А в чём сила, брат?

Самым очевидным решением было пойти к Саймону, благо он находился рядом, отпиздить парня по почкам и выяснить, что да как. Но в данном случае просто не равно хорошо. Камера запишет каждый пердёж, и у Гэвина будут связаны руки. За любое сказанное Саймоном слово он будет отчитываться перед федералами, Фаулером, УБН, своей покойной матерью и господом богом. Ещё можно было пойти в обход. Гэвин не любил ходить в обход, потому что дольше, а с терпением у него дела обстояли плохо, но в некоторых случаях всё же стоило сходить. В обход. Или нахуй. Ричард согласился встретиться, как Гэвин и предполагал. Да и с чего бы ему отказываться? Сообщения он не видел. А это значило одно — поднимать тему придётся снова. Возможно, при встрече, глядя в глаза. Говорить в лицо про то, что неправильно понял и вообще зря всё это. Гэвин об этом не думал, потому что необходимость вслух проговаривать такие вещи вызывала головную боль. Ну в самом деле, когда уже появятся специальные стикеры, которыми будет прилично расстаться с тем, с кем даже не начинал встречаться и для всяких прочих важных дел. Во вьетнамской забегаловке было шумно и пахло кинзой. Ричард пришёл раньше и пил воду со льдом. Гэвин решил съесть ланч в девять утра, и никто его не мог за это осудить. Во время работы над делом никогда не знаешь, сможешь ли пожрать в ближайшие сутки. Обложившись мисками с супом и паровыми булками, Гэвин старательно делал вид, что не замечает пристального взгляда Ричарда, и просто начал есть. Когда он только зашёл, Ричард попытался что-то сделать, видимо, поцеловать или обнять, но Гэвин нырнул в сторону очереди и ограничился кивком и взмахом руки. Сраный детский сад. — Ты пары из-за меня не прогуливаешь, студент? — У меня начались экзамены. Первый послезавтра — сдача итогового эссе по майнору. — И у тебя, конечно же, всё готово. — Готово, — ответил Ричард так, как будто даже мысль о его неготовности была для него оскорбительна. — Так, ладно. У тебя дела, у меня дела. Давай ближе к нашему общему. Скажи мне, кто такой Джош? Маркус и ко постоянно о нём переписывались. Наверняка это кто-то из универа. — Предположу, что это профессор Сойерс. Он преподаёт в университете психологию. — На которую вы ходили вместе с Саймоном? — вспомнил Гэвин. Господе Иисусе, что в этом универе происходило? Препод вместе со студентами продавал через даркнет мескалин и блядей. — Да, у вас отличная память. — И что, они с Саймоном были как-то особенно близки? Ричард поболтал стаканом с водой. Лёд звякнул о стекло. — Нет. Мне казалось, что они часто бывали друг с другом не согласны. — Ясно. Хотя это и ни о чём не говорит. Может, они притворялись. А может, Саймон терпит этого чувака только из-за Маркуса. Как бы то ни было, мы не поймём, пока не поговорим с ними. И что этот Джош из себя представляет? — Он активно участвовал в движении против жестокости полиции и против войны в Сирии. Гэвин дёрнулся от упоминания всей этой срани. Сколько же эта хуйня сожрала его нервов! Ствол теперь не вытащить и по улице не пройти в форме, чтобы тебе вслед не крикнули, что ты гондон. Иногда вполне справедливо, но чаще, блядь, вообще ни за что. — Чёрный, значит. Или сочувствующий болван. — Вам не кажется, что в некоторых случаях имеет место полицейский беспредел? — спросил Ричард. Судя по голосу и выражению лица, эмоций это у него не вызывало. Он как будто проводил соцопрос. Зато у Гэвина эмоций было дохуя. — Да кто же спорит? Стрелять в безоружного двенадцатилетку — это пиздец. Но уверен, дебилы с транспарантами никогда не заходили в районы, где с рождения учат держать ствол, или в сраные сквоты, где наткнуться на необъёбанного чувака сложнее, чем на единорога. А я заходил. И понимаю, что паникой может накрыть не по-детски. — За это следует судить. — Ага, судить. В суде. А не устраивать линчевание. Они немного поели молча. Гэвин — поел. Ричард пил воду, в которой растаял лёд, и смотрел в окно. Гэвину было приятно, что его не облили говном за мнение насчёт полицейского беспредела. Пару раз ему даже нехило прилетело в табло. Один из шрамов до сих пор губу тянет. — То есть этот Джош — часть нашей шайки-лейки. И не боится же за своё место в универе, совсем они обнаглели. Но это, кстати, хорошая новость. — Почему? — Сам подумай. Дружочки-студенты ничего не боятся. Им ещё кажется, что есть вещи, ради которых можно всё потерять. Молчать будут до конца. А вот если пригрозить профессору, что его карьеру прикроют раз и навсегда… Тут можно попытаться. В холодных глазах Ричарда промелькнуло что-то похожее на жадный интерес. — Мы будем применять усиленные техники допроса? — Применять буду я. И никаких усиленных техник. Просто поговорим. Изначально Гэвин не планировал брать Ричарда с собой. Но он выглядел так жутко, что один его вид мог заставить неподготовленного человека говорить. В допросах чрезвычайно удобно. Гэвин не отказался бы от такого предмета мебели в допросной, чтобы стоял и смотрел на подозреваемого. Самые крепкие орешки будут сдавать всех подельников и свою мамку в придачу. По пути Гэвин в общих чертах описал тот трэш, который обсуждали Маркус и его ангелы, обходясь без конкретики. Ричард почему-то не удивился. Погода наконец-то перестала бесноваться, и можно было ехать без кондиционера. Гэвин положил локоть на опущенное стекло. Ричард спокойно сидел, не предпринимая никаких поползновений. Не то чтобы Гэвин боялся — он за свою жизнь вырубал ребят вдвое крупнее, но не хотел усложнять и так нихуёво сложную ситуацию. — Ты как будто подозревал их в чём-то подобном. — Я недостаточно хорошо знаю всех участвующих в деле лиц, чтобы что-то подозревать. — И всё же ты подозревал! — не отставал Гэвин. — Нет. Но меня не удивляет, что Маркус, Саймон и Норт совершили нечто противоправное. — Тут ты прав. Меня тоже не удивляет. Хотя я бы всё же ставил на мелкое хулиганство или хранение пары граммов, а не на торговлю людьми и оружием. Ричард усмехнулся. Гэвин сначала подумал, что это икота или чих, но нет, он действительно усмехнулся. Захотелось улыбнуться в ответ. Да уж. У Джоша в университете был свой собственный кабинет. Это лишний раз поднимало вопрос — куда и зачем его вообще понесло? На двери так и было написано золотыми буквами: «Профессор Джошуа Сойерс». — Как будто знакомая фамилия, — сказал Гэвин. — Откуда я могу его знать? — Сойерс — достаточно распространённая в Америке фамилия. — Ну да, ты как обычно прав, умник. Запугать Джоша не получилось. Хотя Гэвин очень хотел. Профессор оказался спецом по юридической психологии, в том числе психологии допроса. Там, где Гэвин был неплох, мужик был профессионалом со всеми необходимыми теоретическими знаниями и докторской степенью. Он признался, что общался с компанией, помогал с проектом по праву, который они готовили по общему для троих майнору. Что-то про взятие заложников. Джош помогал с психологической стороной вопроса. И ведь не прикопаться. Только вот это была ложь. Гэвин знал, но никакие признаки на это не указывали. Джош оказался хорош. При этом особенно странно, что он был чем-то похож на Саймона, с его жертвенностью и страданием на лице. Только там, где Саймон смиренно опустит взгляд, Джош во имя благого дела руку откусит. Метафорически, конечно, откусит бескровно и безболезненно, но с концами. Это Гэвину было по-человечески понятнее, но Саймон всё равно вызывал больше симпатии. Гэвин размял спину перед тем, как сесть в додж. Светило солнце. Ричард надел тёмные очки. — Вы не поверили Джошу. — Я этого не говорил. Пока. — Но я вижу. Почему вы не поверили? — В болтовне ребятишек есть реальные имена, которые у нас в разработке, Рич. Смекаешь? Это не тупая ролевая, не студенческий проект и не сценарий будущей книжки. Это происходит сейчас в Детройте. И я не могу понять, как в этом замешаны полностью упакованные студентики. Ричард дёрнул ручку. — Погоди, нам тут близко. Я только водички возьму. Он с удовольствием попил. После острой вьетнамской еды рот жгло до сих пор. — Что будем делать дальше? — спросил Ричард. Одетый по погоде, в солнцезащитных очках он не выглядел так нелепо, как пару дней назад. Он был даже привлекательным. Как Коннор (может, самую чуточку лучше). Или это дело привычки? Херовая привычка в таком случае. — Пойдем и прессанём Маркуса. Ричард удивился. — Вы не против, чтобы я пошёл с вами? — Почему я должен быть против? Мы же типа договорились. Или ты передумал писать свою работу? Я тебя не пойму. То припираешься с мешком дури, просишь помочь, в трусы лезешь, то морозишься, как тёлка. Ричард опустил лицо и смотрел на ботинки. — Прошу прощения. Гэвина это выбесило ещё сильнее. Он со злостью кинул пустую бутылку в машину. — За что? Кончай с этой хернёй, чувак. У меня нет времени на твои загоны. — Мне показалось, что я сделал что-то не так, и вы… Вон оно что. Не зря парень на психологию ходил, всё правильно понял. Он действительно сделал кое-что не так, и Гэвин остро среагировал. Это был момент истины. Можно было сказать напрямую. Всё и сразу. И скинуть этот балласт. — Забей. — Гэвин махнул рукой. — Сосаться только на людях не лезь, и мы в порядке. К тому моменту он уже решил сначала потрахаться. Он слишком много времени и нервов потратил на Ричарда, чтобы остаться невыебанным. Вот потрахаются, а потом гори оно всё синим пламенем.

***

Маркус был дома один. Отлично. Разбираться с Норт Гэвин был не готов. В квартире всё осталось так же, как он запомнил. То же небрежное богатство, свет и благополучие. Гэвин буквально чувствовал, как комплексы выглядывали из-за плеча и шептали на ухо, вспарывая шею острыми когтями. Тебе здесь не место. У тебя такого не было и никогда уже не будет. Смотри и завидуй молча. Они молоды, богаты и счастливы… И могут получить пожизненное. Маркус узнал Ричарда, даже имя вспомнил. Надо же, не окончательно зазнавшийся мудак, снисходит до общения с простыми смертными. Ричард, рассматривая светлые минималистичные интерьеры и навороченную технику, в лице не изменился. Гэвин не знал ничего о том, что с ним было до практики в их участке и судьбоносной встречи с Хэнком. Их с Коннором настоящие родители могли быть обеспеченными, пока не… Гэвин не знал, что с ними случилось и существовали ли они вообще. В его воображении Ричард с братом появились прямиком из ада уже здоровенными лбами, чтобы мучить лично его. Маркус нервничал, но держался неплохо. — Я не буду разговаривать без адвоката. Гэвин предполагал такой ответ, но всё равно разозлился. Игры кончились, пора отвечать за свои поступки. И он не собирался разжёвывать Маркусу ситуацию, уже не маленький, пусть сам сложит два и два. — Послушай меня, пижон, ты не в том положении, чтобы диктовать условия. У нас ваши переписки, и вам светит по десятке. Минимум. А ещё у нас твой дружок. Если не заговоришь, заговорит он, но после приседания на бутылку. Маркус помрачнел ещё сильнее. — Садитесь. Гэвин упал в кресло. — Совесть не мучает? — Из-за якобы принадлежащего мне пакетика с наркотиками? — Из-за брошенного друга. — Саймон подвернул ногу. — Маркус развёл руками. — Сдаваться вместе с ним было бы неразумно. Неразумно, но правильно. Можно спать потом спокойно, зная, что ты не мразь последняя. Гэвин сам, наверное, съебался бы, но у него и не было таких друзей, чтобы вместе лезть на баррикады. Он искренне считал это излишним. Не в средневековье же, чтобы обязательно брат за брата стоять. Дружба в двадцать первом веке — это приятное, ненапряжное времяпрепровождение за бутылкой пива и бейсбольным матчем. — О чём вы хотели спросить, детектив Рид? — А то ты не догадываешься. Маркус смотрел своими чистыми глазами разного цвета и будто бы заколдовать пытался. Он был совершенно не во вкусе Гэвина, но не проникнуться его яркой, бросающейся в глаза красотой было сложно. Идеальное тело, красивые руки, заглядывающие в самую душу глаза. Он почти понимал Саймона. «Почти» потому, что нихуя не понимал. Какая бы упругая задница ни была у Маркуса, это не стоило тюрьмы и загубленной жизни. А дело к тому шло. — Ваш милый чатик, — пояснил Гэвин. — С обсуждением оружия, наркотиков и прочей непотребщины. Маркус неискренне, но широко улыбнулся. Веснушки на его носу мимолётно дёрнулись и вернулись на место. Каждая была словно заботливо нарисована папашей-художником. — Мы обсуждали студенческий проект по праву. Голос был мягкий, вежливый. Гэвин подумал о том, как тяжело Лео было находиться рядом с этим ходячим совершенством, когда его самого пидорасил переходный возраст. — Нихуя подобного. Вы упоминаете реальные имена, говорите о своих планах на этих людей. — Детектив Рид хочет вам помочь, — сказал Ричард. Гэвин поморщился. Да, он хотел, но не признавался в этом даже себе. Маркус смотрел в пол. — Дайте мне ваши телефоны, пожалуйста. — А ты не охуел, парень?! Ричард протянул свой недорогой, но без единой царапины смартфон. — И выверните карманы, если несложно. Гэвин послушался, но без энтузиазма. Записывать он всё равно не собирался, так хоть может разговорится. — Что вы сделаете, если я расскажу правду? — Смотря что скажешь. Откуда я знаю, что у вас там за дела. Это как спрашивать «ты же не обидишься?» Я, может, дохуя сильно обижусь. Маркус молчал. — Саймон сейчас в обезьяннике. У него красные глаза, и дышит он с хрипами. Он может выйти через восемь дней, а может остаться за решёткой на долгие годы. И сейчас его судьба зависит от тебя. Гэвин знал, что рожа его не вызывала доверия, а уж Ричарда тем более. Надо было давить на жалость. Бедненького Саймона будут сношать в сладкую попку, если не заговоришь. Давай, мажор, давай. Маркус глубоко вздохнул и заговорил: — У Норт есть знакомая. Они несколько раз вместе проводили трансляции. Когда мы уже жили вместе, эта знакомая пришла к нам заплаканная, рассказала про сайт в подпольном интернете, где торгуют маленькими девочками. Она видела этих девочек, говорила с ними, они рыдали и просились к родителям… Мы с Саймоном хотели пойти в полицию, написать заявление, рассказать всё, что знаем. Норт же сказала, что мы мамкины активисты и только посты можем на фейсбуке писать, а на что-то большее у нас яиц не хватает. — Ну, ясно. — Гэвин провёл рукой по лицу. — Вы хотели поймать преступников на живца? — спросил Ричард. — Да. — Без участия полиции? — Хотели сдать их полиции на последнем этапе. — Пиздец, — высказался Гэвин. Он встал. — Телефон возвращай. — Вы уходите, детектив? — Нет, блядь, жить у тебя тут останусь. — И вы ничего не скажете? — с достоинством спросил Маркус, передавая телефон Ричарду. — Что я должен сказать? Что спасу ваши задницы? А вот нихера я вам троим не должен.

***

Возвращаться в свою квартиру после апартаментов Маркуса было тоскливо. И даже срача особенного не было, и обои отвалившиеся подклеил месяц назад, а клоповник всегда клоповник. В холодильнике стоял пак пива, канистра молока и подсыхающий сельдерей. Ричард мялся в дверях, как застрявший в текстурах, и всё никак не проходил дальше. — Пиво будешь? Только в этот раз без глупостей. — Буду. Спасибо. — Сейчас закажем пожрать, посмотри рекламки у входа. — Вы хотите обсудить со мной дело за ужином? «Хочу, чтобы за ужином ты меня выебал», — подумал Гэвин. Смазка стояла в аптечном шкафчике в ванной. Почти пустая пачка резинок валялась под кроватью. Всё готово. Все взрослые люди. Пока Гэвин принимал душ, принесли еду. Китайскую — Гэвину (день посвящался его будущей язве). И какую-то веганскую херню — Ричарду. Настроение было поганым. Гэвин искренне хотел, чтобы нашлось какое-то нормальное объяснение, чтобы малолетки реально были замешаны в чём-то сомнительном. Тогда не пришлось бы рвать жопу. Его бы повысили до сержанта, возможно. Лапша была слишком масляная. Гэвин вылил масло в раковину, а потом выкинул всю коробку в мусорное ведро. Пиздец обнаглели вьетнамцы (в его районе китайцы содержали вьетнамскую закусочную и наоборот), за такие деньги бурду продают. Да и в конце концов, молоко с сельдереем — отличный ужин. Ричард после бутылки пива и непонятной травы с непонятной крупой выглядел благодушнее обычного. — Я думал, что вы обрадуетесь невиновности Манфреда и его друзей. — А толку-то? Ну, невиновны они. Ты докажи это… И я, блядь, серьёзно не понимаю, какого хера они не шифровали ничего? — Собирались обращаться в полицию. Не ожидали, что их будут проверять до того, как это случится. — Возможно. Всё равно тупо. Кроме того, не могу же я заявиться в суд и сказать, мол, ребят, я уверен, что они невинны как младенцы, мне Маркус честно-честно по секретику рассказал, давайте не будем их сажать. Сельдерей оказался совсем засохшим, а мешать молоко с пивом — не лучшая идея. Проверено на собственном опыте. Гэвин нашёл заначку с сигаретами — в пачке не было только одной — и закурил в окно. Лучше не стало. Сдать дело федералам и забыть о Манфредах, влажных глазах Саймона и о своих прошлых проёбах. Сдать и забыть. — Я понимаю, что доставляет вам дискомфорт, — сказал Ричард. — Нам в академии рассказывали историю про полицейского из Альбукерке. Он задержал женщину, застрелившую своего мужа из охотничьего ружья. Не было никаких следов борьбы, а в доме нашли дневники, в которых женщина планировала убийство. Все соседи и знакомые знали, что муж избивает и её, и общего десятилетнего сына. Но никаких доказательств не было. В итоге ей дали десять лет лишения свободы. Судью и полицейского показывали во всех новостях, про них писали в газетах, их ненавидели всем городом. Хотя они всё сделали в соответствии с законодательством. — И что? — глухо спросил Гэвин. Эта история… Пива и сигарет будет недостаточно. — Это версия Кобаяши Мару для полиции, — пояснил Ричард. Вот ведь задрот проклятый, приводит в пример «Стар трек», говоря о серьёзной работе. — Иногда поступая правильно и по закону, придётся жертвовать чем-то. Порой слишком многим. Гэвин тяжело вздохнул и развернулся к Ричарду. — Как давно ты живёшь в Детройте? — Шесть лет. Ричард встал, вытянулся по стойке смирно. — Ясно. — Что-то не так? — Эта история произошла не в Альбукерке, а в Детройте. — Он всё же не выдержал и снова повернулся к окну. Он не плакал, потому что наплакался двенадцать лет назад. — И произошла она со мной. — Но… — Ричард не смог продолжить. — В академии не называют имён, чтобы салаги не докапывались до реальных людей, и запутывают след… — Гэвин горько усмехнулся. Он не знал, что про него говорили в академии. — А забавно, правда? Я теперь страшилка для студентов. — Мне жаль, что тебе пришлось это пережить, — сказал Ричард нормально, по-человечески. — Хорошо, что соцсетей тогда ещё не было. Люди быстро забыли. — Ты не думал уехать из Детройта? — А я уезжал. На четыре года. В Чикаго у меня как-то не сложилось. Когда вернулся, всем стало на меня похуй. — Сколько тебе было лет тогда? — Двадцать четыре. Прикинь, столько же, сколько тебе сейчас. И главное — все ведь в участке знали, что это за дело, и специально скинули его на меня. А я и рад был, пиздюк тупой, что настоящая мокруха, а не какая-то очередная хрень с разбитыми витринами и украденными собаками. Ричард подошёл ближе. Гэвин почувствовал это и отклонился, прислоняясь спиной к груди. У него наготове стояла смазка, а он хотел обниматься и орать в чьё-то плечо от безнадёги. Совсем опидорасился. За окном снова пошёл дождь. — Мы что-нибудь придумаем, — сказал Ричард. — Спасать меня решил? Не советую даже пробовать. Во-первых, поздно. А во-вторых, всегда думал, что этим только тёлки молоденькие страдают. — Нет. Не думаю, что вы нуждаетесь в спасении. — А в чём нуждаюсь? В хорошей ебле, например. В макаронах, с которых не стекает масло. В прибавке к зарплате и повышении. Чтобы брат твой не смотрел так, как смотрит, и не звонил каждый день, чтобы не надрывалось ничего. — Я пока не знаю. — Эх, студент. Мало ты на психологию ходил.