Один шанс на миллион.

Я могла бы сказать, что Финн бросился за мной следом, не выдержав груза этого принятого решения. И да, если бы дело происходило в романтическом сериале — конечно, так бы оно и было. Но я в который раз убеждаюсь, что в жизни всё происходит намного прозаичнее. И порой нам самим приходится моделировать какие-то ситуации, чтобы добавить остроту в ощущения. Потому что иногда слишком сильно хочется хоть ненамного почувствовать себя персонажем красивого кинофильма, а не ещё одним обычным человеком среди семи миллиардов тебе подобных. Прошло уже три с половиной года, с тех пор как мы с Финном сидели на скамейке напротив сверкающего окнами отеля. И жизнь вдруг показала, что она принимает наши условия — больше мы так ни разу и не встретились, хотя я знала, что он остался в Канаде часто видится с Джеком. Мы ходили по одним улицам, общались с одними и теми же людьми, заказывали кофе в одних и тех же кофейнях, но судьба неизменно разводила наши траектории движения, оберегая от неминуемой очередной попытки восстановить то, от чего давно пора было отказаться. Странно, ведь мне даже не приходилось специально избегать его, я как-то не задумывалась об этом, когда шла на очередной концерт или вечеринку у Джека, казалось бы — количество шансов на случайную встречу просто зашкаливает. Но нигде и никогда я больше не видела того кудрявого мальчика, с которым мы нелепо и так бездарно поиграли в любовь, так и не сумев выстроить что-то большее. *** Тени становились длиннее, я ждала у клуба Лукаса — ничего такого, просто очередной необременительный приятель, с которым одинаков интересно было пить пиво в маленьком пабе на Десятой улице или в тишине библиотеки просматривать старые подшивки газет, чтобы найти нужную статью к докладу по истории экономики. Сегодня вечером мы договорились пойти на концерт, где заявлено около десятка разномастных рок-групп, но конечно нет той, в которой играли теперь сразу два моих бывших парня. Хотя про Финна я никогда не думала, как про бывшего. Я почему-то до сих пор не считала, что у нас были вроде как отношения. Для меня он так и остался странной несбывшейся мечтой, которую можно было подержать в руках какое-то время, постоянно осознавая, что ты никогда не будешь владеть этим счастьем полноправно. Наконец, тёплые ладони закрыли мне глаза, и я недовольно вывернулась, тем не менее, радуясь, что Лукас всё-таки пришёл и мне не придётся одной торчать в этом клубе. — Привет, злюка! — он умудрился щёлкнуть меня по носу, вновь вызвав во мне волну показушного негодования. — Привет, мальчик_с_обложки! — это правда, Лукас подрабатывает моделью для всяких журналов, вроде тех, где статьи о раскрытии своих духовных потенциалов соседствуют с заметками «10 способов уйти от парня, не обидев его». Мы познакомились, когда меня попросили поснимать парней для ноябрьского выпуска «Свитера и листья», нужны были типичные снимки милых мальчиков в уютных кофтах крупной вязки среди не менее уютных книжных комнат загородного дома стилизованного под старину. Модельные мальчики обычно жуткие зануды и кривят аккуратные, намазанные бесцветным блеском губки, услышав замечания от фотографа. Но Лукас оказался совсем другим. С ним было весело и легко работать, от его шуток на глазах выступали слёзы, и он нисколько не ворчал, когда я по десять раз просила его «сделать лицо, как будто увидел старого друга, с которым не виделись миллион лет». С того раза началась наша дружба без намёка на романтические отношения. Сама не знаю почему, но меня не тянуло к Лукасу в этом плане. Слишком он был своим, простецким, как младший брат или парень из соседнего дома, которого ты знала пятилетним, измазанным в глине и песке, в попытках построить запруду на заднем дворе. В клубе на сцене уже устраивала саундчек первая группа: нестройно звучали гитары, палочки барабанщика порхали над установкой, клавишник наигрывал что-то вроде «Лунной сонаты», отстранённо глядя в толпу. Не было только вокалистки. Или вокалиста. Лукас уже испарился в сторону бара, спросив, не нужно ли мне что-нибудь, и хмыкнул, получив отрицательный ответ. Свет в зале убавили, на сцене же наоборот вспыхнули прожекторы, сине-красными лучами пробегаясь по музыкантам. Гитарист едва заметно кивнул басисту, и внезапным потоком полилась удивительно чистая, стройная мелодия, кружевами ложась на ритм барабанов и обвиваемая звучанием клавиш. Ребята играли очень хорошо, намного лучше, чем обычные группы, выступающие в клубах такого уровня. Я забыла про Лукаса, забыла про беснующуюся толпу за спиной, забыла про промозглый серый декабрь за стенами, потому что на сцене появился вокалист — высокий худой парень, в слегка помятой полосатой футболке, подошёл к микрофону, откинув с лица длинные кудрявые пряди, и хриплым голосом произнёс: — Всем привет! Люди в зале радостно зашумели в ответ. Кудрявый ещё раз внимательно посмотрел со сцены вниз, и глубоко вдохнув, вновь прикоснулся губами к микрофону: — Сегодня с вами группа «Дилл Харрис», * и мы начинаем! Еее! Одобрительные крики встретили эти слова вокалиста и тот, повесив на плечо гитару, объявил название первой песни. «Ann Wants to Dance».** Лукас, как раз вернувшись от бара, уставился на моё обалдевшее лицо, но ничего не сказал и повернулся к сцене, как и я, слушая текст. — Ann wants to dance, she scares them all, she's far too pretty for that, doesnt know. It shook the stage. A cannonball.*** Ладно, если это связано со мной, то я даже польщена в какой-то степени. Но за три года я настолько хорошо научилась абстрагироваться от происходящего, не позволяя себе видеть какой-либо романтический подтекст в действиях или словах других людей, что сейчас просто слушаю песню, слегка любуясь давно не виденным прекрасным лицом. Всё-таки ему очень идёт быть на сцене. Они играют одну песню за другой, и я стараюсь не вслушиваться в текст, чтобы больше не находить отсылок, способных вновь разбудить то, что так тщательно забывалось. — Хей, ты нормально? — Озадаченно шепчет мне на ухо Лукас, придвигаясь слишком близко, стараясь заглушить своим голосом звучание инструментов и крик толпы. — Да, — улыбаюсь я ему, — да, всё хорошо. Пойдём отсюда? Ладно? Он непродолжительное время смотрит мне в глаза и, видимо, соображает, что сейчас спрашивать ничего не нужно, поэтому говорит: — Иди на улицу, я сейчас расплачусь с барменом и догоню тебя. — Окей. Я послушно пробираюсь сквозь танцующих в сторону выхода, забираю пальто из гардероба и выхожу из клуба, с удовольствием вдыхая ночной морозный воздух, разглядывая украшенные лампочками деревья и смеющуюся парочку на другой стороне дороги. Судьба добрая. Она дала мне достаточно времени, чтобы задушить в себе любые попытки вернуться в прошлое; чтобы не закусывать губы, вспоминая прикосновения и признания; чтобы не просыпаться в четвёртом часу ночи от очередного кошмара, в котором я узнавала, что Финна больше нет; чтобы не пытаться в каждом новом знакомом найти что-то, напоминающее его: хрипловатый смех, нервные тонкие пальцы, медленную улыбку, манеру встряхивать головой, откидывая назад непослушные волосы. У меня было очень много времени. Но, как оказалось, хватило всего нескольких минут, чтобы понять, я просто чудесно притворилась перед собой, потому что никуда это не ушло, всё так же живёт внутри меня, и, кажется, обречено жить вечно, затихая, только когда я не буду видеть реально-существующее слишком прекрасное напоминание о нашей короткий любовной истории. Лукаса всё нет, это очень на него похоже, скорее всего, заболтался с барменом и не отказался от очередного «стаканчика за счёт заведения». Но мне не хочется возвращаться в клуб, чтобы найти этого любителя поболтать с любым встречным и поперечным. Поэтому я достаю забытую пачку мальборо, оставшуюся с тех времён, когда мне, чтобы успокоиться, нужно было выкурить несколько сигарет подряд, словно бы ядом никотина вытравливая из себя мучающие меня видения. О, чёрт, зажигалка. Зажигалки у меня, конечно же, не было, я же больше не курю, и не собиралась начинать снова. Я огорчённо хочу вернуть сигарету обратно в пачку, как вдруг, сбоку протягивается тонкая рука с горящей зажигалкой. — Спасибо, — я прикуриваю, выпуская горький дым, чуть не закашлявшись, и поворачиваюсь к доброму незнакомцу. — Вот мы и встретились, Энни, — говорит Финн, пряча зажигалку в карман. И я смотрю на него, понимая без слов, что он сейчас думает то же самое «You know, it's fuckin' destiny».**** Нам с самых ранних лет подсовывают примеры идеальных глянцевых любовных отношений, будь то фильмы, сериалы или даже романы французских авторов, где мужественные герои рыцарски добиваются хрупких слегка равнодушных барышень. Но никто не рассказывает, что любовь может быть такой: неправильной, несовершенной, вызывающей боль, заставляющей однажды отказаться от неё, чтобы потом сойтись и пробовать снова и снова, пока сама смерть не поставить окончательную точку под главами ваших отношений. Когда мне впервые понравился Финн, я думала, что у меня всего один шанс на миллион, чтобы однажды просто вот так стоять с ним рядом, в сумраке декабрьского вечера, чувствовать на щеках его прохладные пальцы и глядеть в почти чёрные сейчас глаза, понимая, что однажды мы встретимся, чтобы остаться вместе очень надолго. Возможно даже навсегда. Возможно, уже встретились.