсь тебе не настолько, чтобы со мной жить, но на секс гожусь, — подытожил альфа печально. — Ясно. Приму и смирюсь.       Эх… Понятливый парень. Спасибо ему за то, что принял создавшуюся ситуацию спокойно и не устроил истерики.       — Инге… Тебе пора, наверно. В общаге своей отоспишься.       У, бля. Тон ледяной, до костей промораживает. Я ошибся на счет истерики, кажется, поторопился с выводами. А как же завтрак?       Подпустить в голос издевочки…       — А как же завтрак? Кофе в постель? — я, зевая, повозился и сел, преодолевая дремоту. — Выгоняешь меня голодным?       Глеб огненно зазыркал исподлобья, я успокаивающе-покровительственно потрепал его по боку и встал.       — Не поминай лихом, — сказал равнодушно, ища взглядом одежду. — И не дергайся, деньги на автобус у меня есть.       Уйти парень мне не позволил — подскочил, сгреб в объятия и потащил в душ, виновато бормоча: «котя, котенька, я не хотел»…       Я не сопротивлялся. Позволил ему помыть себя, красивого лесного неукрощенного дикаря, впрочем, не улыбаясь и брезгливо отворачивая лицо от поцелуев, оделся, вяло сжевал приготовленный им омлет с помидорным салатом и таки ушел. Не оставив номера телефона для связи, чтобы более сюда никогда не возвращаться.       Альф в городе навалом. Поищу еще, до течки две недели, а вечером — подиум. Глеб — неплох, но — не мой.