Нити

      Погода, явно, сегодня не шепчет: весь день льёт, как из ведра. Потому, эти капли, отбивающие яростную мелодию по крыше машины, сводят брюнета с ума. Он опираясь на руль, как будто спит, лишь побелевшие костяшки выдают обратное. Хосок морщится, глаза раскрывая от крика гортанного, въевшемуся ему в мозг. По сторонам мечется, до конца не осознавая, где именно находится.       Дыхание пытается выровнять, беспокойно ища пачку сигарет по всей машине. Поджечь с первого раза не может: как назло в зажигалке почти кончился бенз. Ливень все очертания местности стер, как и понимание: где он. Вещица, что поддерживает его связь с миром, снова вибрирует, оповещая о том, что он опять кому-то нужен. Неужели так сложно оставить меня в покое?       Из машины выползает, игнорируя то, как быстро его одежда становится мокрой насквозь. Сигарету выкидывает — хуже мокрого табака нет ничего. Почему он здесь? А черт его знает. Может родись он кем-нибудь другим, он бы был здесь чаще, а может и вовсе никогда. И не знает он ответ на вопрос — хорошо это или плохо.       К каменной колонне прижимается, не в силах ступить дальше — на той территории он себя собой не ощущает. Не в силах из головы крик выкинуть, на пробегающий людей коситься: они через лужи скачут, быстро, в металлический конструкции, прячась. Но это занятие не в силах из него выбить воспоминания.       Её колени разодраны, кровь по лицу медленно на пол стекает. Сколько это уже продолжается? Время застыло, а холод металла в руке жжёт не позволяя собой воспользоваться. Его самый страшный сон наяву. Члены клана, девушку наверх тянут от чего она поднимает голову, но смотрит только на него, так жалостливо, словно извинится хочет.       — Оставьте нас, — и прежней ненависти в нём нет, она испарилась, остался только неминуемый долг, что давит своим грузом.       — Я же говорила, что нет причины и я ничего не знаю, — тяжелую голову вбок сваливает, — Хосок, прошу, хватит, закончи всё это.       Он молчит, а желваки по его лицу так и ходят. Искать причину предательства Соры не нужно, она прямо в этом подвале заключена. И сейчас, как и тогда, только голос матери в ушах стоит. Сора, тогда ещё ребёнком была… В ту ночь умер бывший глава клана Чон, а его жена приказала пустить незаконнорожденную девочку по кругу. Мать её, та убила ещё, когда муж жив был, подстроив, как несчастный случай. Ещё в ту ночь, Чон Хосок, всей душой почувствовал, что все закончится именно так. Они забрали у неё все, что она когда либо могла иметь.       — Чего ты ждешь, брат? — на крик скрывается, — Закончи это!       Такая же как у него кровь, медленно на пол стекает, вместе с жизнью, навсегда покидая опустошенное тело. Она с этими темными волосами, так на него похожа, кажется, Хосок на своё мертвое отражение смотрит. Как скоро он окажется на её месте? В чем их разница? В том, что он родился по закону? Бред, да и только. Хоть какое-то оправдание ищет, прячась за мыслей: «всё ради семьи». И плевать, что он сейчас часть своей семьи убил.       — Хосок? — такой родной, обеспокоенный голос.       А он молчит, ни слова с того момента не сказала. Все слова у него поперек горла стоят, как будто тогда — он себя убил, а не её. Но Джису с Хосоком слова не нужны, они молчание друг друга, лучше всего понимают. Он шаг к ней хочет сделать, но не может, ведь она подобно свету, что его сожжет.       Ким Джису смотрит на него не моргая, пытается каждую эмоцию уловить, но улавливает только: ужас и боль исходящую. Чон всегда брошенный был, как бы старательно это не прятал, ведя себя, как хладнокровный лидер клана. Таким она его узнала в ту ночь, когда они впервые встретились. Он был весь побитый и с таким же отчаянием в глазах. Кажется, в ту ночь умер его отец, но была ли причина в этом.       Чон головой не сильно об стену позади бьется, глаза закрывая и подставляя лицо под капли. Джису хочет свои руки подставить — спасти, даже от самого себя защитить. Ты кажешься таким сильный и бесстрашным, потому что, единственный кого ты боишься это самого себя. Зонтик, глухо на асфальт падает, больше не защищая свою хозяйку. Родное тепло, так спасительно его охватывает, что брюнет, даже на липнувшую одежду, внимание не обращает.       Со всей силы девушку к себе притягивает, носом утыкаясь в волосы. Ему сейчас так хочется кричать, но он это в ней глушит, скуля тихо. Джису, самой рыдать хочется, потому что, все его эмоция перед ней расцветают — букетом ликориса. Все его эмоции ей передаются, потому по её щекам слезы текут. Она его по волосам гладит, понимая, что это единственное, что она может, сейчас, ему дать. Нет, это единственное, что она всегда могла ему дать и это то, что его спасало.

Они сгорают от света или пламени?

Две недели спустя.

      Телефон раздражающее звонит, заставляя брюнетку поморщиться. В квартире темнота стоит вместе с густым смогом травы. Новости как фоновый шум уже под горлом сидят, но она продолжает в окно смотреть, не чувствуя ничего кроме липкого ужаса. Фантомная боль ребер окутывает, от чего она пересохшие губы прикусывает. В спешке горсть обезболивающих запивает мартини — точно сумасшествие. Ей уже все осточертело, лучше бы ей память отбило, а не ребра.       Дженни уже неделю из дома не выходит, а две ни с кем не разговаривает. Девушка в больнице и четырех дней не провела — свалила, как только ходить смогла. Сколько же визгов там было… С кровати поднимается медленно, натягивая черное худи через голову. Сегодня, как никогда ей нужен свежий воздух. Плевать, что на дворе вечер и теперь, она темноту терпеть не может.       На улицы воздух влажный, а вода из луж, видимо решила переехать жить к ней в кеды. Дженни бредёт без идей и видимых целей, с лицом совершенно безэмоциональным и не зажившими до конца ссадинами. Особенно любопытные прохожие ей в след оборачиваются из-за чего девушка цокает, натягивая капюшон на голову.       Что её волновало сейчас? В принципе ничего. Ей всё равно на то, что случилось, всё равно на то, что произошло с этими людьми. Когда кошмар становится твоим прошлым, ты словно не замечаешь, как сам абстрагируешься от этого, думая, что все произошло не с тобой. Искала ли Дженни виноватых? Конечно, но это было в первые дни её нахождения там. Потом. искать сил не было. Чему быть, тому не миновать.       Не замечает, как до оживленный улице баров и клубов доходит. К стене спиной прижимается, зубами доставая косяк, из старой пачки винстона. Так и застывает, понимая, что зажигалку дома забыла, благо, какой-то парень подкуривает, филигранно, игнорируя специфический запах. Он улыбается ей мило и застенчиво, а она в ответ пару тяг стреляет. Вокруг себя, Дженни Ким, такую ауру создает, что никто даже пристать к ней не хочет. Возможно помочь, но она глаза от такой помощи ведёт.       Они парочкой фраз обмениваются, он подвезти предлагает, но она лишь головой мотает. Не в этой жизни, малыш. Снова улицу взглядом очерчивает, замечая эту чертову вывеску в сад Эдема. Сама не заметила, как сюда пришла. Держись от таких, как я, подальше. Раздражение хоть какой-то импульс по телу пускает, а она оттолкнувшись ногой от стены, в клуб проходит.       Ничего здесь не поменялось. Только музыка кажется совсем тихой, а может Ким просто ничего не слышит из-за коктейля, что в её крови круглые сутки пляшет. Алкоголь, обезболивающее и трава — гремучая смесь по идее, но на Дженни она, словно не действует. Зачем ей это? Сейчас без этого она существовать не может: алкоголь — заставляет жить, обезбол — приглушает боль, а трава — мысли.       Тяжело вздыхая, брюнетка ноги на стол закидывает. Она в черные стены равнодущно смотрит, но каждой клеточкой тела, чувствует, как он бешено прожигает её взглядом. Капюшон с головы сбрасывает, убирая руки в худи. Снова выдыхает напряженно, голову запрокидывая и глаза закрывая. Только биения его сердца слышит, такой глухое и сбитое.       У Мина на лице, лишь шок играет, пепел с сигареты на стол падает, а он и не замечает этого. Понять всё не может, глючит его сейчас, или перед ним реально Дженни Ким. Дженни Ким, что просто с ноги открыла дверь и плюхнулась в кресло.       Дженни скалиться, тишина слишком долго задержалась между ними. Глаза открывает, взглядом вынуждая хоть что-то сделать. Девушка не считала его виноватым, но её раздражал, факт того, что он считал об обратном. Мин так просто окрестил всё и сбежал в свою конуру, что Дженни готова его ударить. Как до него не дойдет, что ей плевать, она не боится и никогда не боялась. Поняла, что с ним что-то не так с самого начала. Но тогда чего она боялась рядом с ним? Своих же чувств.       Юнги снова третьи сутки не спит из-за чего в происходящее не верит. В голове тысяча мыслей с чертями отплясывают и самая главная, алый пламенем горит: Дженни Ким — сумасшедшая. Она почти умерла из-за него, он её нахер послал. Оттолкнул, сказав чтоб она к нему не приближалась если жить хочет, но Дженни все равно здесь и слова сказать не пытается. Девушка словно издевается над ним, Юнги уверен ей доставляет удовольствие вот так молчать, сводя его с ума.       — Дженни, я же сказал…       — Не приближаться к тебе? Я помню, — глаза закатывает, в потолок уставившись, — А что если я просто хочу умереть?       — Тогда ты выбрала крайне болезненный вариант, — фыркает, вспоминая о потухшей сигарете.       — А может я люблю боль? — на него смотрит, пачку нащупывая, но там только сигареты остались.       — Не веди себя как глупый ребенок, — шарахается, когда та резко встает.       — А ты не веди себя как идиот, — громче привычного просит, — и прекрати так палить на моё лицо, то что случилось не твоя вина.       — Почему ты так в этом уверена? Я…       — Мин Юнги, — перебивает, — Мне похуй кто ты, хоть господь Бог, хоть сам Дьявол, мне плевать на это, — он её за запястье к выходу тянет, а Дженни дергается, разворачиваясь так, что между их лицами считанные сантиметры остаются, — Ты действительно думаешь что я не догадывалась о тебе?       — Если ты догадывалась об этом с самого начала, то ты и правда глупая, — щурить от болезненного раздражения, — Если знала об всём, почему не сбежала? — он так хочет знать ответ на этот вопрос, что неосознанно к каждому звуку из её рта прислушивается.       — Может я просто не хочу этого? — косо улыбается, руку из холодных пальцев доставая, — Такой вариант ты не рассматривал?       — А что ты хочешь?       Дженни ему в глаза долго смотрит, может она там что-то ищет, а может они слишком притягательные и завораживающее. Он весь для неё, подобен крови для хищника. Настолько глубоко в его путы попала, что всё происходящее её с корнем не вырвало, лишь глубже его в своих мыслях поселила. Мысли в голове Дженни, до сих пор коктейль глушит, а может он снова всё из неё выжег. В его глазах недоверие видит и улыбается искренне. Зря ты спросил это, Юнги.       Ещё немного и Мин правда с ума сойдет. Сам, лично в психушку явится со словами, что он эту девчонку совсем не понимает. Его внимание порабощают многочисленные ссадины, потому мужчина в глаз ей не заглядывает, и не видит той опасности, что они ему сулят.       Мин отойти пытается, но Дженнины губы всё равно к его прижимаются. Нет, Дженни не смей. Он пошевелиться не может, остолбенел словно от проклятия. Её губы теплые, слегка потрескавшийся, но такие мягкие, что из Юнги все мысли выбили. Он руки убрать пытается, но ему некуда, от сжатия, костяшки белеют до состояния, только что, выпавшего снега.       К двери снова жмется, языком по губам проходясь и смотрит на него вызовом. Дженни над ним и правда издевается, голову наклоняет и он клянётся, что на её лице красуется усмешка. Мин Юнги и не заметил, как он в этой истории стал жертвой, а она хищником.       Губы смачивает, ощущая на языке её вкус. Это просто чертов сон, вот и всё — это нереально. Но даже если это не сон, ему так плевать. Тихое «Блядь» из самой грудины выдает, кулаки разжимая. Ты меня с ума сведешь. Брюнетку к себе за худи притягивает, в объятиях разворачивая. Давит всем телом, обжигая открытые части её хрупкого тела. Она длинными ногтями в его мягких волосах теряется, выдавая тихий болезненный стон от столкновения с его столом.       Мин не знает куда деть свои руки, он так боится сделать ей больно, а её это бесит. Я ведь не ребенок какой-то. В отместку губу его почти до крови прикусывает, обхватывая ногами бедра. Мин, своим же действиям не верит, когда одним резким движением всё со стола скидывает. Руками по её телу ведет, выпирающие ребра очерчивая, а после одной рукой её запястья над головой зажимая.

Картина маслом: сошедший с ума демон и падший ангел.

      Едкий дым, подобно мыслям, просачивается в маленькую щелку открытого окна. Намджун морщится, устремляя взор на дисплей телефона. Головная боль не проходила уже пару суток, он то думал, что спасение сестры всё разрешит, но ничего не поменялось. Когда это началось? Может месяц, может уже год, а может настолько давно, что он не помнит. Но с каждым годом только хуже, в моменты когда она покидала его, ему казалось что что-то не так. Только когда рядом была она, мужчина не обращал на это внимание и чувствовал себя обычным человеком?       Намджун сам не понимал, почему рядом с Джису он не обращал на это внимание. Вспомнить бы — была ли вообще эта боль при ней. Она лучше, любого прописанного обезболивающего, заставляя его забыть о том — кем он является. Нет, это не была любовь, он разучился любит уже очень давно. Но за столь короткое время она стала ему… другом, что в любое время могла поддержать. Дарящая ему то, чего он так желал — покой.       Светофор мигает желтым, а Намджун по тормозам давит, задумавшись. Джису… он так давно не слышал её голос, может из-за этого боль усилилась. Гудки ещё сильнее мозг прожигает, но её слегка взволнованный и удивленный голос, всё на место возвращает.       — Да? — она откашливается, пытаясь спрятать что-то в своей интонации.       — Привет, Джису, как ты? — Ким улыбается, — Мы так и не обсудили наш поход в ресторан.       — Да, прости, — локон за ухо заправляя, — Я забегалась и совсем забыла, — виновато губу прикусывает, на кровать опускаясь.       — Ничего, — он в её голосе что-то не то чувствует, но молчит, включая поворотники, — Я хотел снова предложить сходить куда-нибудь… — руль выворачивает.       — Да, конечно, когда? — слышит скрежет, что заставил Джису замереть с телефоном в руке, она в одну точку уставилась, куда-то в район его ключицы.       Дьявольский скрежет металла, подобно вилки по мозгу Ким царапает. Все варианты перебирает: от слуховых галлюцинаций до ошибке номера. Резкая тишина и его хриплый стон, рвет всё на куски. Она с места сдвинуться не может, как и пошевелиться, в принципе. Хосок, на застывшую Джису смотрит, с полотенцем на голове. Её губы дрожат, а глаза наполняются не только ужасом, но и пеленой слез.       — Джи? — махровую тряпку на голые плечи спускает.       — Хо… — голос дрожит, — Намджун… он… авария, кажется, — встает резко всё еще держа телефон у уха.       Чон её к себе прижимает со всей сила, а телефон из её рук выскальзывает, разбиваясь вдребезги, также разбивается их жизнь. Успокоить пытается, жмет к себе сильнее, когда она всхлипывает судорожно. В лоб целует, попутно из брюк доставая свой IPhone. Всё бы ничего, но Ким Намджун и с ним связан и ничем хорошим это не закончится.

Вам казалось вы выиграли, но это только начало.