Безумный шепот Света, холодный голос Тьмы

Люк обхватил руками голову, ничком падая на койку. Эта пытка закончилась уже давно, а он всё это время сидел, прижавшись спиной к холодной стене, не в силах отогнать от себя те видения, которые проносились перед глазами в то время, когда ситх проник в его разум. Не мог в первую очередь потому, что они были яркими, похожими на хорошо сделанные прекрасно знающими психологию людей маркетологами рекламные буклеты. Впрочем, наверное, это и были буклеты? Кем же они создавались? Люк закрыл глаза, пытаясь вспомнить… Что вспомнить? А что сейчас вообще надо вспоминать? Что поможет ему унять сердце, частые удары которого гулко отдаются в висках? Кажется, для того, чтобы успокоиться, ему надо не кое-что вспомнить, а кое-что забыть. Забыть абсолютно всё, забыть свою прошлую жизнь, забыть друзей и родных… Дарт Вейдер. Даже мысленно произносить это имя не хотелось, но воспроизводить в сознании образ безжалостного убийцы, чьё лицо закрыто наводящей ужас маской с черными линзами, похожими на пустые глазницы, не хотелось ещё больше. Его отец, тот, кого он должен считать примером для подражания, оказался чудовищем, которое забыть просто невозможно. Хотя, отец ли он ему после всего этого? Ведь отцом принято называть не того, кто дал жизнь, а того, кто воспитал, ведь так? Вроде бы, но кто знает, может, в мире отживших истин это утверждение истиной больше не является? Истина… Что это вообще такое? Раньше Люк думал, что истина — это утверждение, в правдивость которого можно верить, однако сейчас он… неужели начал думать иначе? Ведь и штурмовики, и повстанцы сражаются за своё, но для штурмовиков свои — это Империя, а для повстанцев — Альянс. Кто-то ошибается? Но кто? Те, кто ратует за Империю, или же те, кто ратует за Альянс? Кто вообще кто в этой войне? Может, именно Империя — тот, кто должен быть другом, и Люк просто одурманен. Ведь, окажись на месте принцессы Леи другая девушка, не такая красивая и беззащитная, Люк бы и пальцем не пошевелил, чтобы помочь ей. Он влюбился как последний дурак в эту позу, этот голос. Она казалось ему волшебницей… но на деле оказалась самой настоящей ведьмой, обманом заманившей его в цепкие лапы Бена Кеноби, а уж он вовсю постарался, чтобы завладеть его вниманием и охмурить, околдовать своей властью повелевать Силой. И тут Люк понял, что он дурак. Ему не дали истину, но подсунули её дубликат. Может, дубликат и искусно сделан, но ведь фальшивые деньги никогда не заменят настоящие. И что же это получается? Значит, истина бывает верной и неверной? Но зачем так сделали? Люк уже собрался мысленно произнести ответ на этот вопрос, но он пришёл откуда-то извне: Не все хороши для того, чтобы быть тем, кто будет жить достойно, мой мальчик. Палпатин легко улыбнулся, когда почувствовал, как юноша, находившийся в другом конце дворца, вздрогнул от неожиданности. Хотя, чего ещё следовало ожидать от того, кто не привык разговаривать с самим Императором вот так, через мысли? Старый ситх было потянулся, чтобы положить книгу на столик, но рука замерла на полпути, после чего легла обратно на мягкую ткань, слегка мерцающую в тусклом свете. К чему это сейчас? Можно же разговаривать и так, всё равно друг друга собеседники не видят. Палпатин откинулся на спинку кресла, тонкие сухие пальцы машинально потянулись к выпавшему из чёлки локону седых волос. Н-да, давно пришла старость, вместе с ней пришёл опыт, который надо передать. Не кому-нибудь, а тому, кто будет лучшим из достойных. Есть Вейдер, но он долго не протянет: система жизнеобеспечения уже перестаёт справляться. Люк — подходящая кандидатура. Правда, он, что называется, сырой, неопытный, наивный, но это со временем пройдёт. Сейчас же надо завершить то, что начал Вейдер, и, если всё пойдёт по плану, Люк станет союзником раньше чем через неделю. Союзником… и рабом. Вот только про последнее Вейдеру знать совсем не обязательно. Вейдер — союзник, но не раб, если он захочет, то и Император не сможет его остановить. А Палпатину вдруг захотелось раба. Того, кто будет подчиняться ему беспрекословно. Император, конечно, понимал, что скоро умрёт, и хотел в последние годы быть хоть для кого-нибудь повелителем, чьи приказы будут выполнять не раздумывая. Ничего, на дальнейшей жизни Скайуокера это не скажется, поэтому почему бы не попробовать? Люк попытался закрыться от Императора, однако голос продолжал звучать и, кажется, стал даже громче. Осознание собственного бессилия противостоять тем, кого он считал главными врагами, тихое отчаяние, злость на самого себя нахлынули вновь и мешали держать себя в руках. Йода учил его зря: он только учил, а чтобы чем-то овладеть от и до, ещё нужна практика, которой у Люка не было. И не будет. «Я не ваш», — произнёс Люк, обращаясь к Императору, — «я не ситх». Верно, пока ещё не ситх, но кто сказал, что после нашего разговора ты захочешь остаться джедаем, представителем этой канувшей в Лету секте под названием «Орден Для Особо Одарённых Полоумных, Которые Никогда Не Знали, Что Такое Есть Та Самая Свобода, За Которую Они Сражаются»? Бред, мотнул головой, ещё сильнее сжимаясь в комок, Люк, Орден Джедаев никогда не был сектой! Все джедаи были… Свободными? То есть, люди, всё время находящиеся под идеологическим прессом, не имеющие право вступать в браки, заводить детей, обязанные придерживаться и не нарушать распорядок дня, во всём подчиняться Сенату и по первому зову лететь туда, откуда, возможно, уже не вернуться, являются для тебя свободными во всех смыслах? Ха, ты наивней, чем кажешься. Для начала скажи-ка мне, что такое свобода. Говори, я слушаю тебя. Конечно, Палпатин слушает, и слушает очень внимательно. Надо найти то, к чему можно будет придраться, и, уже отталкиваясь от этого, увлечь неопытного юнца в дебри демагогии, из которых Люк не сможет вырваться без помощи со стороны. Главное — подобрать слова, которые смогут проникнуть в это сердце, позволить сделать разум ещё более податливым, мягким, безвольным. Есть ли у дроидов воля к чему-либо? Нет у них воли вообще, её заменяет свод правил, нарушить ни одно из которых они не посмеют, никогда и не при каких обстоятельствах против которых они не пойдут. Идеальные слуги, не правда ли? Да, но это дроиды, а тут — человек. Конечно, всё возможно, нужны только знания и умения. Скоро от Люка Скайуокера, того самого наивного парнишки, который когда-то служил Альянсу, не останется и следа. Ему на смену придёт совсем другой человек, такой, как Вейдер, но гораздо сильнее и преданней тому делу, которому он служит. Преданный Империи и преданный лично Императору, готовый пойти в огонь и в воду, лишь бы повелитель был доволен. Идеальный раб, такой, который нужен всегда. Свобода? Люк усмехнулся. Ну, на этот вопрос у него заготовлен ответ. «Свобода — это возможность не подчиняться глупым законам, которые есть в этом мире! Это возможность жить так, как хочется тебе, а не так, как тебе диктует стоящие над тобой те, для которых нет ничего святого!» — почти что прокричал в Силе он и почти тут же себя одернул. Покой, только покой… Нет, сдерживаться уже сложно. Хочется выпустить на волю таящиеся внутри гнев и ярость и смести с их помощью проклятый Дворец, пропитанный Тьмой, а потом броситься ничком на землю, на горящие обломки, и взвыть так громко, чтобы услышал весь Корусант. Куда делась вся его выдержка? Ментальные щиты треснули давно, эмоции и мысли начали просто выливаться в Силу, отравляя, кажется, даже воздух в камере. Кто сказал тебе, что законы глупые? Ни один нормальный руководитель не примет глупый закон. Если закон принимается, то есть смысл в его принятии, хотя те, кто не понимают всего механизма управления, часто считают по-другому. Им уже давно пора понять, что цель каждого руководителя — сделать жизнь в его организации — а страна, я тебе скажу, тоже организация, только большего масштаба — как можно менее опасной и более удобной. Но так как у всех людей понятия удобства разные, то невозможно угодить сразу всем, и всегда найдутся несогласные, которые захотят перемен, трудно осуществимых, но удовлетворивших бы их эго в случае успеха. Когда несогласных много, это не может не вызвать подозрений, возразил Люк (о, зачем он возражает?), перед глазами которого плыли планеты, на которых располагались базы Повстанцев, люди в его жизни, открыто симпатизировавшие повстанцам, и медаль, которую ему повесили на грудь… именно повстанцы. Да, чёрт возьми, все люди ошибаются, и они… Могут, мой мальчик, к сожалению, могут. И их в какой-то степени можно понять. Они — люди, родившиеся и выросшие в Республике, или же те, которые выросли у вышеупомянутых, Империя для них — нечто такое, от чего надо избавиться. Они хотят демократии, потому что думают, что она сможет решить все их проблемы, не понимая, что другая власть им не поможет. Чем хороша уже некоторое время существующая власть, так это тем, что руководители уже решили некоторые значительные проблемы и теперь работают над тем, чтобы создать нечто, которое поможет подконтрольному ей народу выжить в будущем. Звезда Смерти разве поможет выжить в будущем? — удивился Люк. По его мнению, оружие массового устрашения только помогло Альянсу настроить добрую половину тех, кто раньше верил Императору, против Империи, а после его уничтожения — окончательно развеять миф о состоятельности государства, возникшего на обломках Республики. Каждому свойственно ошибаться, но не каждому под силу признаться в собственной несостоятельности, подумал парень, не стесняясь того, что Император его слышит. Хоть Звезда Смерти и разрушена, Империя не терпит поражение. Да и кто ты такой, чтобы судить, не видя всей картины в целом? Может, мы и потеряли солдата, но зато сохранили гранд-моффа, который во много раз важнее и полезней. Да, люди — ценный ресурс, но куда больше ценится то, какое образование получил человек. Образованный мофф берёт на себя куда большую ответственность, чем тот же солдат, который должен лишь выполнять приказы. Мы, образованные люди, думаем для того, чтобы вы, солдаты, действовали не думая. Мы думаем, слышишь? Исчезнет один человек из народа — что это изменит, а вот если исчезнет один из руководителей — случится катастрофа, масштаб которой будет напрямую зависеть от ответственности, которую данный руководитель на себя взял. Именно поэтому нас, руководителей, надо беречь: без нас вы пойдёте не туда и вымрете. Думаешь, зачем нам почёт, уважение и привилегии, которых нет у других? Это наша плата. Плата за то, что вы живёте спокойно, пока мы беспокоимся за вас. Плата. Да, это разумно, не контролируя себя, мотнул головой Люк. Он только сейчас (не без помощи ли со стороны?) осознал, что ему нравилось слушать Императора, голос которого источал мощь и силу. Кажется, Люк сейчас был способен согласится на что угодно, лишь бы старый, но умный ситх говорил. Его разум уже почти целиком принадлежал Императору, и только билась, ломая крылья, робкая мыслишка: «Забалтывает! Не слушай!» Люк не мог не подчиниться ему, он чувствовал, что должен, обязан… И он выполнит свой долг. «Какой?» — тут же встрепенулось сознание и моментально замолчало. Было необходимо, чтобы оно замолчало и не мешало подчиняться. Перед глазами поплыло. Разве это камера? Нет, скорее, чья-то спальня. И судя по тому, как обставлена эта спальня, её хозяин — богатый человек. А, вот и он. Люк пытался разглядеть сидящего в кресле, но всё было как за запотевшим стеклом. Впрочем, голос Люк узнал сразу: это был голос того, кому он должен был подчиниться. Мы думаем о вас, но и должны думать о нас. Вы должны думать, как угодить нам. Мы это заслужили: вы обязаны нам вашим покоем. Каким покоем? «Не думай», — приказал внутренний голос, и Люк послушался. Он сам опустился на колени перед Императором, — тем, кто думает о всех подданых Империи, тем, кто достоин быть выше всех. И ласковая рука повелителя провела по его волосам, а Люк услышал тихий смех. То, что этот смех был злорадным, Люка не касалось совершенно. Император доволен им — это для него высшая награда. Откуда-то раздался странный звук. Это не его дело. Нет, его, тут же передумал Люк, увидев, что Император встал и поглядел в ту сторону, откуда он донёсся. Он повернул голову, но не увидел ничего, кроме черного пятна, по очернтаниям которого было непонятно даже, человек это или зверь. Чем бы он ни был, от него веяло опасностью, и Люк был готов голыми руками сразиться с этим нечто, но вдруг Император дернул его за волосы назад. Люк снова очутился в своей камере, хлопая глазами и пытаясь отойти от наваждения. Что это было? Может, он заснул, и это ему лишь приснилось? Но если это был его сон, как он мог поступать так опрометчиво? Как мог думать так, как будто ему эти мысли внушал тот, кого он называл повелителем — Император? Неужели… В Силе всё стихло, и эта тишина пугала. Не дай бог затишье перед бурей. Внутри у Люка похолодело. Наверное, он должен был тут же бросится на нечто. Кажется, это была какая-то проверка, и Люк её не выдержал. Смерти он не боялся, но его пугали пытки. Если уж Император разозлиться, то постарается доставить джедаю максимум дискомфорта до того, как отправить его на тот свет. Он наверняка будет действовать не так осторожно, как его слуга — Дарт Вейдер. Тот обошёлся с Люком очень снисходительно, но ожидать подобную снисходительность от Императора не следует никогда. Он — управленец и безжалостный убийца, который не остановиться ни перед чем, чтобы быть выше всех остальных. И его в какой-то мере можно понять. Последнее вырвалось случайно. Парень схватился за голову. С каких это пор он начал оправдывать для себя этого старого убийцу? Хотя, если рассуждать логически, он говорит правильно. Власти нужно сохранить некоторый авторитет у народа, чтобы в будущем получать у него поддержку во время осуществления каких-либо кампаний, а власти, у которой авторитета нет, просто не подчиняются, и тогда страну раздирают на части бесконечные войны. Гражданские войны, когда друг на друга могут пойти отец и сын. Почему-то в этот момент в сознании нарисовалась фигура Дарта Вейдера. Всё верно: отец и сын, и каждый на своей стороне считает, что прав. Хотя… Люк уже сомневался, что у него есть хотя бы ничтожный шанс состязаться с Дартом Вейдером. Тот уже повидал жизнь, много добился с помощью упорного труда, а кто такой Люк? До двадцати лет он безвылазно сидел на Татуине, и только потом, воспользовавшись ситуацией, стремительно поднялся вверх. Нельзя сказать, что он получил всё задаром, но в каком-то смысле ему повезло. Он подстроился под власть, которую посчитал для себя властью, стоящей выше законов Империи, и получил за это награду. Люк закусил губу и отвернулся к стене. Значит, он пошёл против отца. Причём, уже давно. Неужели Император думает, что ещё не поздно всё изменить? Впрочем, может, не напрасно думает? После всех этих слов, что сказал Император, после всех этих образов, что показал ему Дарт Вейдер, кажется, Люк стал думать, как они. И это настораживало. Настораживало и… успокаивало. Как будто бы он находился в среде единомышленников. Так и задумано? Если да, то Люк был вынужден признаться: почему-то ему это нравилось.