А в чём сила, брат?

Жуткий нервяк не давал расслабиться. В груди жгло, как будто в рёбрах установили небольшую, но мощную печку. В груди-то жгло, а до мозгов дым не доходил, застревая в ветвистых бронхах. Но было лучше, спокойнее, мягче. Зато Ричард поплыл сразу же. Пиджак помялся, а волосы растрепались. Гэвин запускал в них руки, а потом нюхал гель, практически пропихивал пальцы в нос, как в детстве, когда мать заставляла засовывать в ноздри мазь, чтобы не подцепить простуду. Их ладони соприкасались только пальцами. Мизинец к мизинцу, безымянный к безымянному. А подошва одного ботинка боком стояла к подошве другого. У Ричарда был чистый-чистый, у Гэвина мятый и коцанный. — Ты слишком дохуя купил. Можно целый год курить. — Могу купить ещё, — сказал Ричард, не замечая проблемы. Вот ведь Уолтер Уайт нашелся на его голову. Не видит проблемы в покупке такого количества наркотиков, которое потянет на пожизненное в некоторых штатах. — Куда ещё-то? У тебя долг в триста косарей. — В двести, — серьёзно уточнил он. Гэвин закатил глаза. — В двести. Это кардинально меняет дело. Они сосались минут двадцать, а может и все сорок, облизывая рты, губы, подбородки и уши. Это было почти утомительно, если бы не было так медленно и плавно, постепенно. Они даже не разделись, только клятый пиджак улетел на диван. Коленки Ричарда постоянно мешались, давили, прижимали, не давали вырваться. Гэвин позволил себе оставить засос на ключице, и, судя по реакции, Ричарду это понравилось. Его возбужденное, раскрасневшееся лицо было очень красивым — совсем не похожим на Коннора и ещё менее похожим на самого Ричарда. Этот парень Гэвина определённо заводил. С этим парнем он бы хоть на дело, хоть в горы, хоть под венец. Но этого парня вроде как не существовало. — Тебе нравится? — Очень, — голос был хриплый, но не то что бы супермужественный, скорее такой, как бывает после долгой ангины. — Жрать хочешь? — Если можно, я бы съел яблок или какие-нибудь овощи. Этот голос маленького и бойкого робота в сочетании с растрепанными волосами, изжеванными губами и разливающимся засосом на шее звучал уморительно. Примерно в середине реплики Ричарда Гэвин вспомнил, что в холодильнике теперь были яблоки! Целых три! Которые можно скормить травоядному. Не только засохший сельдерей. И! И где-то в недрах шкафа стопудово должен был лежать ещё один тунец. — Почему ты всё-таки не жрешь мясо? — спросил Гэвин, ещё не разлепляясь, так и вжавшись носом в шею Ричарда. Ричард посмотрел на него серьёзней обычного, а это было сложно при том, что они валялись на полу полуспутавшимся клубком из рук и ног, и сказал: — Тебе не понравится ответ. — С хрена ли? Если ты человека расчленил, и тебе не понравилось, то я, может и стреманусь, а если нет… то ну хуй знает. Если расчленил и понравилось, а теперь стараешься держать себя в руках, я тоже стреманусь, пожалуй. Но это два единственных плохих варианта. — Это отчасти связано с Коннором. Нам было лет десять. — Ричард снова заговорил этим своим механическим голосом. — И тогда нас отдали в приёмную семью. Очередную. Они жили на ферме. Им нужны были помощники. Чтобы закалывать свиней тоже. Я знал, что Коннор очень любит животных, поэтому взял эту работу на себя. С тех пор не могу заставить себя есть мясо. У Гэвина вскипело всё внутри, он подскочил, мгновенно выпутавшись из Ричарда, и вскричал: — Пиздец. Они ебанутые, что ли? Ребёнка заставлять такое делать! — Гэвин запутался в ногах и сбил полторашку с водой. — Да я их посажу! Давай фамилии! Он не знал, где находится ручка или карандаш, и не представлял даже, где искать. Он был одной большой пульсирующей сферой ярости. Трава выветрилась. Или нет. Потому что он действительно чувствовал пульсацию по всему телу. — Они были нормальными, — сухо сказал Ричард. — Лучше некоторых. Он затянулся ещё раз и лёг на пол, вслепую пытаясь дотянуться до руки Гэвина. — Были ещё хуже? — Конечно, были. Ты же коп, ты знаешь, как у нас работает система приемных семей. Мы с Коннором повидали их немало. — Вас били? — Меня — нет. Гэвин почувствовал тошноту. Тунца он больше не хотел. И шмали тоже. Он хотел грызть глотки. Или нет, подвести всех этих ублюдков под суд, под пожизненное. — А Коннора, значит, били? Мысль о том, что кто-то мог избивать Коннора, грязно-красным маревом, полыхнула у него под веками. У Коннора всё должно было быть хорошо. Так как сейчас: работа мечты, любящий отец и ленивая псина. Плохо всё у других, не у Коннора. Какой же мразью был Гэвин, который издевался над прилизанностью и идеальностью Коннора. Ему эту идеальность и прилизанность кулаками и оплеухами вбили. — Он не любил выполнять дурацкие поручения и правила. Считал, что это нелогично, и взрослые тоже могут ошибаться, — продолжил Ричард. — За это ему часто прилетало. Часто из-за этого семьи нас отдавали. Им сначала нравился Коннор, конечно, не я, а потом выяснялось, что он чуть ли не ребенок-монстр. По их мнению. Коннор был интересным ребёнком. «Интересный» не то слово, которое обычно используют по отношению к людям, особенно к детям, особенно к детям, которых собираются усыновить. А ещё чаще за этим словом скрывается другое — «странный». — Да, чувак, херово. Коннор тебе, смотрю, всю жизнь испоганил. — Ну почему же. — Улыбка Ричарда была кривая, накуренная. — Из-за своей симпатии к нему вы общаетесь со мной. Гэвин наморщил брови и ушёл на кухню. Это была правда, но какая-то очень неудобная и некрасивая. Вернулся он уже с победно добытой банкой. Колечко в этот раз не поддалось, пришлось распечатать по старинке открывашкой. — Почему ты не поехал за той справкой? — обкуренный мозг Гэвина решил, что это самый важный вопрос в данной ситуации. Ричард молчал. — Мне же просто нужна была справка. Мы бы могли… подружиться. — Ты мне понравился, — сказал Ричард. Тут было бы уместнее что-то вроде «выпалил», но Ричард именно «сказал». — В самый первый день. Гэвин и не заметил, когда Ричард перешёл на «ты». — То есть я понравился тебе? — Да. — Почему тогда ты не пошёл за этой сраной справкой? — Потому что я считаю это неправильным. Гэвин охуел от такого поворота событий. Он вот в полной мере охуевания охуел, положил банку на пол и вцепился руками в волосы. — Для тебя принципы важнее, чем симпатия человека, который тебе нравится? Ричард не стал отвечать, только вскинул брови и спросил: — Это плохо? Гэвин не знал. Гэвин хотел так и сказать: «а хуй его знает». Но за все те обидные, несправедливые слова, сказанные им Коннору, Гэвин не стал. — Нет. Нет, это даже круто. Гэвин помнил тот день. Даже слишком хорошо. У него было дел до жопы, как и все предыдущие дни. Он спал по несколько часов и регулярно получал пизды за косяки Хэнка и частично за свои собственные. Он не платил за коммунальные услуги четыре месяца, потому что не было времени отдать чек в банк, а выписать давно умершую мать требовали уже почти год. Гэвин чувствовал, что захлебывается в дерьме и не видит ветки, за которую можно ухватиться, чтобы выплыть. И тут появились они. Близнецы выглядели потерянными, не знали, что делать. Гэвин хотел дать поручение одному из них. Тому, что на первый взгляд казался нормальнее. Коннор был пугающе красивым, к нему Гэвин подходить не хотел. Выбрал Ричарда. Выбрал. Подошёл. И получил такой ответ. Это было несложное задание, не унизительное. Гэвину казалось, что это так просто. И он бы с лёгкостью это сделал, если бы не тонул в дедлайнах уже пару лет подряд. — Я подумал, что ты нормальный, — почему-то показалось важным это озвучить. — Ну, тут ты немного ошибся, — усмехнулся Ричард. — Да ладно, все мы немного того. — Хочешь сказать, что я тебе понравился в первый день? — спросил Ричард, копируя манеру речи Гэвина. — Можно и так сказать, — буркнул Гэвин. Хотелось хлопнуть себя по бёдрам и по-деловому спросить «а дальше что?», но Гэвин этого не сделал, потому что умом и сообразительностью он не отличался. А дальше ничего. Они закончат дело, потрахаются, выкурят весь этот огромный пакет и разбегутся. Вилка в банке с тунцом стучала неприятно. Гэвин её отложил и выкинул весь тунец. Потом пошёл на кухню и съел полпачки сухих хлопьев, чтобы заесть рыбный вкус. — Эта стена всегда была такой неровной? — спрашивал Ричард, ведя рукой по воздуху. — Угу, такая вот хуйня. Строители — мрази конченые. Ричард снова хотел его поцеловать. — Как мне зарегистрировать приказ задним числом? — вместо этого спросил Гэвин. Ричард смотрел на него шальными глазами, абсолютно безумными. Капиляры растрескались, а зрачок расширился, сожрав всю серую радужку. — Твой родной брат — гений, на софте и харде которого работает вся полиция. Пожалуй, гонять Ричарда за справкой было действительно пустой тратой ресурсов. Такой тут гений зреет, посмотрите-ка.