Teach me how to love

      Когда я вернулся домой к профессору стрелка часов давно уже перевалила за полночь. Мы чудесно с Дрипетидой провели время, бродя по набережной, старым улочкам и красиво подсвеченным тропинкам парка. Говорили обо всем на свете. К слову я давно уже так не смеялся, а Александра в своих беседах мы упомянули лишь раз. Я ничего ей не рассказал, но предложил в ближайшем будущем съехаться. Дрипетида согласилась и сказала, что будет подыскивать жилье. Позже я проводил девушку до ее квартиры, тратя еще добрый час на дорогу обратно только потому что хотел вернуться, когда Александр наверняка уже бы спал. И чем ближе к дому я подходил — тем больше портилось мое настроение. Я не хотел там находиться. Не хотел ничего связанного с профессором, и настроение мое упало окончательно, когда, тихонько открыв дверь, сняв обувь и юркнув в свою комнату, надеясь на то, что сейчас спокойно забудусь сном, — я услышал, как тишину в темном коридоре пронзил звук резко открывшейся соседней двери. Я распахнул глаза, встречаясь с ярким светом, пролившимся в коридоре, и понял, что расслабиться мне не удастся. Александр прошелся на кухню, а я, затаив дыхание, ждал, пока он вернется обратно, боясь и малейшим вздохом выдать свое присутствие. Но от профессора я все же не укрылся потому что через несколько минут он едва слышно постучал в мою дверь. И я почувствовал, как сердце застучало быстрее, готовясь вот-вот выпрыгнуть из груди. В спешке вскочив с кровати и натянув на себя недавно снятые джинсы и футболку, я открыл дверь, мгновенно сталкиваясь с суровым взглядом Александра. — Я просил Вас отдать мне сегодня ключи, — внезапно выдал мужчина, и все внутри меня неприятно встрепенулось, ведь я совершенно забыл об этом! Но страх перед Александром сию же секунду заменило недоумение: ему приспичило говорить об этом сейчас? В час ночи? — Я забыл, профессор, — честно ответил я, — занесу Вам завтра, обещаю. И, черт, как же это неловко — обсуждать с Александром квартирные дела. Ведь я в его доме пребывал буквально на птичьих правах, и хуже было не то, что за любую малейшую провинность он мог вытурить меня на улицу, а то, что я не хотел лишний раз доставлять Александру неудобства и вообще напоминать о себе. Тяжело жить, все время сидя на иголках. Ведь я даже не платил за аренду. И он тему денег не затрагивал. Профессор Македонини, слабо кивнув, еще какое-то мгновение сверлил меня взглядом, но потом, словно о чем-то раздумывая, направился к своей комнате. Я уже с облегчением хотел закрыть дверь и выкинуть из головы этот странный заскок Александра, но тот внезапно снова заговорил, повернувшись ко мне уже у самого порога: — Гефестион, я заметил, что Вы ничего не едите, не раскладываете свои вещи. Вы вообще ни к чему не притрагиваетесь в этом доме. Моя душа вместе с сердцем и другими органами, казалось, упала вниз и пробила землю, куда зазывала и меня провалиться тоже. Этого разговора мне хотелось меньше всего. Я даже не готовился к нему, свято веря в то, что Александру плевать с высокой башни. Я молчал, опустив голову и лишь повторяя себе не выдавать своего испуга и растерянности. Что я мог ответить Александру? — Вам что, здесь не нравится? Я вскинул голову, никак не предполагая, что Александр подумает именно так. — Помнится, Вы говорили, что этот дом красивый, — продолжал профессор, и мои брови невольно поползли вверх. Александр запомнил, когда мне показалось, что он пропускает все мои слова мимо ушей. — Или Вы присмотрели себе другое жилье? Черт возьми, ты не можешь не понимать! — Крутилось в моей голове, пока Александр так неприятно давил на меня своим тяжелым взглядом, терпеливо ожидая ответа. А я даже не нашел как соврать. — Нет, профессор. И я до сих пор считаю, что Ваш дом потрясающий, — спокойно признался я, сдаваясь и опуская глаза, чтобы через миг вновь их поднять: — просто…у меня пока что времени нет. Ну, на разбор вещей и все такое. А по поводу еды…так я вообще мало ем. По утрам не привык, по вечерам не люблю, а в обед обычно перекусываю с друзьями или на учебе… — Я приготовил салат и потушил мясо, — Александр перебил мой никудышный бред, — составите мне компанию? Мой челюсть упала сама, пока шокированный я стоял перед профессором, не имея сил пошевелиться. Что он только что сказал? Александр не стал долго ждать моего ответа. Он ему вообще, похоже, не был нужен: — Я ставлю разогреваться. — Закатив глаза, только и произнес Александр, неторопливо зашагав в кухню. *** — Что, не очень? — Насмешливо спросил Александр, мельком бросив на меня взгляд, пока сам игрался с чайным пакетиком, то опуская, то вытаскивая его из своей чашки своими длинными пальцами. — Наоборот, — не соврал я, стараясь вернуть непринужденное выражение лица, — очень. Это действительно было похоже на тушеное мясо. И рис. И все это действительно напоминало помои как на вкус, так и на вид. Нечто горьковатое, недоваренное, но многодневное голодание настолько измотало меня, что за деликатес я счел бы даже траву у дома. — Это джевюч*. Из македонской кухни. И коронное блюдо моей матери, — объяснил Александр, подтвердив мои догадки по поводу истинной природы этой странной жижи. — Она богиня в готовке. Пыталась научить и меня, но я, как видите, все равно остался полным ничтожеством. Я улыбнулся с рисом во рту, который безобразным образом чуть не повыпадал мне на колени. — Моя мама тоже пыталась сделать из меня кухонного виртуоза, но потом решила, что лучше научить каким-то самым легким блюдам, чтобы я просто смог выжить. — Ваша мать очень мудрая женщина, — сказал профессор, поставив передо мною чашку с чаем и опустившись на стул напротив, — а я до этого дошел сам. И то, только при жизни в общежитии. — Вы жили в общежитии? — Не скрывая удивления, переспросил я. Это действительно стало для меня открытием века, ведь мне почему-то всегда казалось, что Александру в жизни доставалось все самое лучшее. Лучшие университеты, лучшие машины, лучшие женщины, лучшие апартаменты. Да, я думал, что во время учебы он жил в золотом замке и домой летал на собственном самолете. — Конечно я жил в общежитии, — сказал Александр так, будто бы я сморозил самую идиотскую вещь на свете. — Я тоже был студентом, как и Вы. Залившись краской, я замолчал, стыдливо уставившись в ужасный рис. Александр, как обычно не заметив моего смущения, отпил из чашки и продолжил: — В свое время этот вопрос знатно потрепал мне нервы. Я вскинул голову, приятно поражаясь такой внезапной откровенности Александра. В тот момент он, ставший вдруг таким беззащитным и хрупким, сидел напротив с опущенным взглядом, задумчиво поглаживая пальцами керамическую чашку с чаем, и я видел, как с каждой секундой Александр все дальше и дальше уплывал в свои воспоминания. Мне до невозможности сильно хотелось услышать продолжение длинною во всю ночь или хотя бы короткое объяснение той обещающей хорошую историю фразы. И он убил бы меня, если бы прервал разговор, оставив его незавершенным. — Почему? — Тихонько спросил я, напоминая этим вопросом о себе. О том, кто сидит совсем рядом и так страстно желает узнать о нем что-то, чего не найдешь в просторах интернета. Что-то, что наверняка знают только самые близкие. Услышать и впитать это в себя, чтобы всю оставшуюся жизнь хранить его тайну вместе с ним, защищая от чужих пытливых ушей. И Александр позволил разделить с ним его секреты. — Я сменил с десяток комнат в свое время, — неохотно, устало признавался Александр. Я знал, что ему тяжело давались откровения. Но все же это был шаг вперед. Пусть маленький, но он меня обрадовал. — И каждый новый переезд выжимал из меня все соки. — Но почему Вы переезжали? — Из-за соседей. Мне с ними никогда не везло. И переезжал я по разным причинам. Из-за того, что не мог не спать, выслушивая любовные разборки, которые обычно устраивались ночью по телефону. Из-за того, что мною пренебрегали, игнорировали и ломали вещи. Из-за оравы левых людей, которые вваливались в любое время, как к себе домой. Из-за неадекватных хозяев, из-за озабоченных и из-за круглосуточных компьютерных игр…причин было очень много, Гефестион, но источник всегда один. — Какой? — Люди, Гефестион. Люди. — Александр глубоко вздохнул. — Я строил иллюзии и в итоге в них ошибся. Ведь мне было восемнадцать, когда я уехал учиться. Я был наивным мальчишкой, мечтающим о новой жизни. Что приеду на новое место, обзаведусь самыми лучшими друзьями на свете, найду любовь всей моей жизни и все сложится замечательно. Александр сделал пару глотков чая, надолго замолчав. А я улыбнулся самому себе. Я же тоже так думал, когда улетал из Афин. Много планов и много амбиций. Неужели у всех так? — И Вы ни разу так и не встретили хорошего человека? — Не в том дело, Гефестион, — мотнул головой Александр. — А в том, что люди перестали быть людьми. Я пытался стать хорошим другом каждому. Я помогал, даже если помощи не просили, но в ней нуждались. Я не начинал конфликт первым. Я всегда улыбался, старался быть вежливым и обходительным. В итоге раз за разом они получали от меня то, что им было нужно, и пошел я на все четыре стороны. Я тянулся к людям, Гефестион, но ко мне никто не тянулся. И теперь все эти года благополучно потерялись в прошлом, и все, что меня с ними связывает — это опыт, который помог мне повзрослеть. Александр, сделав несколько больших глотков, допил свой чай, пока в моей голове, наконец-то все раскладывалось по полочкам. — Может быть, Вам нужен был урок, чтобы просто избавиться от того наивного мальчишки? — Наблюдая за Александром, спросил я: — а не чтобы потом во всех видеть только плохое? — Я не вижу ни плохого, ни хорошего, — уклончиво начал Александр. — Все, на что я смотрю — это на себя самого и только. Поверьте, это намного облегчает жизнь. — Тогда, получается, Вы превратились в одного из тех, кого оставили в прошлом. — Нет, Гефестион, между нами есть разница. — Какая? — Они всегда такими были. А меня таким сделали. Я замолчал, бездумно переворачивая вилкой последний кусочек мяса на тарелке. — Будете чай с печеньем? — Внезапно спросил Александр так беззаботно, словно и не было всего этого разговора. — Нет, мне уже хватит, спасибо, — улыбнулся я, закидывая остатки ужина в рот. Профессор же, поднявшись, убрал мою пустую тарелку, принимаясь за ее мытье. Этот заботливый жест заставил меня почувствовать себя очень неловко. Мелочь, сделанная невзначай, как бы в порядке вещей, но для меня это показалось чем-то очень личным. Ведь это я. Просто я. И Александр. Такой гордый Александр, разговаривать с которым было бы честью для каждого… И он моет мою тарелку. Я ощутил, как предательски краснею. В сотый раз за сегодня. — Тогда, думаю, пора спать, — закончив таким образом разговор, заявил Александр, вытирая руки полотенцем. Я тут же поднялся, направляясь следом за хозяином дома, пребывая в безумном счастье от того, что Александр вдруг приподнял ту самую тайную занавесь из своего прошлого, мыслей и чувств. Пусть я стоял лишь при входе, пусть и рассказал он мне так немного, пусть где-то в общих чертах. Но этого мир о нем точно не знает. Уже у самой двери, когда Александр собрался войти в свою комнату, я вдруг задал тот самый вопрос, который мучил меня с самого начала, который уже звучал сегодня от Клита, и ответ на который наверняка являлся ложью: — Почему тогда Вы предложили мне пожить здесь? Александр остановился, но обернулся не сразу: — Потому что Вы нуждались в помощи. И в моих силах было Вам помочь. Я сглотнул. Вранье? — Еще есть вопросы? — Со знакомым холодком спросил Александр. Я помотал головой, но тут же произнося, хоть и коротко, но с абсолютной искренностью, с такой, что я даже уже не помнил, когда и с кем был настолько честен в своих чувствах: — Спасибо, профессор. Спасибо Вам за все. И Александр улыбнулся. Впервые улыбнулся. И это было самым прекрасным, что я видел в своей жизни.       Той ночью Александр зашел ко мне еще раз. Неслышно пройдясь во мраке комнаты, он лег на меня, приятно вдавив в диван. Александр горячо выдохнул в мои губы, и мой член тут же налился кровью. Я не задавал вопросов, ничего не говорил. Только зарывшись пальцами в шелковые золотые локоны притягивал его ближе. Я хотел Александра. Хотел так сильно прямо сейчас. В себе. Глубоко. И я показывал это ему, раздвигая ноги и поддаваясь телом навстречу Александру, пока он мягко целовал меня холодными губами, обжигая дыханием и с таким трепетом проводя большим пальцем по моей скуле… А потом я проснулся. В поту, возбужденный и с пересохшим горлом. С того момента я знал, что хочу только одного: чтобы этот сон стал явью.