***
Они выходили каждую ночь. Только солнце скрывалось за горизонтом, как все те чудища, что таились во Мраке, выходили на свободу. Они рушили, убивали, это был некий «пир», где царствовал Хаос, а по бокалам разливали кровь жертв. Он называл это большой охотой. Упоительное ощущение превосходства над людьми. В такие моменты Он ослаблял свой контроль, давая прокси хоть немного свободы и разгула фантазии. И они пользовались этим, мстя всем и одновременно никому, срывая все свои переживания и прошлые боли, скрывая собственное отчаяние из-за вынужденного рабства под страхом других, невинных, хотя, не все. Были и те, кто просто-напросто получал от этого садистское удовольствие. Слыша каждый крик, каждый всхлип, они только наслаждались. Сводя с ума своих жертв, они довольно скалились. Ни капли жалости. Вот настоящие монстры. Худи тоже был одним из монстров. Убийца, который потерял всякие тормоза в виде человеческих ценностей и некоторых потребностей. Простая машина, нет, кукла, да, кукла для убийств. Марионетка, покорный пес, готовый выполнить любое поручение Сира. Возможно палочник именно поэтому иногда давал некоторым прокси свободы чуть больше. Он знал, что они не предадут Его. И это не из-за того, что они были готовы подчиняться Ему безоговорочно, просто… они боялись. Боялись умереть. Ужас леса развлекался таким образом. Пёсики, которые подчинялись Безликому до щенячьего визга, были Ему противны. Скучные они. А вот те, что пытались как-то сопротивляться, были намного интереснее, поэтому Он и давал им свободу. Он знал, что в любой удобный момент они были готовы убить Его, потому игры и продолжались. Но это не освобождало их от выполнения своих заданий. В последнее время их стало настолько много, что приходилось даже выходить по утрам. Это напомнило ему о той странной девушке. Смешная она. Пыталась спасти от Хелена, хотя стоило бы спасать самого Художника. Нет, он не был каким-то самым сильным и страшным, просто за контроль он боролся зачастую сильнее. А ведь страшнее зачастую не бешеный зверь, готовый напасть на всё, что движется, а тот, кто выжидает и прицельно атакует. Хотя, если было нужно, то Брайан полностью отдавал контроль над своим телом длинному человеку, становясь простой пустышкой. А сейчас надо собираться на охоту.II
28 июля 2018 г. в 00:00
Уже закончилась летняя сессия, и всех студентов отпустили восвояси. На фоне всех переживаний по поводу зачётов нервозность за тот инцидент ушла на задний план. Я стала наконец-то дышать полной грудью и перестала подпрыгивать по каждому шороху.
Родители несколько раз пытались узнать, что же случилось, однако я упорно молчала, и со временем они отстали, списав всё на ещё не утихшие подростковые гормоны. Вообще, у меня были порывы всё им рассказать, но учитывая, что моя мама очень эмоциональна, а родной дядя является не самым последним человеком в полиции, который мог бы сделать так, что спокойная жизнь мне казалось сказкой, я молчала. Да и тем более, зачем понапрасну всех тревожить? Мне свои и нервы родных жалко. Всё же они не восстанавливаются. Было уже, а то дело.
Тогда я училась в 6 классе. Не было как-то слишком поздно или, наоборот, чересчур рано, просто полдень, когда светло и много людей. Идя домой с волейбольной секции, я решила сократить путь через дворы. А почему бы и нет? И вот, в очередном дворе, меня и накрыли. Он был один, но чёрт, бугай-бугаем, честное слово, так ещё и с ножом. Это было словно противостояние медведя и кролика. Ну вот, какие у кролика могут быть силы бороться с медведем? Вот и у меня не было.
В начале я его даже не заметила, амбал вёл слежку сзади. На мне была черная кожанка, небольшие серебряные сережки, тонкая цепочка из того же металла и кожаная мамина сумка. Хоть и была потрепанной временем, но было видно, что она добротная и не дешёвая. В какой-то момент он перегнал меня, а затем вообще встал посреди дороги, загородив тем самым путь. Я шаг влево — он за мной, шаг вправо — тоже самое! А затем, всё по сценарию. Угрозы, мой плач и незамедлительное снятие с себя всех ценных вещей.
Честно говоря, я очень надеялась, что кто-нибудь будет проходить мимо и спасёт меня, но какой же я была наивной. Люди, только заходя во двор и видя нашу парочку, сразу же старались обойти по другой дороге. Сложив свои вещи в сумку и отдав этому бугаю, я с дрожью стояла и смотрела на него, боясь уйти. Или это было всё же из-за слёз, не знаю. Но он ушёл сам, перед этим пригрозив мне грохнуть всю семью, если кому расскажу. После моих энергичных кивков, что аж голова закружилась, вор довольно улыбнулся и погладил меня по волосам, после чего, наконец-то, ушёл. Бррр, гадость.
А я осталась. Стояла и плакала, не в силах сделать что-то ещё. Через несколько минут приехала полиция, видимо, кто-то всё же решился мне помочь, но поздно. Один из полицейских узнал меня и доложил об этом дяде, а тот уже и родителям. Ух, что было вечером, кошмар просто. Мама зареванная, отец чернее тучи, а дядя с фанатизмом расспрашивал все детали. Сколько же раз мне пришлось, стуча зубами и постоянно шмыгая всё пересказывать, ведь нужно ничего не упустить. Хоть меня и накачали валерьянкой, всё равно истерика не хотела заканчиваться ни в какую. Потом был серьёзный разговор с отцом о том, что он же меня учил, если кто обижает — бей в нос, и тому подобное; долгие объятия с мамой, которая успокоилась намного быстрее меня даже без валерьянки, а теперь же успокаивала меня. Через какое-то время этого отморозка накрыли, и не за воровство, а продажу дури. Это потом выяснилось, что он тот самый вор, впрочем, все уже и забыли.
Но лучше о насущном. Родителям, наконец-то, дали отпуск, и они решили вспомнить годы своей молодости, проведенные в Турции. Проводив их, как полагается любящей дочери, то есть обняв каждого по несколько раз и напутствовав хорошо отдохнуть, я со вздохом закрыла за ними дверь. Нет, я была, конечно, рада, что они отдохнут, вот только на этот период папа позвал свою маму погостить у нас, а это означало, что отдохнуть по-человечески мне не дадут.
Бабушка со стороны отца была крепкой старушкой лет шестидесяти, старой закалки. Для меня это значило, что никакого интернета, телевизор один час в день, только живое общение. И даже гулять нельзя допоздна и плевать, что мне уже скоро восемнадцать лет. Скорее всего она позовёт своих подружек — старушек, и они снова начнут перетирать косточки всем родственникам. Нет, я, конечно, очень люблю её, но слишком уж она жёсткая у нас. До вечера я отрывалась, как могла: ела вредную еду, смотрела разные фильмы, залипала в телефоне, в общем, деградировала. А ближе к восьми вечера я, с содроганием и священным ужасом, ждала звонка в дверь.
И вот, наступил час «икс». Птичья трель наполнила тишину в квартире, и я подорвалась с дивана, на миг остановившись, дабы успокоить мельтешение чёрных точек перед глазами. К тому моменту, как я дошла до двери, звонок всё не утихал, и я боялась, как бы бабушка не сломала его. Предварительно посмотрев в глазок и убедившись, что это бабушка, а не абы — кто, я отварила дверь. В дом сразу же проскользнул мною не любимый бабушкин кот по кличке Миндаль. На пороге же появилась женщина, бальзаковского возраста, с небольшой сеточкой морщинок у глаз и губ и очень суровым выражением лица.
— Кира! Ты где ходишь? И года не прошло. А ну-ка, выпрямись. Чего стоишь, как буква «зю»? — почти без перехода запричитала она.
— И я рада тебя видеть, бабушка. Как доехала?
— Как докукарекала?! — прогремела бабуля. Я говорила, что она плохо слышит и носит специальный аппарат? Впрочем, он иногда барахлил, и приходилось лишний раз кричать. Говорила она обычно при этом так, словно это мы, а не она плохо слышит.
— Я. Спрашиваю. Как. Ты. Доехала? — с расстановкой и очень громко сказала я.
— Слышу я тебя, зачем так кричать? — поморщилась мать моего отца, на что я лишь закатила глаза. — Плохо, внученька. Водитель гнал так, что меня чуть инфаркт не хватил…
А дальше была ну о-очень долгая история, как он, якобы, превышал все скоростные ограничения, после чего бабуля непременно с ним ругалась. Почему якобы? Да потому что моей бабушке приемлема скорость автомобиля лишь как у черепахи, остальные же по её мнению выходят за отметку «200». Хотя, на вождение машины папы и его брата она молчала.
Вот так вот, за нехитрыми разговорами прошёл вечер, и бабушка, заперевшись в родительской комнате, пошла спать, а я стала убирать со стола чашки и разные снасти. Везде была какая-то звенящая тишина, и в душе было как-то неспокойно. То ли параноидальные мысли начали возвращаться, то ли что, но было ощущение, будто что-то надвигается. Скверное, к слову, ощущение. Будто бы идёт тревога, и с каждым разом она усиливается, цунами обрушиваясь на тебя. Становится тяжело дышать, а всё тело мелко трясёт. Интуиция так и кричит: «Беги! Скоро что-то случится. Что-то, что нельзя будет вернуть.»
Поёжившись и потряся головой, тем самым убрав наваждение, я уставшая побрела к себе в комнату. А в комнате меня ждал неприятный сюрприз. Миндаль, зараза такая, разбросал все конспекты, баночки с ручками и карандашами со стола на пол. Рыкнув, я помянула этого чертягу недобрым словом и начала по новой убираться. Эта кошатина всегда пыталась мне как-то нагадить, я же, в свою очередь, отравляла жизнь Миндалю. Таким образом, у нас была общая нелюбовь друг к другу.