<...>
Лили нужно погулять хотя бы пару часов, подышать свежим воздухом, поболтать по телефону с Люсьеном, который неделю назад свалил в Чикаго, «чтобы развеяться», а еще ей все надо обдумать и осознать, какую чертову свинью подложил Себастьян и придумать изощренный способ его убийства. Впрочем, у нее есть собственная кровь, ядовитая для вампиров... Надо запытать его до смерти. Но ведь... ведь... Себастьяну на физическую боль глубоко наплевать. Он может орать, угрожать, рычать, все что угодно делать, но он стерпит всю боль, которую причинят его телу. Однако стоит только тронуть его душу... стоит только дернуть за ниточку... ударить по больному месту... Лили резко останавливается на полпути к выходу из особняка и как будто в никуда смотрит. Она хмурится и медленно опускает правую руку, в которой держит телефон, и он чудом не выскальзывает из пальцев. Лили закрывает на секунду глаза, а потом открывает их. Где же кроется слабое место Себастьяна Дьюара? Из размышлений Лили вырывает раздавшийся позади голос, и она резко оборачивается, встречаясь со взглядом Клауса, неторопливо спускающегося по лестнице. Паркер терпеливо ждет, пока Майклсон подойдет к ней, и засовывает телефон в задний карман темно-синих джинсов, а потом скрещивает руки. Клаус наконец останавливается напротив и так же, как Лили, скрещивает руки на груди. — Слушай, если у тебя что-то важное, то говори уже, — не выдерживает Лили. Ей кажется, что если она не выйдет на улицу в ближайшие пять минут, то определенно взорвется. Нужен воздух, разговор с Люсьеном, кровь и виски. Разговор с Люсьеном, а не с Клаусом, потому что Лили уже догадывается, о чем пойдет речь, и закатывает глаза заранее, потому что той сцены Кола ей хватило по самое не хочу. — Именно, Лили, — тянет Клаус, специально испытывая терпение ведьмы, — важное. Даже очень. Это важное касается твоего полета в Ниццу. Ты уж извини, что я подслушал, но вас с Колом было слышно на весь дом. Вас, наверное, можно было услышать на другом конце материка. Или планеты. Лили тяжело вздыхает, и Клаус довольно улыбается. У него уже вошло в привычку так делать, из-за чего Паркер ужасно бесится, а Майклсона это только забавляет. В эти две недели, в которые они искали способы вернуть Хоуп и каждый раз терпели неудачу, Клаус хоть чуть-чуть утешался и забывал про боль только так, поэтому такие издевательства над своим терпением Лили прощала. Но теперь ведьма готова за это конечности ему поотрывать, что веселит Клауса еще больше. — Тоже запретишь мне лететь? Или условия поставишь? — заметно раздражаясь, задает вопрос Лили и снова хмурится. Улыбка медленно сползает с лица Майклсона, и он тоже хмурится, глядя на Лили. — Нет, — серьезно отвечает Клаус. — Я не собираюсь запрещать тебе лететь или ставить условия. Я просто не хочу, чтобы ты летела одна. — О Господи, Клаус! — восклицает Лили, эмоционально всплескивая руками и делая шаг назад. Кажется, она стала похожа на Кола слишком сильно и переняла его импульсивность и вспыльчивость. — А не пойти ли тебе к черту? Вот ему иди и говори, что не хочешь отпускать его куда-то одного, а с меня хватит. Хватит! Я не ребенок, чтобы указывать мне, что делать! Я лечу и точка! — Лили... — Уйди к черту, Майклсон! Секунда — и Лили снова прижата к стене, и пальцы Клауса сжимают ее плечи. Она готова уже кровь в его венах вскипятить, но все равно ничего не делает, глядя Клаусу в глаза. Он смотрит не так, как Кол: с гневом и беспокойством одновременно, с готовностью сию же секунду связать Лили, только бы она никуда не девалась; Клаус смотрит с пониманием, потому что сам ради семьи готов в огонь броситься, и вместе с этим переживает. Клаусу не сносит крышу от жуткого беспокойства за Лили, как Колу. Просто меньшее, чего он хочет, — это потерять ее. Клаус теперь не знает, что с ним будет, если Лили Паркер исчезнет из его жизни, а узнавать нет никакого желания. — Я просто не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — произносит тихо Клаус, словно впиваясь взглядом в глаза Лили, и чуть сильнее сжимает пальцами ее плечи. — Слушай... — Лилит вздыхает, — не стоит за меня волноваться, ладно? Я улечу и вернусь обратно. К тому же, я все время на связи. Ну а если вдруг стану недоступна, то... тогда бейте тревогу. — Именно этого я и опасаюсь, — хмуро отвечает Клаус. — Поэтому с тобой должен... — Доверься мне, — резко перебивает ведьма и убирает руки Майклсона со своих плеч. — Лили... — Просто доверься мне, Клаус. Майклсон сжимает зубы, глядя на нее. Он удерживает себя от фырканья: есть вероятность того, что по дороге ее убьют, а она просит довериться; есть вероятность, что она снова будет испытывать адскую боль, а она просит довериться! Клаусу легче пойти и утопиться. Попытаться хотя бы. Лили никогда бы и не подумала, что небольшой полет до Франции и обратно вызовет такую реакцию и станет проблемой. Нормально отреагировала только Ребекка, за что Лили теперь ей безумно благодарна: еще одной истерики она не выдержала бы. Именно истерики, потому что Кол и Клаус как будто с ума сошли после новости о ее решении покинуть на время Новый Орлеан. И оба наплевали на то, что Лили улетает во Францию по важной для нее причине. ...наверное, оба. Клаус ничего не говорит, только кивает едва заметно, и это вызывает у Лили такую радость, что она от уха до уха улыбается, глядя широко раскрытыми глазами на Майклсона, и без раздумий делает шаг вперед, крепко обнимая его, утыкаясь носом в плечо и чувствуя, как он обвивает ее руками в ответ. Лили закрывает глаза и не может перестать улыбаться. Он понял ее. Он понял, что она чувствует, понял, как сильно она хочет увидеть брата, убедиться, что он на самом деле жив, и до хруста костей обнять его. Он понял ее, понял, понял... — Спасибо, — шепчет Лили, открывая глаза, отстраняясь и отступая на шаг назад. Клаус слабо улыбается, а потом тянется к лицу Лили и проводит большим пальцем по ее щеке. Она даже не замечает, как почти перестает дышать, и не может отвести взгляд от его лица. Клаус делает небольшой шаг вперед, и Лили снова сталкивается спиной со стеной. Теперь она как будто совсем не дышит. Клаус обхватывает ладонями ее лицо и приближается невыносимо медленно, а Лили внезапно понимает, что хочет, чтобы он перестал тянуть и наконец поцеловал ее. Именно это, подавшись вперед, Клаус и делает, и Лили отвечает, робко опуская ладони на его грудь. Клаус отрывается от губ Лили, продолжая держать ее лицо в своих ладонях и касаясь своим лбом ее, и никто из них не открывает глаза, словно боясь спугнуть момент. Стук сердец отдается у обоих в ушах, и кажется, что они готовы вечно так стоять, не отпуская друг друга. Но даже такие прекрасные моменты когда-нибудь заканчиваются. — Меня завтра не будет в городе, — шепчет Клаус, нарушая тишину, и Лили будто возвращается в реальность; она открывает глаза и пересекается с Майклсоном взглядом, — так что... хорошего полета. — Он невесомо касается губами ее лба, и Лили снова кажется, что в ее легких кончился воздух. — Найди брата. И возвращайся скорее домой. Лили кивает едва заметно, не в силах и звука из себя выдавить. Клаус мягко улыбается, вновь проводит пальцем по ее щеке, а потом исчезает, оставляя ведьму в одиночестве обдумывать то, что только что произошло. Оттолкнувшись от стены, Лили на негнущихся ногах доходит до двери и наконец покидает особняк, выходя на заполненную людьми улицу. Морщась, она ощущает жжение в деснах, а в горло будто расплавленное железо льют, но Лили опускает низко голову и сует руки в карманы, неторопливым шагом идя по тротуару. Узнай Кол, что она довела себя до такого состояния, когда хочется иссушить каждого проходящего мимо человека, устроил бы ей жуткую взбучку и заставлял бы пить кровь и пить, пока не начнет от нее тошнить. Лили вторично морщится: пожалуй, одной взбучки сегодня ей уже хватило, еще одной не надо. Последнее время и так хочется оторвать Колу голову, так что ухудшать ситуацию нет никакого желания. Тем более, сейчас контролировать себя особенно тяжело, потому что до одури охота порвать на куски каждого встречного и перевернуть вверх дном весь город в попытках хоть как-то унять сжигающую изнутри злость. Злость на то, что ее натравливают на собственного друга. На лучшего друга, черт бы побрал этого Дьюара! Лили уверена на все сто процентов, что начавшиеся ссоры с Колом — это исключительно заслуга Себастьяна. И ей бы рассказать все Колу прямо сейчас, но она еще не готова видеть его. Что-то в им произнесенных словах, интонации, взгляде задело ее где-то глубоко, и в данную секунду ей больше хочется поотрывать ему конечности, чем объяснить, какого черта они ругаются практически каждый день. От одного Майклсона мысли перетекают к другому, и Лили кажется, что Клаус прочнее прочного засел в ее голове. Пустил корни, вцепился, сделал еще что-то, и ведьма не сомневается: он теперь не отпустит. Лили чувствует, как внутри становится очень-очень тепло, ощущает какое-то тихое счастье, которое не передашь словами, но одновременно с этим в голову ударяет страх: а вдруг Клаус поступит с ней так же, как Себастьян? Она борется с этим чувством, собирая все свои силы, но это то же самое, что пытаться сдвинуть гору — затея заведомо провальная. Внезапно голову Лили занимает Айзек. Вернее, город, в котором он находится. Прошипев сквозь зубы: «Черт», Паркер достает из заднего кармана темно-синих джинсов телефон, а потом за пару секунд находит нужный контакт, нажимает на значок вызова и прикладыввет к уху телефон, с тяжело бьющимся сердцем слушая длинные гудки. Справляться с жаждой становится все тяжелее, но Лили упорно это игнорирует, ожидая ответа. — Позвонилась, не запылилась! — слышит она громкий и не очень радостный голос на том конце провода, прикусывая едва ли не до крови нижнюю губу. — Чего это ты вдруг набрала меня, Кас? Опять стряслось что-то? Или ты, в конце концов, позвонила просто потому, что соскучилась и решила узнать, как у меня дела и что произошло нового с последнего твоего звонка пять лет назад? Лили тяжело вздыхает. Она знала, конечно, что друг не будет в диком восторге от ее звонка, но обида все равно кольнула, и ведьма уже почти жалеет, что позвонила. Впрочем, другого выхода все равно нет и, к сожалению, не предвидится. — И тебе привет, Феликс, — выдавливает из себя Лили. — Рада слышать тебя. И с чего ты взял, что что-то случилось? Вслед за последними словами она слышит громкое и почти презрительное фырканье и закатывает глаза. Странная у них дружба: они едва ли не ненавидят друг друга, но по первому зову могут все бросить, сорваться с места и кинуться на помощь. — Да потому что ты вспоминаешь меня только тогда, когда у тебя что-то случается! — восклицает Феликс, и Лили уверена, что он сейчас в порыве эмоций всплеснул свободной от телефона рукой. — В тысяча пятьсот тридцать шестом году ты написала мне, потому что Себастьян оказался мудаком и ты от него сбежала; в тысяча пятьсот тридцать восьмом ты написала мне, потому что Маркус был сильно болен; в тысяча пятьсот пятьдесят первом ты написала мне, потому что он умер; в тысяча пятьсот пятьдесят пятом ты написала мне, потому что Сидни прокляли ведьмы; в тысяча пятьсот пятьдесят девятом ты написала мне, потому что она умерла; в тысяча шестьсот третьем ты... — Ладно, ладно, Картер, — резко перебивает разогнавшегося ведьмака Лили, — заткнись. И, вообще-то, я тебе каждый год звоню и поздравляю с днем рождения. — Ты перестала делать это пять лет назад, — безэмоционально отвечает Феликс, и ведьма снова вздыхает, — так что не надо мне тут в уши заливать. — Да и, кстати, мои дети живы, — говорит Лили, а на том конце провода виснет звенящая тишина. — Сидни просто притворилась, что мертва, фокус такой провернула, а Маркус заточен в волшебном камне. Феликс долго молчит, и Лили от напряжения сжимает телефон пальцами, ожидая ответа. Проходит минут пять, но ведьмак продолжает молчать, а у Паркер уже крышу сносит, и дело даже не в длительном молчании Феликса: у нее все внутренности сводит от жажды. — Я так и знал, — заговаривает наконец Картер, прерывая поток мыслей в голове Лили, — что у вас, Паркеров, гребаное проклятье не умирать раз и навсегда. — Ну, нас всего четверо, — равнодушно произносит Лили. Минуту Феликс молчит. — Четверо? — Ну-у-у-у, помнишь, я тебе говорила про старшего брата? Он тоже жив. Он вампир. — Прекрасно. — Феликс тяжко вздыхает. — Так ты зачем позвонила? Лили хмурится. — Мне нужна твоя помощь, — произносит она. — Я помню, что лет пятьдесят назад после чего-то, о чем ты не хочешь мне говорить, ты поставил барьер на Ниццу. От вампиров. Мне нужно, чтобы ты снял его, иначе при пересечении границы я просто испепелюсь. — Ты собираешься в Ниццу? — едва ли не рычит Феликс, а потом хмыкает, вынуждая Лили закатить глаза. — На кой-черт? — Айзек решил обосноваться... — Погоди-погоди! Айзек? Мы с тобой об одном и том же Айзеке думаем? Высокий такой, кучерявый, улыбочка вечно на лице? — Ты его знаешь? — Не смеши мои тапки, Кас! В общем, ладно, я сниму барьер. Как только сядешь в самолет, дай мне знать, а то я не успею его снять. Впрочем, если ты испепелишься, я сильно страдать не буду. — Ненавижу тебя. — Взаимно. — Но спасибо. — Всегда пожалуйста. Все, отключаюсь, а то у меня дела поважнее тебя есть. Лили в очередной раз закатывает глаза и возвращает телефон обратно в карман джинсов. Она вздыхает и прячет руки в карманах куртки, сжимая зубы. Так, одной проблемой меньше. Остается устранить еще одну — жажду. Лили замечает вышедшую из какого-то магазинчика девушку и начинает неторопливо идти за ней, ухмыляясь против воли и уже чувствуя вкус крови на языке. Кол научил ее получать удовольствие от процесса...<...>
Утром в аэропорт Лили везет Кол, и сейчас, сидя в машине на переднем сиденье, она видит, что Майклсон с силой сжимает руль, как будто стремится раскрошить те участки, за которые держится. Лили наблюдает за другом внимательно и прекрасно понимает, что он чувствует на себе ее взгляд и оттого, наверное, сильно хмурится. Но молчит. Наконец отвернувшись от Кола и уловив его облегченный вздох, который он, конечно, попытался неудачно скрыть, Лили прислушивается к другому — к спокойному сердцебиению и дыханию сидящей на заднем сидении Сидни. Она заявила еще вчера вечером, что поедет провожать мать, ну а у той и не возникло желания отказываться от этого. Голос дочери, ее спокойное биение сердца и мерное дыхание по-странному успокаивают Лили, и волнение перед предстоящей встречей с братом совсем немного отступает, уступая место какой-никакой уверенности в том, что все будет хорошо. Впрочем, ей не удается понять, уверенность это или надежда. Лили тяжело вздыхает и устремляет взгляд в свое окно. — Ты в порядке? Она резко поворачивает голову в сторону Кола и снова смотрит на него. Он отрывает на мгновение взгляд от дороги и глядит на Лили, а потом возвращает свое внимание асфальту, по которому они едут. Лили тоже отворачивается, глядя прямо перед собой и скрещивая с очередным вздохом руки. — В полнейшем, — отвечает она. — А что? Кол вздыхает, поворачивая вправо руль, и Лили снова смотрит на него; выражение лица Майклсона ей не нравится однозначно, и ведьма слегка хмурится. — Я просто... — Кол замолкает, но потом вздыхает снова и перебивает самого себя: — Я вчера... я перегнул палку вчера. Прости меня, Лил. Я просто беспокоюсь. Я не хочу, чтобы ты пострадала. Лили против воли улыбается, не сводя с Кола взгляд. Она тянется к его руке, а потом слабо сжимает пальцами его запястье. Кол убирает с руля руку и перехватывает ладонь Лили, легко сжимая ее и не прекращая при этом следить за дорогой. Паркер откидывает голову на спинку сиденья, глядя на друга. — Не бойся за меня, — говорит она тихо, почти шепчет, и видит, как Кол стискивает зубы. Удивительно, как они еще все не сломались. — Я не маленькая девочка. И при необходимости могу зад надрать. — Мне ли не знать, — фыркает Кол, но Лили видит, что он сдерживает улыбку. Улыбнувшись чуть шире, она снова отворачивается к окну.<...>
Лили вздыхает, когда слышит, что объявляют ее рейс, и делает попытку отстраниться от Кола, но вместо того, чтобы отпустить, он только сильнее прижимает подругу к себе. Сдерживая улыбку, она переглядывается со стоящей позади Кола Сидни, а та уже почти смеется. Однако Лили все же удается выбраться из объятий Майклсона, но тот, так и не желая сдаваться, хватает ее за руки, удерживая рядом с собой. — Кол, я же не навсегда улетаю, — произносит она, а попытка вырывать свои руки из пальцев друга проваливается. — Еще бы ты навсегда улетала, — щурится Майклсон. — Как будто я бы тебя пустил. — Ты меня сейчас отпусти, — смеется Лили, вот только во взгляде — никакого веселья, и Кол немного напрягается. Ему изначально как не понравилась идея отпускать ее одну, так до сих пор и не нравится. Кол нутром чует, что что-то обязательно пойдет не так, но... он молчит. Впервые. Лили все же заслужила доверие, и Майклсон надеется, что его чуйка на всякую дрянь первый раз за всю жизнь... ошибается. Дает ложный сигнал. — Просто я еще хочу обнять дочь и не опоздать на самолет. Кол хмурится, вырываясь из мрачных мыслей, и ослабляет хватку, чем Лили спешит воспользоваться. Она освобождает свои запястья от пальцев Кола, кладет руки ему на плечи и быстро целует в щеку, после чего отходит и тянется к Сидни, крепко обнимая ее. — Не нарвись на приключения, мам, — слышит Кол наставление Сидни и усмехается: Лилит и отсутствие приключений? Три раза «ха». Лили выпускает Сидни из объятий, напоследок сжимает локоть Кола, снова запечатляет короткий поцелуй на его щеке, хватает чемодан за ручку и быстрыми шагами, не оглядываясь, уходит прочь, провожаемая пристальным взглядом Майклсона. Он слышит, как низкие каблуки стучат по полу, а потом рядом встает Сидни, пряча руки в карманах пальто. — Никогда не думала, что самый кровожадный Майклсон станет ангелом-хранителем моей матери, — произносит она так, что услышать ее можно только с помощью вампирского слуха. Кол кривит губы в усмешке. — Никудышный из меня ангел, знаешь ли. Усмешка медленно сползает с губ, и Майклсон, сделав два шага назад, резко разворачивается и направляется прямиком к выходу из аэропорта. Глядя на его удаляющуюся фигуру, Сидни медлит секунд десять, а потом идет следом.