© Джером. К. Джером
* * *
Резкий удар в живот разгоняет посторонние мысли и выбивает весь воздух из лёгких. Глаза с запозданием фиксируют приближение оппонента, но среагировать тело не успевает и шипастая подошва его сандалий больно врезается куда-то в область диафрагмы, оставляя чёткий пыльный отпечаток на моей белой футболке. Я отлетаю назад, несколько раз кувыркнувшись и отбив в процессе правое плечо, но в последний момент всё же нахожу точку равновесия и торможу всеми конечностями, поднимая вокруг себя облачко пыли. Пятка задней ноги останавливается ровно в пяти сантиметрах от линии круга. Поднимаю наполненный злорадством взгляд на Учиху, не более как минуту назад кичившегося, что меня он «в два удара уложит». Ну-ну. С позы на четвереньках очень удобно брать низкий старт и рывком преодолевать короткие дистанции. Два рубящих в корпус, один – по коленной чашечке, сбоку. Опереться руками о землю, перенести вес и замахнуться пяткой, которую тут же принимают на блок. Стандартный обмен ударами, не более чем «приветствие». Саске пытается отступить, но я уже вошла в азарт. Условия у нас не то чтобы равные. Битвы на ограниченных территориях – явно не мой конёк, мне нужна дистанция для маневра и хоть какой-то разгон. Без этого чувствую себя стеснённой и не всегда могу удержаться в пределах начерченного сенсеем круга, что в условиях спарринга приравнивается к поражению. Увы-увы. Но вот если я могу позволить себе пропустить несколько ударов, то Учихе приходится парировать абсолютно все — своих серьёзных намерений сломать ему какую-нибудь не сильно важную кость я даже не скрываю. Думаю, Саске тоже это понял, когда бревно Каварими под моим ударом разлетелось в щепки, а земля пошла мелкими, но всё же трещинами. Напитывать чакрой удары у меня получалось грубо, практически топорно – рядовые чунины плакали бы кровавыми слезами, узнай сколько чакры я вбухиваю в эти нехитрые с виду махинации, – но от этого не менее действенно. Думаю, Ирука-сенсей уже и не рад, что начал практические занятия с чакрой на месяц раньше программы. Теперь покалечить ближнего своего с помощью новых возможностей не пробовал только святой. То есть только Хината. Количество травм за последнюю неделю побило все годовые рекорды. Причем страдали чаще всего не жертвы, а сами нападавшие. Потому что не сжечь себе танкэцу в руках от неправильной и неравномерной концентрации чакры могла, опять же, только Хината. У меня до сих пор жутко немели пальцы, но терпеть боль за последний год стало настолько же привычным, как и заваривать утренний рамэн, так что я не обращала внимания. Может это наплевательское отношение к своему здоровью мне потом и аукнется, но скорее нет, чем да – регенерация этого тела воистину волшебная, это я уже успела распробовать и оценить. Между тем Учиха времени не терял и схватил меня за атакующую ногу, дёргая на себя и уперев локоть в спину, перебросил через плечо. Ксо! Так глупо подставиться! Резко приближающаяся земля снова выбила из меня весь дух. На какое-то мгновение мир померк от боли, а из глаз брызнули слезы. Я успела уныло представить, какого размера синяк будет красоваться на спине завтра утром, прежде чем перекатом уйти в сторону от очередного удара, просвистевшего в паре миллиметров от уха. Сволочь! В лицо мне целится?! Ноги пришли в движение, ударили, но мальчик вовремя отступил. И тут же ответил. С размаха, сверху вниз, кулак со всей силы въехал в надбровье. Я пошатнулась, но все же смогла отступить на шаг назад и отвести серию следующих ударов, боковым зрением пытаясь определить, где сейчас находится линия круга. Эта невнимательность стоила мне пропущенного прямого в солнечное сплетение и нескольких болезненных тычков. Р-р-р! Мне откровенно не хватало скорости чтобы полноценно задеть Саске, он вертелся как уж на сковороде, уходя практически ото всех моих выпадов. Да и его клановое тайдзюцу было гораздо эффективнее: уже сейчас я чувствовала как ноет избитое тело, а ведь прошло всего минуты три с начала боя. От позорного проигрыша в первые же секунды меня спасали лишь звериные рефлексы, но мозг часто не поспевал за ними и я терялась в пространстве. Вот ты принимаешь на блок подхлестывающий удар снизу-вверх, чувствуя, как трещат от давления кости, а в следующий миг уже находишься в двух метрах от того места, дрифтуя сандалиями по пыли, потому что тело успело среагировать на новый выпад, а мозг – нет. И пока ты пытаешься осознать себя в пространстве, Учиха уже догоняет градом новых ударов, от которых точно останутся отвратительные лиловые синяки. Да, в этом неравном бою единственный шанс выиграть для меня – это продержаться до того момента, как у Учихи кончатся силы и запал. Выносливость – одна из моих сильных сторон и, к сожалению, мой оппонент тоже знает об этом, поэтому очень настойчиво пытается разорвать дистанцию. Главное – не дать ему это сделать, потому что если Саске достанет метательное железо… бой закончится очень быстро. Терпеть боль от ударов совсем не то же самое, что терпеть боль от застрявших в твоём теле железяк, это я знаю не по наслышке. И в способности Учихи нашпиговать меня сюрикенами по самое не балуй сомневаться тоже не приходится – даже со своими обострёнными рефлексами едва ли я успею увернуться хотя бы от половины. Не говоря уже о том, чтобы контратаковать. Поэтому приходится каждый раз сокращать дистанцию, пусть и подставляясь этим под новые удары, пытаться задеть его напитанными чакрой конечностями. В какой-то момент я с маниакальным удовольствием заметила, что Саске уже запыхался и удвоила напор. Несколько раз мне удавалось его коснуться, но лишь вскользь, что не приносило ожидаемого результата. Но вот он открылся на миг и я, вместо того чтобы логично пробить в корпус, со всей дури шандарахнула пяткой ему по стопе. Послышался тихий хруст ломаемых костей и сдавленные ругательства одноклассника. Не скрывая победной улыбки, я развила результат отработанной связкой, уже без использования чакры – желание покалечить ближнего вполне удовлетворилось сломанными пальцами Учихи. Последний проникающий удар ногой в корпус – и его относит за пределы круга. Да-а! Да, чёрт возьми! — Бой окончен! — поспешно объявил Ирука-сенсей с невероятным облегчением в голосе. Радуется, что мы не успели поубивать друг-друга? Я задумчиво посмотрела на с трудом поднимающегося с земли Саске и, встретившись с ним взглядом, невольно вздрогнула. Правильно радуется. — Победитель: Наруто Узумаки! И пусть это была первая победа из предыдущих шести спаррингов, я была невероятно горда собой. Подойдя ближе, вполне благодушно протянула брюнету руку, предлагая помочь подняться. Он мой порыв не оценил и прошипел что-то оскорбительное сквозь зубы. Тэмме, я же вижу, что тебе больно! Бой закончен, какой смысл артачиться? Фыркнув, я дождалась пока он соизволит сложить знак примирения – символ того, что все обиды остаются в пределах этого круга и товарищи остаются товарищами – и, отвернувшись, направилась к зрителям, откуда доносились аплодисменты и улюлюканье. И хотя радовались моей победе в основном только парни, но тепла в душе от этого было не меньше. — Молодцом, Наруто! — хлопнул по моей протянутой ладошке Киба. — Давно следовало уделать этого выскочку! Посмотрев в лучащуюся довольством звериную физиономию, я сама не сдержала улыбки. И ойкнула, когда что-то коснулось больного плеча, повреждённого при падении. Взгляд Рио, наоборот, был далёк от радостного. Ему совсем не нравилось, что я добровольно подставляюсь под удары и мальчик не собирался это скрывать. «Дура, я же волнуюсь!» – кричал его взгляд. Укоризненные карие глаза почти сумели меня пристыдить, но вот в поле зрения появился лыбящийся Чёджи и Шикамару и я снова засияла, как новогодняя ёлка. — Ой, подумаешь, пара царапин. К вечеру затянутся. Интересно, с каких пор я начала мыслить, как прошлая Наруто? По всему выходило, что довольно давно. Этот мир поглощал меня, затягивал в свой круговорот не давая и шанса остаться прежней. Носимая поначалу маска настолько сильно вросла в меня, что отделить её от тела теперь можно лишь с кровью и мясом. И то не факт, что получится. Вставать каждое утро от противного звонка будильника и обещать себе обязательно лечь пораньше в следующий раз, никогда не выполняя это обещание. Пить крепко заваренный чай с тремя ложечками сахара и, сонно щурясь, разглядывать панораму просыпающейся Конохи с высоты своего балкона. Носить сандалии шиноби, каждый раз выпрашивая пластырь от мозолей у Ино, потому что руки никак не доходят купить собственный. Здороваться со стариком Теучи в раменной, с гордостью рассказывая каждому встречному-поперечному, кто именно нарисовал ту красочную вывеску для Ичираку (и получил за это бесплатные талоны!), выслушивая в ответ комплименты. Носиться по крышам как бешеная белка и ловить потоки воздуха лицом. Устраивать уличные драки и поддерживать репутацию демонёнка среди дворовой шпаны. Приветливо махать ручкой дежурному чунину в Полицейском участке и спрашивать его о семье, как старого знакомого. Ерошить пальцами розовую макушку давно прекратившего сопротивляться Рио и плести ему косички на уроках, под аккомпанемент девичьего хихиканья. Обмениваться взаимными колкостями с Саске, получать от него во время спаррингов, но всё равно упрямо продолжать нарываться на драку при любом удобном случае, втайне вынашивая мечту затащить его в Полицейский участок, чтобы посмотреть на реакцию патрульных. Доводить Ируку-сенсея до белого каления, а потом душевно извиняться и заваливаться к нему в квартиру всем классом, с целым ящиком пирожных и мольбой простить своих нерадивых учеников. По субботам приходить домой и растекаться лужицей у порога от спектра дурманящих запахов, доносившихся из кухни, где со скалкой суетиться любимая тётушка Аи-сан. Слушать истории её молодости, позволять нянчить себя и смиренно высиживать два с половиной часа за шитьём и выкройкой, хоть шило в заднице ежеминутно требует движения. Заваривать сухой рамэн когда кончаются деньги, но с гордостью поглядывать на новенький набор кунаев, купленный заместо продуктов. Быть Узумаки Наруто и не отделять её от себя даже мысленно. Всё это слишком прочно выросло в мою сущность. Стало неотъемлемой частью существования. Казалось бы, прошёл всего год, а я уже не представляю, как могла жить без этого раньше. Без ощущения циркулирующей в теле чакры, без присутствия ядовитого огненного тепла где-то глубоко-глубоко внутри, без этих забавных полосок на щеках, которые вижу каждое утро в зеркале. Такое чувство, будто так было всегда. А будет ли впредь? Биджуу его знает.* * *
Я широко зевнула и лениво подперла лицо кулаком, вполглаза отслеживая перемещения Ируки-сенсея по классу, а в остальные – полтора – читая припрятанный на коленях свиток. Сенсей на такое самоуправство внимания не обращал, вовсю разглагольствуя о климатических условиях и аграрном устрое в разных областях Мизу но куни. Да и я не первый год в школе учусь, навык незаметно заниматься своими делами прямо во время лекций вбит в подкорку давно и прочно. Так что большая часть моего внимания была прикована к свитку. Его мне одолжил один милый парнишка из старшего курса за чисто символическую плату – поцелуй в щёку. Ну и ещё я однажды прикрыла его перед патрульными Учиха, поймавшими нас за выяснением отношений с одной распоясавшейся дворовой бандой, так что мальчишка считал себя глубоко мне обязанным. Уговорить его раздобыть нужную информацию не составило труда – он сам рад был помочь и подключил своего старшего брата-чунина, работающего (вот неожиданность-то!) в архиве Резиденции. А интересовалась я продвинутыми способами медитации. В частности теми, что позволяют проникнуть в собственное подсознание. Прошел уже целый год с тех пор, как я попала на огонёк к своему Хвостатому и с тех пор повторить подвиг мне не удавалось. Старый страх за это время порядком поистёрся и мною вновь овладело любопытство. Хотелось увидеться снова, хотя бы наглядеться на него вдоволь, попытаться задать животрепещущие вопросы. Я всё ещё помнила тот ужас и смертельный трепет перед гораздо более могущественным существом, блики на его огненной шкуре и ощущение концентрированной ядовитой чакры вокруг. И вся моя сущность совершенно мазохистским образом тянулась повторить полученный опыт, попытаться – хотя бы попытаться! – наладить отношения. Ведь я же знаю, что это возможно! Что Курама – не слепой монстр, а вполне себе разумное творение Рикудо, что он способен на другие чувства помимо всепоглощающей ненависти. Возможно, только я одна и знаю. Конечно, забываться я себе не давала: я не анимешный Наруто и совершенно точно никакое не воплощение Ашуры. Халявной супер-силы и благословения своего богоподобного предка мне не видать, как собственных ушей. И хоть я не знаю, чем закончилась Четвёртая война в каноне, но без нашего главного блондина там точно не обошлось. А вот обойдется ли без меня в этом мире – хороший вопрос. В принципе я могла бы точно следовать канону и пути Узумаки в нём, но в решающий момент всё-равно дала бы слабину. Я – не несгибаемый протагонист, а обычный человек со своими недостатками и слабостями. И мне капец как страшно от мысли, что мир не переживёт моего эгоистичного невмешательства в историю. …Мимо моей головы просвистела тряпка и с громким шмяком врезалась в доску. Затем, с не менее противным звуком сползла вниз, оставляя грязную от мела дорожку на свежевымытой доске. Левый глаз Умино дёрнулся, он уже набрал полные лёгкие воздуха, чтобы отчитать нарушителей порядка, как полетела вторая, затем третья… четвертая врезалась ему в затылок… Я вздохнула и привычным движением сползла под парту, прикрывая палитуркой книги голову. Участвовать в перепалке настроения не было. К тому же под партой читалось тоже неплохо. Сползла ещё ниже и, устроившись поудобнее, продолжила своё занятие. Рядом влез флегматичный Шикамару и, переглянувшись со мной, молча протянул раскрытую пачку чипсов. Так же молча сунула туда лапу, поблагодарив взглядом. Люблю Шикамару. Вот уж кто меня постоянно подкармливает, просто так, без лишних вопросов. Снаружи доносились шум, гам, визг, смех и отчаянные крики Ируки-сенсея. Какая-то часть меня, наверное та, что заменяет совесть, порою сильно его жалела. Молодой ведь парень, ему сейчас что-то около восемнадцати, а уже седой от наших выходок. Образно говоря, конечно, так он шатен. Хотя за прошедший учебный год успел побывать и рыжим, и блондином, и зелёным в синюю крапочку… поставщиком краски была я, как несложно догадаться. А уж сколько нервных клеток у бедного «Дельфинчика» сгорело на преподавательно-воспитательной почве… Мы прогуливали, устраивали забастовки, оставляли острые кнопки на стульях, запускали в класс бродячих котов и даже, было дело, одного бродячего нетрезвого старшеклассника… короче говоря, отрабатывали диверсионные уроки на практике. А он терпит. И каждый раз нас прощает, хотя я бы на его месте, наверное, не выдержала. Зарезала бы каждого, благо, умений чуунина хватит. Потом сидела бы в тюрьме, заключённая, приговоренная к казни, но довольная. Видать поэтому мне никогда не стать учителем… …Я бы даже не удивилась, если бы через пару лет из деревни дезертировал он, а не Мизуки… Так мы и сидели: я читала свиток, Шикамару хрустел чипсами, время от времени с ленивым интересом заглядывая мне через плечо. Через полминуты к нам присоединился ещё один здравомыслящий человек – немного встрепанная Хината с меловым разводом на щеке. Я приветливо ей кивнула и подвинулась. Хината была химе клана Хьюга, старшей дочерью и наследницей Главы клана, и все очень ей сочувствовали. Белая мышь, невысокая, мягкая, с тихим голосом и тихим характером. Застенчивая, словно пастелью рисованная – без единой резкой или яркой линии. Словом, практически полная моя противоположность. Она молча свернулась калачиком, уткнулась носом в коленки и активировала Бьякуган – я заметила, как вздулись вены на её висках. Вот тебе и тихоня. Я совершенно точно уверена, что навык скрытой слежки у неё развит лучше, чем у всех здесь присутствующих, включая сенсея. Хьюга же. А уж клановое тайдзюцу… Скажем так, впервые по-настоящему я обрадовалась, что она хорошо ко мне относится лишь тогда, когда имела неосторожность столкнуться с её кузеном… Зато узнала, что Неджи, оказывается, очень обидчивый. И шуток совсем не понимает. Даже Саске на такое не обиделся бы, а он… На будущее: выбитые танкэцу – это жутко больно, да… Через полчаса к нам заглянул Киба, весело поздоровался, стащил у меня из под носа последний кусочек чипсов и сообщил, что уроки на сегодня отменены. И если мы не хотим оставаться со всеми мыть класс, лучше свалить сейчас, до прихода администрации. Мы благоразумно послушались совета и подхватив попытавшуюся что-то возразить Хинату под локотки, выпорхнули в распахнутое окно. Краем сознания я заметила мелькнувшую на крыше фигуру в маске. Интересно, это мне показалось, или действительно АНБУ? В последнее время я ловила себя на том, что чувствую чужое присутствие рядом, но оно было непостоянным и очень-очень смутным. Словно и не я вовсе замечаю его, а… Возможно, действительно показалось. Это была последняя неделя учебы, так что за прогулы нам уже ничего не сделают. А затем – долгожданные для всех каникулы. Не три месяца, правда, а стандартных три недели, но и это немало, если уметь грамотно распоряжаться временем. А потратить я его планировала на первостепенное по важности занятие – на сон и отдых!* * *
Летние дни тянулись сладким кленовым сиропом – тягучие, золотистые, восхитительно длинные. Оживлённые вечера ярмарок и толпами людей на улицах и тёплые ночи на старых качелях детской площадки, среди сверчков и ночной тишины, лишь музыка доносилась откуда-то издали. Там я могла отдохнуть и почувствовать себя ближе к звёздам. Ни Рио, ни Кибе не позволяли гулять в такое время, но последний частенько плевал на запреты и сбегал из дома под предлогом выгула Акамару. Плюхался на соседние качели, гремя ржавыми цепями, со стуком выкладывал на асфальт между нами две свежекупленные баночки газировки и начинал молча яростно раскачиваться. Я не возражала: делить тишину на двоих было куда приятнее, чем оставаться в одиночестве. Иногда Инузука спонтанно, без предисловий, заговаривал о чем-то. Замолкал на некоторое время и снова рассказывал. Обо всём: о вечно недовольной истеричной матери, только и ищущей повод, чтобы спустить злость на окружающих, об отце, который «тряпка» и «бесхребетная псина», о том, как он по-пьяне не узнал сестру и Кибе пришлось ударить его, чтобы привести в чувство. О том, как увидел Хану-не-чан раненую после очередной миссии и как ему за неё страшно. Об инфекционной болезни щенков из доверенного ему выводка и о собственноручном принятии решения их усыпить, чтобы облегчить страдания. О том, что он не справляется со свалившейся на него ответственностью. Он говорил сбивчиво, захлёбываясь, то порыкивая, то цедя сквозь зубы, иногда глотая буквы и путаясь в словах. Замолкал на некоторое время и ещё яростнее раскачивался, так что старые качели натужно и жалобно скрипели, пошатываясь. Словно желал, чтобы ветер выдул все мысли из головы. Или высушил мокрые от слёз щеки. В такие моменты я только слушала, молча сжимая пальцами холодную баночку газировки в руке и бездумно наблюдала за выделяющейся во тьме белой шкуркой Акамару, понимая, что другу просто нужно кому-то выговориться. Он же совсем ещё ребёнок. Вот этот задиристый и улыбчивый пацан – ребёнок, у которого просто не было выбора, кроме как быть шиноби. И пусть Хокаге сколько угодно говорит о равноправии, но у клановых детей реально нет выбора. Десятки поколений предков всё решают за них. И если семилетний сын какого-нибудь торговца мог спокойно играть в куклы и пускать слюни во сне, зная, что шиноби родной деревни непременно защитят его от опасностей, то такой же семилетний пацан, но из какого-нибудь Великого клана, вынужден стирать в кровь и в мясо кулаки на тренировках, мучится от кошмаров после практических демонстраций пыток и носить на своих детских плечах груз ответственности от возложенных на него надежд. Да, в таком свете извечное нытье о неравноправии бесклановых смотрится совсем иначе. Иногда я тоже начинала говорить, перескакивая с одной темы на другую, попросту выплёскивая всё, что накопилось в душе: об отношении жителей деревни, о косых взглядах и плевках в спину, о постоянно преследующем шёпоте «демон», «монстр», о том, что Аи-сан отказываются давать опекунство надо мной, потому что она не является шиноби. Об одиночестве и том, как не хочется возвращаться в пустую холодную квартиру каждый вечер. Мы выливали друг-другу на головы все переживания и сомнения, словно избавлялись от части груза. Киба, наслушавшись о жизни сироты, каждый раз наступал на горло своей гордости и прощал близких, даже если был сильно обижен. Я же, узнавая о многочисленных скандалах и трудностях большой семьи, невольно чувствовала облегчение от того, что живу одна. Это было так эгоистично, так по-человечески. Не всегда темы наших разговоров касались проблем, но я ценила это доверие, позволяющее просто пожаловаться на жизнь друг-другу, зная, что за пределы этой площадки ничего из сказанного не выйдет. И ни один из нас не упадёт в глазах другого из-за таких вот минут слабости. Что-то подсказывало мне, что я ещё буду вспоминать эти июльские ночи, с бархатным небом, тёплым асфальтом и баночкой газировки в руках… Бывало, мы ни о чём не говорили до самого рассвета. Просто сидели в тишине, слушая стрекот цикад и наблюдали за медленно светлеющим небосводом. Когда на горизонте появлялись первые молочные полосы, к нам, громко хлопая крыльями, подлетали проснувшиеся голуби. Я вытряхивала из донышка рюкзака крошки от вчерашних чипсов и булочек и голуби слетались со всей округи. Весело тявкающий Акамару пытался поймать хоть одного, клином врезаясь в воркующие стайки, но лишь распугивал уличных птиц. Иногда к нему присоединялась и я, втайне питая надежду нормально позавтракать. Когда в окнах домов загорался свет, а на улицу начинали выглядывать ранние прохожие, Киба хлопал меня по спине и устраивал сонного нинкена в меховом капюшоне куртки, с которой не расставался никогда, даже когда за окном плюс тридцать пять и воробьи застревают в расплавленном асфальте. Я весело желала ему не помереть от будущей встречи с матушкой. Инузука скалился и отфыркивался, но мимолётно вздрагивал, когда думал, что я не вижу, и прятал руки в карманы. Он уходил, а я ещё некоторое время бесцельно бродила по улицам, наблюдая за просыпающейся деревней. То тут, то там раздавались хлопки открывающихся дверей, зевки и пожелания доброго утра. И, конечно же, я не могла отказать себе в удовольствии испортить настроение некоторым лавочникам – среди них ходила поговорка, что у того, к кому первому в лавку зайдет «демон», весь день выдастся неприбыльным и в целом неудачным. Было бы смешно, если бы не было так грустно – наивные и суеверные люди, привыкшие все беды связывать с моим присутствием, начали переходить границы допустимого. Уже не просто прогоняли с порога, а пытались угрожать. Помню, как долго и истерично я хохотала, когда какой-то старичок, сверкая злобными глазками, пытался запугать меня тем, что прямо сейчас пойдёт в Резиденцию Хокаге и наймёт шиноби для моего устранения. Не успокоения, попрошу заметить, а именно устранения. Да-а, я прямо вижу, как отряды АНБУ выстраиваются в ряд, чтобы уничтожить джинчурики родной деревни в усладу какому-то захудалому торговцу. Такой глубокой и слепой наивности я прежде ещё не встречала. Хотя гражданские в этом вопросе попроще будут, для них шиноби – это некто вроде суперменов, призванных оберегать и защищать их от малейшей опасности. С одной стороны, хорошо шиноби держат планку, раз люди так уверены в силе своей деревни, особенно после недавней трагедии с Кьюби, но с другой стороны… неужели можно быть настолько глупыми, чтобы верить в порядочность наёмных убийц? Понятно, что менталитет тут другой, но всё же… Домой я возвращалась действительно с неохотой – тишина и одиночество нравилось мне лишь где-то первые месяца два-три. Потом начали давить на плечи и я всё больше времени проводила с Аи-сан. Ко мне она заглядывала только по выходным, так как жила на другом конце деревни и держала небольшой швейный магазинчик, требующий постоянного пригляда. Несколько раз я порывалась помочь ей за прилавком, но быстро осаждала себя – вряд ли покупатели станут заходить в лавку, если там будет маячить моя узнаваемая полосощёкая мордашка. Становилось грустно, но я себя успокаивала – вот выучу Хенге и можно будет заняться этим вопросом! Открыв дверь ключом, я щёлкнула выключателем в коридоре. Натужно, словно нехотя загорелся тусклый жёлтый свет, но затем мигнул и погас полностью. Ну, приплыли. Денег на замену у меня сейчас нет. Мелькнула нехорошая мысль выкрутить лампочку из подъезда, но я тут же её отмела – не настолько бедственное у меня положение, право слово! Подумаешь, поживу немного в темноте. В конце-концов я будущий шиноби, трудности должны меня только закалить. Эта мысль была не очень убедительной и я печально вздохнула, разуваясь. В полумраке квартира казалась ещё более пустой, чем обычно. Во время учёбы это чувствовалось не так остро: я возвращалась из академии, прицельным пинком отправляла под кровать портфель, распускала подросшие за этот год волосы и уходила гулять – до самого вечера. Приходя, делала домашнее задание, ужинала и почти сразу отрубалась, часто в обнимку с кастрюлей. Так что времени в полной мере ощутить свое одиночество попросту не было. Сейчас же я разглядывала свой дом и чувствовала тугой комок в груди. Одна зубная щётка в стакане, одна пара тапочек, одна грязная кружка на столе… не мешало бы её, к слову, помыть. А то развела срач… ну, не срач, конечно, это я утрирую. Но если ко мне в квартиру действительно когда-нибудь ворвутся АНБУ, то, докладывая об обстановке в рацию, они постесняются сказать фразу «здесь чисто». …Идиотская мысль. Нет, грязь я терпеть не могла, поэтому по мере сил поддерживала стерильность обители, но вот за порядком уследить никогда не удавалось. Да и не то чтобы я особо старалась, будем откровенны. Левые носки волшебным образом отделялись от правых и исчезали, старые сандалии оказывались в тумбе с продуктами, между морковкой и редиской, а давно потерявшийся кунай, которого я уже отчаялась найти – почему-то в морозилке. Наверное потому, что это холодное оружие… Вторая идиотская мысль за это утро. Ты делаешь успехи, Наруто. На кухне света тоже не было. Да что же это такое?! Может, кто-то пробки выкрутил ночью? Вот вандалы! Вроде мир другой, а что-то остаётся неизменным! Вот лучше бы полиция этим занималась, а не добропорядочных хулиганов отлавливала! Я уже хотела было обернуться, выйти обратно в подъезд, но интуиция вдруг завопила на высокой ноте. Внутри всё замерло и подобралось, а под лопаткой неприятно засосало. Моё чутье ещё ни разу меня не обманывало. Что-то тут не чисто. Не в смысле грязно, это я и так знаю, а именно не чисто. И ощущение такое странное, будто бы… Я сделала несколько осторожных бесшумных шагов в сторону кухни и замерла на пороге. Осторожно заглянула за угол. — Окаэри насай, Наруто-кун. Бл**ь! Я отшатнулась, стукнувшись затылком о косяк, и чуть не взвизгнула от неожиданности, увидев высокую темную фигуру на фоне окна. Негромкий чужой голос принадлежал молодому мужчине. Фигура протянула руку и между его пальцев вспышкой пробежались голубоватые электрические разряды. Они сформировались в небольшой комок искр, на миг осветив руку в темной перчатке, предплечье… металлические щитки, шею… белую маску с прорезями для глаз. Сгусток электричества, похожий на маленькую шаровую молнию сорвался с его пальцев, поднялся вверх и с шипением впитался в лампочку на потолке. В тот же миг во всей квартире загорелся свет, как ни в чем не бывало. Негромко загудел старый холодильник. Вот тебе и вандалы! На подоконнике моей скромной кухоньки сидел – нет, даже развалился! – незнакомый масочник. Я уставилась на него во все глаза. Серый бронежилет, темная форма, татуировка на плече. Белая фарфоровая маска. С ушками и красными полосками на щеках. Взлохмаченные волосы в искусственном свете переливались серебром. Это же… Не успела я додумать эту ошеломляющую мысль, как АНБУ сам сдвинул маску в сторону, открывая вид на… вторую маску. Левый глаз был прикрыт, веко расчерчивал пополам длинный вертикальный шрам, пересекающий бровь и теряющийся где-то под тканью маски. Правый смотрел прямо на меня… испытывающе так смотрел. Я сглотнула. …Хатаке Какаши. Какого Биджуу?! Разве он не должен избегать Наруто аж до двенадцати лет?! Я буквально ощутила, как от внезапного давления клетки моего мозга лопаются как пузыри на ленте-пупырке. Что он здесь делает?! Как пробрался в квартиру? Нет, ну это как раз-таки понятно. А вот зачем?! Я, конечно, подозревала, что за мной присматривают АНБУ, но чтобы так нагло, в открытую… В горле пересохло. — В-вы знаете меня? — глупый вопрос. Но что мне ещё сказать в такой ситуации? АНБУ, игнорируя меня, задумчиво окинул взглядом комнату: роспись на стене, рыженькую скатерть, горку грязной посуды в мойке, пустые пачки от рамэна… взял со стола непомытую жёлтую чашку с сюрикенчиками, к наружной стенке которой давным-давно присохла этикетка от чайного пакетика. Покрутил её в руках. Вздохнул. Я внимательно наблюдала за его движениями, чувствуя всё разрастающийся предательский холодок в животе. Кружку Какаши зачем-то спрятал себе в подсумок. Устало размял шею одной рукой, хрустнув суставами, вытянул ноги и снова посмотрел на меня, но уже обоими глазами. — Ответишь на парочку моих вопросов?* * *