Через тернии

Мофф Гаулусского сектора, Гарт Шедин, сидел в одиночестве в тесной боковушке в кантине, где веселился всякий сброд - в недрах одного из нижних, самых нищих и опасных уровней Корусканта. За тонкой стеной гремела разухабистая музыка, разноголосый хор подпевал, кто-то смеялся, кто-то выкрикивал грубые комплименты певице – половиканке с тускло-зелёной, тинистого оттенка кожей. Одетый как можно неприметнее, по пути сюда мофф успел рассмотреть местную публику: бандиты, охотники за головами, воры и негодяи всех мастей. За малую мзду здесь можно было бы нанять убийцу, найти исполнителя любого заказа. Проблема в том, что в его случае простой наёмник не справится, предложи Шедин даже миллионы кредитов… Поэтому оставалось терпеливо ждать, стиснув зубы, не обращая внимания на грязь и мерзость вокруг. На какой-то момент мофф почти отключился, забыв, где находится: в последний месяц такое случалось все чаще. После гибели единственного сына, шестнадцатилетнего Айна. Честолюбивый и удачливый, Гарт Шедин, выходец из разбогатевшей при Новом Порядке семьи, быстро пробил себе дорогу во Флоте. Где-то помогали связи, где-то – чисто гаулуссианские настырность и кураж. Одно время будущий глава сектора служил при Уилхуффе Таркине, воплощая знаменитую доктрину, однако от назначения на Звезду Смерти-1 уклонился, избрав политическую карьеру. Брак по расчёту укрепил его положение, и, будучи неплохим оратором, в сорок лет Шедин добился желаемого. На политическом ринге он считался одним из тяжеловесов. Неукоснительно соблюдая интересы Империи, гаулуссианский мофф обрёл множество единомышленников. Всё складывалось хорошо до тех пор, пока не погиб Таркин, а супруга Шедина не сбежала в неизвестном направлении. Куда движется Империя? – этот вопрос гаулуссианец задавал себе постоянно. Разрушенная семья стала небольшим испытанием по сравнению с кризисом, разразившимся в Галактике после смерти Палпатина. Мофф не принадлежал к поклонникам Вейдера: для него, как и для всей «старой гвардии», ситх оставался чужаком. Киборг, владеющий таинственной Силой, не искал союзников, сторонился имперской знати и откровенно ненавидел политику. Управлять им не было никакой возможности: каждый в его окружении быстро усваивал, что жизнь - штука бессмысленная и слишком недолговечная. Ситх признавал только два метода взаимодействия с живыми созданиями: уничтожение или использование с последующим безжалостным устранением. Поводок монстра держал лишь Палпатин, но и он недооценил своего ученика. Вейдер его предал, пошёл на сговор с Альянсом и, заняв трон, принялся перекраивать Галактику на свой лад. Вечный одиночка, он ни с кем не считался, выкашивая сторонников Палпатина с той же эффективностью, с какой в прежние времена истреблял врагов Империи. Хотя, дни его одиночества миновали. С огромным неудовольствием Шедин узнал о существовании взрослого сына нового диктатора, и не меньшим сюрпризом стало появление Советницы. Хитрая баба немедленно вмешалась во все сферы политической жизни государства. Придворные шептались, что Император прислушивается к каждому её слову и требует абсолютного преклонения перед своей очевидной любовницей. Всякий, кто пытался возразить или восстать против её влияния, дорого поплатился – положением и привилегиями, если не головой. К этим двоим, имевшим неограниченный доступ к правителю, мофф добавил еще одного: сенатора Наберрие. В Империи считалось, что Ухура – заклятый враг Вейдера, на сговор с которым тот пошёл ради захвата власти. И теперь, сохраняя контроль над своими противниками, Император вынужден уступать – конечно, в ожидании удобного момента, чтобы одним махом избавиться от Мон Мотмы и её надоедливой повстанческой шайки. Такой маневр был бы вполне в духе ситха, когда-то стёршего с лица Галактики древний и могущественный Орден джедаев. Шедин не верил популярным гипотезам ни на грош. Вейдер был слишком гордым и бешеным, как ужаленный в задницу ранкор, чтобы терпеть выходки мальчишки, у которого молоко на губах не обсохло. Бывшему террористу позволялось и прощалось абсолютно всё. Ухуре вздумалось пустить миллиарды на обустройство нового Альдераана, рассадника предателей и никчёмных пацифистов – пожалуйста. Захотелось восстановить Сенат – разумеется! Пришло в голову обобрать армию, флот и богатейших людей Империи ради смехотворного Фонда развития Внешних регионов? Превосходный план! Но подлинное влияние Ухуры гаулуссианский мофф узнал со смертью сына. Впечатлительный и правдивый в силу юности, Айн разоблачил Наберрие в Сенате и погиб там же, меньше, чем через пятнадцать минут. Отстранившись от старого, покрытого слоем грязи пластикового стола, Шедин обнаружил, что всё его тело затекло. Сейчас ему было почти безразлично, придут ли члены тайного общества на встречу. Он не мог понять, каким образом его служба на благо Империи и он сам вдруг оказались настолько незначительны, что его трагедия осталась почти незамеченной. Мофф добивался ответа от сенатских гвардейцев, допрашивал полицейских в участке, стучался во все двери, вплоть до дворцовых – и ничего. К Советнице, куда он пришёл с мольбой о помощи, его не пустили. Вейдер проигнорировал осторожные запросы, переданные через помощников. Шедин лишился покоя и сна. Он жаждал правды, и вскоре, через цепь подкупов и угроз, удалось раздобыть копию записи событий того страшного дня. Гаулуссианец снова и снова просматривал её, пока не стала очевидна та единственная причина, по которой поиски виновного не увенчались успехом. Айн был убит по приказу Вейдера, за оскорбление, нанесенное сенатору. И Наберрие знал об этом, если ошеломленное, мрачное выражение его лица на плёнке имело хоть какое-то объяснение. После этого открытия лишь одна мысль неотступно преследовала осиротевшего отца – мечта о мести. Пусть даже ценой жизни, он заставит убийц ответить за всё. ХХХХХХ Скрипнула дверь, и в комнату проскользнула невысокая блондинка, лет двадцати трёх – двадцати пяти, тоненькая и смазливая, в скудном наряде танцовщицы, с накинутым поверх длинным плащом. - Кто ты? – резко спросил Шедин, заметив, как хрипло и слабо звучит его голос. Он провёл рукой по лицу и удивился, обнаружив, что оно влажно от пота. - Я пришла от друзей, - ласково пропела девушка, зыркая по сторонам, как явинский острозубый синтарил в поисках пищи. Её светло-карие цепкие глаза были холодны, как лёд. – Ты рад? - Пришлось долго ждать, - проворчал мофф, стараясь не смотреть на развязную девицу. Нелепость, но что-то в ней не на шутку испугало его. Блондинка улыбнулась ярко накрашенным ртом: - Один момент, дорогой! Из складок плаща она извлекла небольшой холопроектор и водрузила его на стол. Повозившись с настройками, она действительно очень быстро сумела преобразить комнату. Грязную боковушку залил голубоватый свет, в котором шевелились тени – бестелесные, безликие. Шесть фигур, скрывшихся от глаз гаулуссианца, но пристально рассматривавших его. - Я уверен, вы понимаете причины, по которым мы не раскрываем себя, мофф, - прошелестела одна из теней. Голос тоже был изменён. – У Вейдера много шпионов. Объясните, что заставило вас искать справедливости за пределами Сената. Последнее слово было произнесено иронично, с оттенком глубокого презрения. Спотыкаясь и поминутно вытирая лоб, Шедин поведал свою историю. Невидимые наблюдатели молчали. Изредка до моффа долетал слабый шорох, как будто они переговаривались между собой, но не более того. - Если вам нужно оружие против Вейдера, - наконец, сказал гаулуссианец, - то я называю верную цель. До гранд-магистра трудно дотянуться, а Советницу берегут, как зеницу ока. Я не знаю, почему так важен этот негодяй, но Наберрие – несомненно, слабое место Императора. С него начались роковые перемены в Галактике, и он виновен в гибели моего сына. Я требую его казни! - Успокойтесь, - хладнокровно ответила Тень. – Сенатор Наберрие вместе с лидерами Восстания не уйдёт от нас. Однако, похоже, вы преувеличиваете значимость Ухуры для Императора... что скажешь, Ламия? Пожав обнаженными плечами (плащ она без стеснения бросила на пол), блондинка заявила: - На Ансионе Вейдер чуть душу из сенатора не вытряс, а затем и его дипломатическую миссию под откос пустил – демонстративно, с намёком. По-моему, сейчас Ухура – всего лишь марионетка, посредник между ситхом и Альянсом, и его ценность как союзника равна нулю. Господин мофф предвзят и видит то, чего нет. - Да как ты смеешь… - начал, багровея, Шедин, но осёкся, когда в руке наглой девчонки, как по волшебству, появился небольшой бластер. - Лучше не делать лишних движений, - посоветовала «Ламия» серьёзно. – Или встретишься с сыночком раньше, чем хотелось бы, милый. Тень продолжила, как будто ничего не произошло: - Вы оба воспринимаете ситуацию ограниченно. Не забывайте, наша главная цель – Вейдер… Его смерть ознаменует возвращение Империи на путь, проложенный великим Палпатином. Мофф Шедин прав: нам нужно оружие против ситха. Тот, кого он подпустит к себе и не заподозрит в дурном умысле. Тот, кто уже был его соратником, вхож в его дом и дружен с его сыном. Девушка взглянула на холопроекцию и нахмурилась. - Вы же не думаете, что сенатор пойдёт на контакт? С его сумасшедшей принципиальностью, это просто невозможно. Кроме того, он предан Альянсу. - Я против! – проскрежетал гаулуссианец со своего места. – Рискуя всем, я пришёл сюда не для того, чтобы помогать убийце моего сына! Я не позв… Тень шевельнулась, и мофф вдруг обнаружил, что не может говорить. Звуки застревали где-то на полпути к онемевшему языку, рот беспомощно раскрывался, как у рыбы, выброшенной на берег, а в голове стало пусто. - В мире нет ничего постоянного, Ламия, - проговорил неизвестный, скрытый за синей пеленой. – В этом одна из величайших трагедий нашей жизни. Вчерашние лучшие друзья - сегодня враги. - Да, но… - пробормотала блондинка, с сомнением качая головой. - Сила приходит в движение, - прошептала Тень. – Тёмный лорд копает себе могилу, и удар будет неожиданным для него. Могущество Тёмной стороны обратится против Избранного, привыкшего властвовать над нею. В ушах гаулуссианца зашумело, мрачные тени закружились у него перед глазами, и мофф потерял сознание.