<...>
Все, что чувствовала Лилит до этой секунды, уходит на второй план очень быстро, когда Сидни сообщает ей новость, от которой глаза ведьмы становятся огромными. Она долго смотрит на дочь, пока та, с абсолютно спокойным видом, глядит в ответ и растягивает в почти довольной улыбке губы. — Мне надо выпить, — под смех Кола произносит Лили и подходит к столу с выпивкой. Вопреки собственной клятве никогда не пить бурбон, она наливает именно его и за какие-то мгновения опустошает, возвращая на стол стакан. Лили глубоко вздыхает, теперь слыша смешок Клауса, оборачивается, раздраженным (ну почти) взглядом стреляет в него и, скрещивая руки, заходит за спинку дивана, напротив которого, на другом диване, сидят преспокойно Сидни, Деймон и Стефан. Однако все внимание сейчас направлено только на одну парочку. — Ты и Деймон? Ты. И. Деймон?! Для Кола это становится последней каплей — сгибаясь пополам, упираясь ладонями в колени, он начинает громко смеяться, словно Лили рассказала какую-то смешную шутку. Однако она сама понятия не имеет, плакать ей или смеяться. Можно, конечно, одновременно, но это уже будет истерика. Впрочем, немного (или много) поистерить все же хочется, потому что у Лили в голове не укладывается: ее дочь и... и... Деймон Сальваторе! — Наверное, мне надо выпить еще, — глубоко вздыхая в очередной раз, проговаривает Лили. — Потому что мой мозг просто отказывается воспринимать данную информацию. — Лили, не думаю, что это хорошая мысль, — говорит Клаус, а потом на него смотрят с вопросом карие глаза. — Мне правда стоит напоминать? Лили фыркает и отворачивается. Вспоминать, как ее понесло после одной бутылки бурбона, нет никакого желания, потому что после этого она полетела прямиком в наполненную ледяной водой ванну. Закатив глаза, Паркер возвращает свое внимание Сидни и Деймону. — Деймон, признайся, — вскидывает брови она, — внушил. Деймон громко фыркает и скрещивает руки на груди, с каким-то раздражением глядя на Лилит, сверлящую его пристальным взглядом. А он и не подозревал, что ее отвращение к нему настолько велико; не подозревал, что она думает, будто он настолько испорчен, что сможет внушить кому-то любить его. Впрочем, Деймон, конечно, мог это внушить, но не Сидни. Он даже отвечать ей резко себе не позволял, а уж о таком обмане и речи нет. — Лилит, заставь свой постаревший мозг хоть немного поработать, — сквозь зубы цедит Сальваторе. — Я не до такой степени мразь, чтобы внушать Сидни такое! — О, Деймон, — шипит Лили, со злостью глядя на вампира, — ты до такой степени мразь. — Мама! — ошарашенная, восклицает Сидни, но Лилит все равно не сводит суженных глаз с Деймона, а тот с такой же злостью смотрит на ведьму в ответ. Улыбка, бывшая на лице младшей Паркер несколько минут назад, исчезает, будто и не было. Эта «война» между ее матерью и ее парнем напрягает. — Между вами произошло что-то, чего я не знаю? — Спроси у Деймона, дорогая, — улыбается «мило» Лили. Потому что то, что вспоминали они с Колом в комнате Лили — это еще только малая часть того, почему она ненавидит Деймона Сальваторе всей душой. А потом появившийся рядом Кол перекидывает руку через голову Лили, обнимает подругу за плечи, так что его рука свисает с ее левого плеча, и запечатляет на ее щеке поцелуй, из-за чего Паркер закатывает глаза. Лили знает: друг делает так только тогда, когда у него великолепное настроение и он не хочет осушить каждого встречного, как обычно. — Брось, Шекспир, — улыбается Кол. — Сидни — девушка взрослая, сама может решать, с кем ей быть. — Давно в тебе проснулся философ, Клыкастый? — резко поворачивает к нему голову Лили. — Или как я там тебя назвала? Клыкастик? — Лил, я тебя однажды укушу за это, — пытаясь казаться грозным, говорит Кол, вот только с улыбкой от уха до уха, которая никак не желает сходить с его губ, у него это плохо получается. Лили поджимает губы, почти улыбаясь. — Отравишься, милашка. — Паркер. Нарываешься. — Триста девяносто один год нарываюсь, Майклсон. И вообще, — Лили вновь возвращает внимание Деймону и Сидни, — речь не об этом. Речь о том, что надо убрать... — Лили, — прерывает ведьму Стефан, и та смотрит на него, вскидывая вопросительно брови, — спешу тебя разочаровать, но убирать нечего. Внушения нет. Уж поверь мне. — Господи, — выдает Сидни и тяжело вздыхает. — Мам, ты правда подумала, что Деймон внушил мне? — Ты просто не знаешь его с той стороны, с какой знаю его я, — отвечает веско Лили. — Той стороны уже давно нет, Лилит, — подает голос Деймон. На это Лили лишь громко хмыкает, вызывая негодование Сальваторе, и он уже собирается выдать что-то язвительное, как тут же чувствует холодные пальцы на своей ладони. Повернув влево голову, он встречается с пронзительным взглядом Сидни и, естественно, на хмыканье Лилит ничего не отвечает. Это не ускользает от внимания Лили, и больше никакого злобного или саркастичного комментария не вылетает из ее рта. Она снова становится напряженной, что сразу же замечает Кол. Последнее время Лили только в таком состоянии и находится, и ему даже необязательно быть рядом, чтобы понять, что Лили снова в напряге. — Сидни, — с каким-то странным спокойствием произносит Лили, привлекая внимание дочери. — Пойдем. Нам надо погулять и поговорить. Сидни лишь кивает в ответ и, выпустив ладонь Деймона, поднимается на ноги, направляясь к выходу из гостиной. Лилит делает то же самое, но внезапно Кол хватает ее за запястье и разворачивает к себе, пересекаясь с недоуменным взглядом подруги. — Ты же знаешь, что в любой момент можешь позвонить мне? — произносит он. Лили хмурится, глядя прямо в темные глаза Кола. — Конечно. — Хорошо. Кол отпускает Лили, и она, поглядев с минуту на друга, разворачивается и наконец уходит, чувствуя на себе его пристальный взгляд.<...>
— КАСЛ, Я ВЫРВУ ТВОЕ СЕРДЦЕ И ОТПРАВЛЮ ЕГО ЛИЛИТ В ПОДАРОЧНОЙ КОРОБКЕ! Люсьену и не вспомнить даже, когда он видел Себастьяна в таком бешенстве. Наверное, думается ему, никогда, потому что на полу валялись куски двух разломанных стульев и осколки разбившейся вазы. Однако его это нисколько не волнует, потому что наконец можно прекратить притворяться и показать уже Себастьяну всю свою накопленную ненависть. Люсьен осушает третий стакан виски и с громким стуком ставит его на стол. Вампир слабо улыбается и переводит взгляд на Себастьяна, впервые за несколько веков задаваясь вопросом, как он мог вообще связаться с этим... уродом. Люсьен только сейчас понимает: ненависть к Дьюару начала зарождаться еще с того момента, когда тот сказал о том, что чувства к Лилит — всего лишь игра, маска, чертова выгода. — А чего ты хотел? — цедит Люсьен. — Послушания? Преданности? Или чтобы я бегал за тобой, как верная собачка? Еще никогда в жизни Себастьяну так не хотелось оторвать голову кому-то, как сейчас хочет оторвать ее Люсьену; еще никогда в жизни у него внутри не полыхало столько ненависти, сколько полыхает сейчас. Себастьян сжимает кулаки, не сводя пристального взгляда с Люсьена, будто они играют в игру «Кто кого переглядит». — Мне ничего не нужно было, кроме твоей дружбы, — злобно произносит Себастьян. Люсьен смеется; смеется громко, заливисто, будто услышал до боли смешную шутку, и теперь не может остановиться. Он опрокидывает в себя очередной стакан виски, но все продолжает смеяться, а Себастьян хмурится, и у него просто чешется кулак проехаться по лицу Люсьена. Касл успокаивается, но на губах остается улыбка; он прекрасно видит, как сильно Дьюара это выводит из себя. — Какой дружбы, Себастьян? — вскидывает брови Люсьен. — Как я мог остаться тебе другом после того, как ты признался, что не любишь Лилит? Что всего лишь играл ее чувствами, потому что тебе это было удобно? — Он чувствует, как волна гнева накрывает его, и почти уже рычит: — Как я мог оставаться тебе другом после того, как ты буквально разбил ее? И каким я могу быть тебе другом теперь, когда узнал, что ты убил ее сына и едва не обратил в вампира ее дочь?! Себастьян улыбается, и эта улыбка злит Люсьена еще больше. — Ну конечно, — фыркает Себастьян, — Лилит. Твоя «дочурка», — он сопровождает это кавычками в воздухе, — как иначе. И плевать, что приемыш, все равно «дочь». — Семья кровью не измеряется. — Люсьен, это бред! — кричит Себастьян, а в глазах — неописуемая злость; такая, когда кажется, что все просто идет ко дну. — Я знал, что однажды твои гребаные родительские чувства к этой девчонке возьмут верх и все испортят! Я всегда это знал! Видит Бог, я пытался это изменить, пытался убедить тебя в том, что все беды из-за нее. А ты... ты же соглашался со всем, ты говорил мне, что я прав, что твои мысли сходятся с моими. Как я был слеп, о, как слеп! Как умело ты играл роль моего единственного друга, моего сторонника, союзника! Как легко ты обманул меня. И все ради нее! — Будь у тебя свой ребенок, ты бы понял меня, — отвечает спокойно Люсьен. — Лилит не твой ребенок! — Мой, просто тебе этого не понять, а я не собираюсь объяснять. Совершенно внезапно Себастьян оказывается рядом, выхватывает наполовину опустошенный стакан из руки Люсьена и со всей силы швыряет его прямо в окно; в нем остается не просто дыра — рама остается вообще без стекла. Лицезрев эту картину, Люсьен снова смотрит на Себастьяна, и ему кажется, что скоро из ушей экс-друга повалит пар. — Так ты теперь что, — рычит Дьюар, глядя с ненавистью Люсьену в глаза, — уйдешь на их сторону? Касл фыркает. — На чью «их»? — спрашивает он. — Если ты имеешь в виду Майклсонов, то осмелюсь напомнить, что не испытываю к ним никаких теплых чувств, потому что они подпортили мне жизнь. Так что у меня есть одна сторона — сторона дочери. Себастьян становится к Люсьену практически вплотную и грубо тычет ему пальцем в грудь, продолжая рычать: — У тебя не будет никакой стороны, когда я убью Лилит. — Ты сдохнешь раньше, чем притронешься к ней. Себастьян ухмыляется; ухмыляется так, как будто заранее уверен в своей победе, а Люсьену хочется эту ухмылку размазать по его лицу. — Посмотрим, мой друг, посмотрим. Возможно, сердце в подарочной коробке получишь ты. И он, как Люсьен несколько минут назад, осушает стакан с виски.<...>
— А у тебя мило, — слышит Лили за своей спиной и, закрывая дверь, улыбается. Она оборачивается к Сидни и наблюдает за тем, как та невесомо касается лепестка розы, стоящей на подоконнике в цветочном горшке. Лили видит, как Сидни улыбается, потом она с какой-то хитрецой смотрит на мать, возвращает свое внимание розе и проводит ладонью над ней. В следующее мгновение красный цвет розы сменяется на фиолетовый, и Лили, подойдя к дочери, начинает смеяться. Она даже не помнит, когда успела приобрести цветок. Видимо, неделя и в самом деле выдалась кошмарная. Вздохнув, Лили отходит к кухонному уголку. — У меня, кажется, еще остался кофе, — говорит она, открывая верхний шкафчик, и начинает сосредоточенно искать банку кофе. — Или нет. — Я все равно его не пью, — отвечает Сидни, усаживаясь на высокий стул и сцепляя пальцы на столе. Она наблюдает, как со вздохом мама закрывает шкафчик и оборачивается к ней. — Деймон отучил. Лили едва удерживает себя от того, чтобы не закатить глаза, и отворачивается к холодильнику, открывая его. В глаза тут же бросается бутылка бурбона, и она так и не может вспомнить, когда успела ее купить. Лили лениво проходится взглядом по практически пустому холодильнику и во второй раз вздыхает. — Ну, кровь ты вряд ли будешь, — тянет она. — Бурбон даже не буду предлагать. Ух ты, вишневый сок. Будешь? — Нет, мам, я ничего не хочу, — отвечает Сидни, и Лили захлопывает холодильник, вновь оборачиваясь к дочери, а потом подходит и становится прямо напротив. — И вообще ты хотела поговорить. Лилит поначалу не говорит ничего, в задумчивости хмуря брови, а потом, скрестив руки и облокотившись на сзади стоящий стол, наконец начинает говорить: — Все мое существо призывает меня отодрать от тебя Деймона. — Она щурится. — Я вообще не понимаю, как ты умудрилась с ним связаться. — Во-первых, он спас мне жизнь, с чего знакомство и началось, — говорит Сидни, перебивая мать. — Во-вторых... мама, я люблю его. Мне известно мнение тех, кто знает Деймона, и оно совсем не радужное, но мне все равно на это. Я ведь знаю, какой он на самом деле. Нам обоим этого достаточно. Лили бьет рекорд: вздыхает третий раз подряд и поднимает к потолку взгляд, в то время как Сидни продолжает на нее смотреть. Лили снова переводит взгляд на Сидни и немного склоняет набок голову. Поглядев так на дочь, она выпрямляется. — Ну хорошо, — пожимает Лили плечами. — Впрочем, это даже не то, что волнует меня больше всего. Есть тема для разговора и поважнее. Например... почему ты жива? И что за чертов фокус ты провернула? Сидни нервно сглатывает, сцепляя сильнее пальцы. С трудом, но испытующий взгляд матери она выдерживает. — Это было... несложное заклинание, — говорит Сидни наконец. — Я просто... сделала так, чтобы ты не слышала моего сердцебиения, чтобы не чувствовала пульса, чтобы не слышала дыхания; сделала все, чтобы моя «смерть» выглядела правдоподобной, чтобы... чтобы ты поверила, что потеряла меня. — Сидни, ты лежала в луже крови! — срывается на крик Лилит, огромными глазами глядя на дочь. — И все мои попытки исцелить тебя терпели крах! — Это была иллюзия, — едва размыкая губы, произносит тихо Сидни. — И где... где твоя способность исцелять? — Ее нет. Больше нет. — Почему? — Я потеряла ее. — На миг опустив взгляд, Лили снова поднимает его и смотрит на Сидни. — Я была разбита. Я не уберегла собственных детей. Мне было так больно... Я поняла, что потеряла эту способность, только через год. Ну... мне и без нее неплохо. И давай закроем эту тему, не хочу даже вспоминать все это. Лучше поговорим о камне в клинке Себастьяна. — Не о чем говорить, — отвечает спокойно Сидни. — Мы убиваем Себастьяна и возвращаем Маркуса. — Если ты помнишь, то до того, как ты сообщила мне весть о Деймоне, я сказала тебе про предков. — Нам просто нужно убить его раньше, чем предки сделают его первородным, и убить его ядом в твоей крови. Кровь — яд, мама, и Себастьян боится этого больше всего. Если убьешь его ты и убьешь своей кровью, то его невозможно будет вернуть. Твоя кровь не даст ему попасть в потусторонний мир, но и в этом мире он не будет. А раз его не будет ни тут, ни там, то и проблем не будет. Нужно сделать это сейчас, пока он еще обычный вампир. — Я даже не знаю, где он. — Я-я-я зна-а-аю! — вклинивается в разговор голос из-за двери, и обе Паркер поворачивают в ее сторону голову. Оттолкнувшись от стола, Лили идет к двери и сразу открывает ее, пересекаясь взглядом с улыбающимся Люсьеном. Он облокачивается плечом на стену и протягивает ей несколько листов бумаги с напечатанным текстом. Хмурясь, Лили берет их и опускает на них взгляд. Документы. — Давай я тебе сразу все объясню, — не прекращая улыбаться, говорит Люсьен. — Я сходил к юристу и оформил на тебя эту квартиру — конечно, не без внушения, потому что грех не воспользоваться в таких делах прелестями вампирской жизни, — а так как ты — вампир, то я сходил и к одной своей знакомой ведьме, и она сделала так, чтобы без твоего приглашения никто не смог войти. Вампиры, в частности. — Встречаясь с ошарашенным взглядом Лили, Люсьен склоняет набок голову. — Не благодари. — Ты... просто... — Самый замечательный папа в мире? О, я знаю это, дорогая. Лили вздыхает и, сказав: «Входи», отходит в сторону, пропуская Люсьена в квартиру. Он тут же переступает порог и входит; Лили закрывает дверь и идет следом за Люсьеном к кухонному углу. — Мам, — подает голос Сидни, и Лили сразу понимает, что та явно в недоумении и зла, — теперь, может, ты объяснишь мне кое-что? Лилит возвращается на прежнее место, скрещивая руки, а рядом встает Люсьен, не прекращая улыбаться. Приглядываясь к нему внимательнее, она понимает, что улыбка его — натянутая, и это ей совершенно не нравится. Хмурясь, Лили снова смотрит на Сидни. Она рассказывает ей то, что чуть больше недели назад рассказывала Клаусу: о подкосившей родителей болезни и о том, что Люсьен растил ее с тех пор, заменив собой все: и семью, и друзей. Боковым зрением Лили замечает, что Люсьен внимательно за ней наблюдает. — То есть, ты другом Себастьяна лишь притворялся? — после завершения рассказа спрашивает Сидни, пристально глядя на Люсьена. — С тысяча пятьсот тридцать шестого, — отвечает он. — Это было легко, потому что Себастьян слепой, как крот. Сидни хочет сказать что-то еще, но короткая трель телефона мешает ей. Она достает телефон из кармана джинсов, и он переключает на себя все ее внимание. Спустя мгновение Сидни возвращает телефон в карман и снова смотрит на Лили и Люсьена, поднимаясь на ноги. — Деймон? — не успевает она и рта открыть, спрашивает Лилит. Поджав губы, Сидни кивает, вызывая у матери очередной тяжелый вздох. — Иди, — пытается улыбнуться Паркер. — А ты подумай, пожалуйста, что Деймон не такой, как думают о нем все, — просит Сидни, после чего покидает квартиру, оставляя Лилит и Люсьена одних. — Быстро дети растут, да, Лили? — нарушает короткую паузу Люсьен, поворачивая к Лили голову. Она смотрит на него. — Да уж... А ты расскажешь мне, почему пришел мрачнее тучи? Люсьен снова улыбается и вскидывает брови, довольно правдоподобно изображая удивление. Однако по серьезному взгляду Лили он понимает, что вся эта актерская игра совсем уже не к месту, и натянутая улыбка медленно сползает с лица, а Люсьен отворачивается и опускает голову. — У меня был грандиозный скандал с Себастьяном. — Он снова улыбается, только эта улыбка — кривая, мрачная и горькая, а потом хмыкает и снова смотрит на Лили. — Я в очередной раз убедился, что был другом полнейшему куску дерьма. А еще мне с удвоенной силой захотелось грохнуть его. Поэтому советую тебе потренироваться использовать свою кровь... в благих намерениях, то бишь избавить мир от... Люсьен внезапно прерывается и прикладывает руку к груди, отворачиваясь от Лили и зажмуриваясь, как будто ему стало очень больно. Лили хмурится, хочет спросить, в чем дело, но ее вдруг одолевает та же боль, что и его, а воздуха становится катастрофически не хватать. Задыхаясь, Люсьен и Лили оседают на пол, а потом словно сквозь какую-то пелену слышат грохот, но понять, что происходит, не успевают: в следующую секунду темнота накрывает обоих, и они валятся на бок.<...>
Фрея, нервно метаясь из угла в угол по своей «ведьминской комнате», даже не замечает пришедшего Клауса. С некоторым удивлением наблюдая за сестрой, он скрещивает руки и опирается плечом на дверной косяк. — Фрея, твой бесконечный топот слышен даже на первом этаже, — заговаривает Клаус, и Фрея резко тормозит, стремительно оборачиваясь к брату. — В чем дело? — Лили не берет трубку, — отвечает Фрея, а мысли в голове — одна хуже другой, и как бы она ни пыталась это остановить, ничего не выходит. — И заклинание поиска не работает. А это ужасный знак! — Прям подстать ситуации, — раздается насмешливый голос Кола, но когда Клаус оборачивается к нему, то видит выражение лютой ненависти на его лице. Брат проходит мимо и подходит к столу Фреи, около которого она тут же оказывается, и швыряет на него какой-то листок. — Читай. Там немного. На листке всего одно предложение и подпись, и Фрее хватает нескольких секунд, чтобы прочесть, но она продолжает смотреть в листок. Кол видит по лицу, что она злится, и разделяет с ней эту злость. Потому что. Никто. Не. Смеет. Трогать. Лили. — Да что там? — не выдерживает Клаус, подходя к Колу и Фрее. Сестра молча протягивает ему лист, и Клаус сразу же опускает на него взгляд. Прочтя короткую строчку, он ухмыляется и поочередно смотрит на Кола и Фрею. — «Вам ее не вернуть»? — вскидывает брови он. — Мы же дадим ему понять, с кем он связался? Мрачные взгляды брата и сестры — вот ему ответ.