Питер, мысли и вампир.

      Полина прогуливалась по Адмиралтейской набережной. По ту сторону Большой Невы виднелись Кунсткамера, Зоологический и Меньшиковский музеи, и другие очень красивые здания.       Небо было серое, было прохладно. Моросил мелкий противный дождик. Река была словно чем–то обеспокоена, тревожно билась о гранитные стены набережной.       На душе было одновременно скверно и хорошо. С одной стороны, такая погода на раз наводила тоску, скуку, уныние и разочарование абсолютно во всём. Но, если хорошенько подумать, то дождь должен смывать негативную энергию, прибивать пыль и давать новую точку отсчета — был дождь? — это непременно знак свыше, пора браться за дела! Или вызывать желание поскорее вернуться домой, закутаться в плед, взять интересную книгу, желательно, о любви или жизни, и с чашкой горячего чая (кофе или какао), сидеть в кресле у потрескивающего камина. Примерно этого девушке и хотелось. Уютно, умиротворённо, спокойно. Но есть одно «но» — камина у Полины отродясь не было. Она на секунду представила, как сидит на кухне на шаткой табуретке и подкидывает в раззявленную пасть духовки дровишки. Потом, как она их «добывает» — тёмной ночью с топором в мешке крадётся по двору, срубает огромную берёзку, она падает на неё и всё — ни читать, а тем более сидеть Полина не сможет. Это, пожалуй, забавно.       Вдыхая свежий воздух, Полина стояла, прикрыв глаза. Ветер развевал её лёгкое серое приталенное пальто и тонкий платок горчичного цвета на шее. На Полине были тёмные джинсы и чёрные кеды с жёлтыми платформой и шнурками. В руках она держала раскрытый серый зонт в крупный белый горошек.       Полина достала из кармана телефон, посмотрела время. Полвторого. Пора возвращаться домой. Она пошла к метро.       Хотя она уже несколько лет жила в этом городе, Полина не переставала восторгаться его архитектурой, соборами, церквями, заведениями, природой, достопримечательностями и всем остальным. Ей казалось, что Питер идеален во всех смыслах и со всех сторон. Ей нравилось гулять по нему просто так. В основном, в одиночку.       Полина уже зашла в метро. Как всегда, долго ехала вниз на эскалаторе. Почему–то это ей нравилось. Специально для поездок на метро Полина прикупила очередную книжку и читала её только там. Подошла к платформе Адмиралтейская — Междугородняя и стала ждать поезд. Вскоре он подъехал. На огромной скорости, с шумом и лязгом промчался мимо и остановился. Открылись двери. Полина зашла в один из вагонов, села на свободное место.       Проехав Садовую, она вышла на Звенигородской и пересела на Пушкинскую. «Владимирская, Площадь Восстания, Чернышевская, Площадь Ленина…» — знакомым, приятным мужским голосом озвучиваются станции. Полина знала их наизусть.       Шум и покачивания убаюкивали. Многие в вагоне сидели с закрытыми глазами. Полина читала. И лишь когда объявили Политехническую, она убрала книгу, встала и подошла к двери. Следующая станция Академическая — её.       Отделаны штампованными профилями из нержавеющей стали арки и колонны зала, полы — серым гранитом. Всё проще и скромнее, чем на той же Адмиралтейской или Маяковской. Но именно эта станция была для Полины по–особенному родной.       Когда Полина вышла из метро, дождик уже прекратился. Полина постояла так, глядя на небо. Потом направилась домой по привычному маршруту.       Сначала шла по проспекту Науки, потом по улице Вавиловых мимо сквера, затем, дойдя до здания с магазинами «Верным» и «Полушкой», свернула во двор. Дошла до дома, пристально посмотрела на кусты. Ключи Полина забыла дома, пришлось звонить маме по домофону. Она открыла ей дверь парадной, а потом и все остальные. Как только Полина вошла в квартиру, мама кивнула ей и кинулась на кухню подавать на стол.       — Тебе как всегда, полтарелки, Поль? — привычно спросила она, в надежде, что доча наконец–то зверски проголодалась.       — Привет, мам. Да, немного, ты же знаешь, — и в этот раз не оправдала ожидания матери Полина.       Девушка всегда была малоежкой. Ела она, как ребёнок, но любила всех вокруг закармливать. От этого страдали не только люди, но и её собственная кошка Джоконда и почти все питерские голуби и утки.       Девушка переобулась в синие мягкие домашние тапки, сняла пальто и прошла на кухню.       — Как погуляла?       — Хорошо. Был дождик. Было грустно и душевно, — улыбнувшись, сказала Полина, глядя на маму.       — Да? А вот мне в такую погоду хорошо только спится. — Она демонстративно зевнула. — Ты бы переоделась что ли?       — Ага, — задумчиво буркнула Полина и направилась в свою комнату.       Через несколько минут она уже вернулась в домашних спортивных чёрных штанах и розовой футболке.       На столе стояла тарелка с макаронами и сосиской. Рядом кружка с чаем.       Полина села, принялась за еду. Рядом на табуретке сидела мама.       Марии Анатольевне было сорок лет. Это была крупная, полная, высокая колоритная женщина с короткими светлыми волосами, с округлым лицом, маленькими лукавыми глазами, изогнутыми бровями, немного большим носом и тонкими губами. Она была жизнерадостной, позитивной, доброй и заботливой. Работала она бухгалтером в одной компании. Сегодня у неё был выходной.       Мама ласково смотрела на Полину и рассказывала ей про работу, про свою подругу и ещё про многое. Девушка слушала молча, внимательно, впрочем, как и всегда, иногда кивая, хмыкая или вздыхая. Самой же ей болтать не очень хотелось. Когда Полина доела, она встала, поблагодарила маму, помыла посуду и убрала со стола.       «Поели, теперь можно и поспать», — решила она и пошла в свою комнату отсыпаться, предварительно поставив будильник на четыре часа.

***

      Берт решил встать на час раньше. Он проснулся от душераздирающего вопля типичного монстра из американских фильмов ужасов. Это у него такая мелодия будильника на телефоне. И хоть им Берту уже приходилось пользоваться, он всё равно испуганно подскочил в гробу, больно ударившись о крышку. Наконец нашарив под подушкой телефон, вампир с облегчением его выключил, выбрался из гроба разминать затёкшие части тела.       Почему собственно гроб? А почему бы и нет? Купить его было достаточно просто, да и квартиру Берт снимал почти без мебели. В однокомнатной квартире из вещей Берта были только гроб, сейф, платяной и книжный шкафы, кресло и стол. Хозяйскими оказались только холодильник, газовая плита, стиральная машинка, пара тумбочек, табуреток, раковина и ванная. Всё. Не то чтобы вампир жил бедно — в сейфе было даже очень много денег, просто тратить их на что–то кроме чего–то действительно необходимого по мере надобности Берт не считал нужным.       Именно сегодня ему захотелось за весь день сделать хоть что–то полезное. Например, уборку квартиры. Берт никогда не был хрюшкой и грязнулей, но какие никакие пылинки и мусор были.       Когда ванная комната, кухня и спальня–гостиная были приведены в порядок и сияли чистотой, Берт оделся, сунул телефон в карман и пошёл «на прогулку», попутно захватив пакет с мусором.       Как известно, вампиры обладают сверхскоростью, поэтому Берт никогда не пользовался лифтом.       Вылетев на улицу, как ошпаренный, и пролетев так несколько метров, Берт немного сбавил скорость, потом и вовсе перейдя на более или менее спокойный шаг. Он вдруг представил, как в данный момент он выглядит.       Когда Берт шёл к мусорным бакам, он мельком увидел ту девушку, что видел вчера. Она сидела всё на той же скамье и читала книгу. Мужчина сразу натянул капюшон чуть ли не до подбородка и ссутулился.       Мусорный пакет Берт, не глядя, зашвырнул в бак резким сильным движением. Оттуда донёсся громкий трёхэтажный мат. Видимо, там сидел или даже спал какой–то бомж, которому неожиданно и не очень приятно запустили по голове тяжёлым пакетом. Берт не стал ждать, когда он вылезет и начнёт разборки. Нет, трусом вампир не был, просто не хотел применять гипноз или лезть в драку. Впрочем, этот бездомный сам виноват. И Берт тоже в какой–то мере.       Вампир быстро пересёк площадку, и хотел было занять свою привычную позицию в кустиках, но случайно машинально сунул руку в карман. Кроме телефона там должны были быть ключи. Их там не было. Берт обречённо вздохнул. Пришлось возвращаться по тому же пути, внимательно вглядываясь в землю.       А бомж всё же вылез на свет Божий и тоже стал оглядываться, но уже в поисках своего обидчика. Это был старый грязный мужик лет пятидесяти с редкой бородкой, с маленькими чёрными глазками. Он был в рваных растянутых спортивных штанах, в непонятной драной то ли кофте, то ли шубе, в резиновых шлёпанцах неопределимого цвета, в чёрной шапочке набекрень. В одной руке он держал бутылку водки на манер дубинки. В ней даже что–то ещё плескалось. Другой рукой он держался за свое недавнее лежбище, чтобы не упасть. Но он всё равно качался, как хворостинка на ветру.       Берт попытался осторожно обойти пьяницу, но тот вдруг окликнул его.       — Эй ты! Д–д–а, ты! Суши–й, не видал тут такого… эт…этакого… х–х–мыря, а?! За-зафигач–л в меня своим…м–шком бесчинно, с–сволочь! А я… я–а-то ведь это… спал я! Да… ты ми–не скажи, не видел, не–э–э?.. Не ты ли е…е–это?       — Нет. Я только что вышел из дома.       — Д–да? А ты чё здесь ходишь? Пот–э–рял шось?       — Моя… жена моя потеряла. Ключи. Вот хожу ищу, — на секунду запнувшись сухо ответил Берт.       — Д-д–а–а? — бомж вдруг заулыбался во весь щербато–гнилостный рот, не сдвигая тапочка с того места, где лежала пропажа Берта, — А ты дай ты–ш–ш–у, я тебе дам их! — и отхлебнул из бутылки.       Денег у Берта с собой не было. Да и этот в конец обнаглел, ещё что–то требует за его вещи.       Вампир медленно и плавно откинул капюшон. Вынул руки из карманов, скрючил пальцы. Обнажил клыки, хрипло зарычал.       Пьяница побелел, выронил бутыль, ошалело пялясь на это зубасто–когтистое нечто, надвигающееся на него. Он сполз на землю, закопошился. Потом сорвался с места, пустившись наутёк. Сверкая пятками, не оглядываясь, он с позором и воплями покинул двор.       Берт спокойненько подобрал ключи, надел капюшон и двинулся на свой «пост».       «Да, я самая злобная и страшная в мире белочка!» — довольно подумал он.