Ассистенция

Когда я узнал, что Лина жива, все напряжение, взваленное на плечи тяжким грузом, спало с меня, в один миг, слово по легкому дуновению ветра. Она смогла выжить, смогла справиться с собой, стала частью Дикой местности, стала важной участницей Сопротивления. Я помню ее испуганные глаза, пристально смотрящие на меня, она находилась по ту сторону заграждения. Лицо, искаженное ужасом, в ссадинах, майка в крови. Одна из пуль, выпущенных регулятором, попала в нее, но из-за шока она не чувствует боли. Ее образ медленно застилает дым и жизнь покидает меня, я думал, что вижу ее в последний раз и в тот момент хотел только одного: она должна выбраться от сюда, быть свободной, даже если ей придется сделать это без меня. Я верил в нее, верил, что она сильнее, чем сама может себе представить. Когда я вытащил Лину из дома ее тети Кэрол, у меня не было никакого плана, я понятия не имел, что мы будем делать, но я не мог оставить ее в лапах регуляторов, не мог позволить им заставить ее пройти процедуру и забрать у меня навсегда. Но, когда я увидел какие масштабы приобрела гонка за нашими задницами, однозначно понял, что вдвоем нам не выбраться. И в тот же момент план появился в моей голове, озаряя сознание, как яркая вспышка света. Я лишь надеялся на то, что она сможет добраться до хоумстида, где ей обязательно помогут и научат жить в новой обстановке, в новом для нее мире. Только мысли о ней помогли мне выжить и пройти весь этот ад. Мысли о ней не дали мне сдохнуть от холода, пока я в одиночку пробирался через лес, прокладывая дорогу к единственному шансу вновь увидеть ее глаза. Мысли о ней были со мной каждый минуту, каждую чертову секунду ожидания ее появления на базе Сопротивления. И когда я увидел ее с этим типом, мило обнимающим ее тонкую талию, меня с головой захлестнула беспощадная ревность. Злость на Лину заполнила каждую клеточку моего тела, я физически ощущал, как ненависть на Джулиана подкатывает к горлу, собираясь в жгучий комок, не дающий дышать. Это отвратительное чувство всепоглощающей злости преследовало меня неумолимо, дыша в спину своим мерзким дыханием, насквозь пропитанным ядом. Я не мог думать ни о чем, другом, кроме ее предательства. Какая-то небольшая разумная часть внутри меня шептала, что ее вины тут нет, она думала, что я мертв, у нее было право двигаться дальше. Но я каждый раз заглушал этот тоненький голосок в голове, все сильнее раздувая пламя ненависти. Поворотным моментом стала операция в Уолтсбери. Когда в лагерь вернулись все, кроме ее группы. Услышав это, мое сердце замерло, мысль о том, что я потерял ее словно ударила меня со всей силы прямо в грудь, лишая возможности дышать. В тот день я понял, что, как бы не старался похоронить свои чувства к ней под увесистым слоем злости и ненависти, не мог ни на секунду вынести мысль о том, что ее не будет рядом со мной. Тогда я понял, насколько сильно люблю ее. После всего, через что я прошел, я думал, что мое сердце окончательно очерствело, что в нем не осталось места для любви, тепла и нежности. Но я ошибался. Сейчас мы вновь вернулись в Портленд, в город, который так и не стал для меня родным, но именно в нем вся моя чертова жизнь изменилась. Именно здесь я встретил Лину и навсегда забыл, что такое покой. Когда мы с ней находились тут до побега, все время вынуждены были скрываться, беспокойно оглядываться по сторонам, преследуемые страхом о том, что за углом нас ждут регуляторы. Теперь, спустя несколько дней возвращения в наш город, мы с ней снова скрываемся. От Джулиана. — Ты когда-нибудь поговоришь с бедным парнем? Или тебе нравится прятаться в темных проулках? — спросил я, прерывая наш поцелуй и вопросительно поднимая бровь. Ее лицо, исполненное восторга, тут же омрачилось при упоминании Джулиана. Она устало покачала головой. — Я поговорю с ним, обязательно поговорю, — ее руки скользят по моей груди, заставляя сердце в грудной клетке биться быстрее. — Но его же невозможно застать одного, все время он занят в штабе. Я усмехнулся. — Ты просто боишься. Она возмущенно пихнула меня в плечо. — Неправда! Я засмеялся, перехватывая ее руку и прижимая к стене дома. — Признай это. Тебе ни по чем перестрелка или рукопашная драка, но ты страшишься разговора с ним? Тень улыбки промелькнула по ее лицу. — Я поговорю с ним, — серьезно сказала она, и на этот раз, понял я, она настроилась более чем решительно, поэтому я ни капельки не сомневался. Каждый день я все больше удивлялся тому, насколько сильной она стала за этот период и, в то же время, ее легкость и нежность никуда не делись. Просто она научилась тщательно скрывать это от посторонних. И это была одна из причин, по которой я любил ее все больше и больше с каждым мгновением. Только рядом с ней я чувствовал себя снова живым, полным сил и готовым на все. Она вытащила меня из моей личной тюрьмы, в которую я посадил себя после Крипты, вновь показав этот мир. Ее глаза, наполненные любовью, светились счастьем, смотря на меня с восхищением. Я наклонился к ней и прикоснулся к ее губам, растворяясь в запахе ее шампуня и в ощущении ее близости. Звук шагов резко вырвал нас из того состояния безмятежности в суровую реальность. Обернувшись я наткнулся на светлые глаза, смотрящие на нас с болью и отчаянием. Как будто его мир разрушался на мелкие кусочки прямо перед нами. — Джулиан… — с трудом выговорила Лина, побледневшая и застывшая около меня. Он покачал головой и попятился назад. — Не надо, — резко сказал он, вытянув руки перед собой, словно ограждая себя от нее. Лина не успела сделать и пару шагов к нему, как он развернулся и скрылся за домом. Она рванула за ним, но я поймал ее за руку и притянул к себе. — Подожди. Дай ему время остыть. Она посмотрела на меня, в ее глазах стояли слезы. — Что же я наделала… — прошептала она. Я прижал ее к себе. Она уткнулась лицом в мою грудь, сотрясаясь от рыданий. Любовь — самая опасная болезнь в мире…