Магистр страстей

За окном — ночь, светится миллионами огней, по трассе летают множество дорогущих спортивных автомобилей различных мастей. Там, за окном, в разбросанных повсюду серых однотипных домах-кубиках, просыпается офисный планктон, переодевается из строгих костюмов в легкомысленные наряды и показывает своё настоящее лицо — наглый и распутный. Там, под покровом темноты, видно намного больше, нежели когда солнце стоит высоко над горизонтом. Юа никогда бы не подумала, что докатится до подобного — будет оттягивать полупросвечивающее платье с открытой спиной, накидывать поверх чёрную косуху и пол часа искать в закромах шкафа-купе совсем новые красные шпильки, что когда-то показались для неё слишком вульгарными. «Если ты не оденешься максимально вызывающе, то может случиться что-то очень плохое. Эти парни не любят чужаков, особенно служителей закона, понимаешь?» — говорила по телефону Мира. Она бы ни за что не отпустила Ямазаки одну в подобное место, но эта девчонка всё равно бы попёрлась в самое пекло — пришлось согласиться. Скрипя дверью подъезда, девушка вздрагивает от ледяного порыва ветра, с лёгкостью пробравшегося под тонкую одежду — сегодня точно будет весело. — Оу, — восклицает Пак, замечая знакомую мордашку. Следователь недовольно морщит нос и вызывающе тыкает в девушку указательным пальцем. — Ты выглядишь слишком дорого! Обычно подружайки байкеров похожи на проституток из самого захолустного мотеля. В груди жжёт неприятно. Юа и так опустилась до того, что пришлось специально для ночной вылазки приобрести это ужасное платье, так оно ещё и недостаточно отвратительное. Просто представить невозможно, как тогда выглядят эти подстилки для «плохишей». В голове сразу всплывают картинки, как сильные руки Чёрного змея обвивают талию тошнотворно легкодоступной брюнетки, накрашенной словно продавщица из супермаркета дешёвой косметики, и от одной такой мысли Ямазаки всю передёргивает. — Так, ладно, — качает головой Мира. — Значит, просто придётся держаться ближе к главным. Следователь отталкивается от матового железного коня, и стажёр только сейчас замечает за её спиной опасный транспорт. Сама Мира одета в кожаные обтягивающие брюки с красной кожанкой под цвет своего байка, а волосы же сильно растрёпаны и словно промокшие под грибным дождём — такую ее Ямазаки ещё не видела. Неожиданный образ суровой Пак. — Давай запрыгивай и поехали! — жёстко произносит брюнетка и перекидывает ногу через сиденье. — Откуда это у тебя? — удивляется Юа, впервые в жизни касаясь кончиками пальцев мотоцикла, что будто собой весь свет фонарей поглощает. По венам разносится адреналин, колит иголками кожу и дарует анестезию здравому смыслу — всё движется к тому, что Ямазаки изменяет самой себе и своим жизненным принципам. Она никогда не была легкомысленной, гуляющей по ночам и бунтующей против чего-то, но сейчас Юа выступает вперерез Чёрному змею и его политике. Он одним своим существованием делает из неё плохую девочку, что идет наперекор начальству. — Забыла, с кем я встречалась? — хмыкает следователь. Она жмёт на педаль — и зверь оживает громким рыком, разносящимся по всей округе. Юа глубоко вздыхает и вскарабкивается за спину знакомой. Ночные дороги встречают гулом и таинственностью; конечный адрес неизвестен — девушка полностью доверяется воле случая. «Это всего лишь разведка. Мне ни капли не интересно», — уговаривает себя Ямазаки, ощущая, как ветер развеивает длинные пряди, хлестает по плечам и щекам. — Мы отправляемся слегка за город, поэтому не волнуйся. Гонка уже началась, нам нужно на её финиш, — кричит Мира сквозь оглушительный шум трассы, что извивается и взлетает то вверх, то вниз — завораживающие виды. Через пелену слезящихся глаз растекаются яркие краски огней, и этот момент так прекрасно вдыхать полной грудью, до отказа наполняя лёгкие воздухом. Закидывая голову назад и засматриваясь на проплывающее беззвёздное чёрное небо, Юа не замечает, когда в их поток вливаются ещё несколько таких же гонщиков. И, наворачивая зигзами с незнакомцами, те наконец тормозят в небольшом тупике, где заканчивается трасса и начинается бесконечная просёлочная дорога, не освещённая ни одним фонарём. Источником света служит лишь бесчисленное количество фар-точек автомобилей и мотоциклов, везде звучит музыка, кто-то танцует возле открытой мазератти, несколько человек стоят у разведённого костра рядом с тёмно-синим пикапом последнего поколения — всё пребывает в ожидании итогов сегодняшнего заезда. Мира с трудом припарковывает своего «убийцу» максимально близко к черте финиша. Если учесть, сколько здесь желающих поглазеть на именитых братьев Чон, то к проезду просто не протолкнуться. — Вот это масштаб, — выдыхает стажёр, замечая на себе заинтересованные взгляды мужчин. Юа делает высокомерное лицо, вскидывает брови и, стряхнув волосы с плеча, поворачивается к Пак. Девушка опирается локтём о свой мотоцикл и косится на завизжавших девчонок в метрах пятнадцати: не особо видно, что там происходит. — Лишь бы на глаза никому из знакомых не попасться, — говорит следователь. — А вот и тачка Красного змея. С другой стороны аллеи мигает фарами жёлтый феррари, а из него выпрыгивает молодая девица (на вид семнадцати лет), виляет длинным конским хвостом и подбегает, видимо, к своим подругам, на что Мира только фыркает и отворачивается в другую сторону. Где-то вдалеке уже слышится визг шин, а с ним и рёв моторов. Ямазаки закусывает губу и принимается в толпе искать главаря, но, не находя, понимает, что Чонгука, скорее всего, здесь нет. — Он участвует в гонках, верно? — озвучивает свои мысли девушка, уверенная в том, что Мира прекрасно понимает, о ком идёт речь. — Да. Хоть Армагеддон случится — младший Чон будет на трассе. Что вызывает подобный трепет и страх одновременно? Вокруг сплошь кишат Змеи и их соперники из других банд: один хлеще другого — более развязный, более отпущены волосы, более наколот. Юа ощущает себя ланью, загнанной в стаю голодных волков, но ещё омерзительнее, что она ищет их вожака — настоящее безумство. Внезапно девушка чувствует на своём плече тяжёлую руку, резко оборачивается и сталкивается лицом к лицу с незнакомым парнем, чья кожа неимоверно бледная и оттеняется смольно-чёрными волосами, лезущими прямо в глаза-горошины. — Привет, тебя я здесь ещё не встречал, — хриплым баритоном говорит парень и проводит языком по обратной стороне щеки — позвоночник девушки льдом стягивает, насквозь кости промораживает. — Иди мимо, Юнги, — отвечает Пак Мира. Она прошивает черноволосого острым взглядом и складывает руки на груди. На рожон она лезть не будет, как и кидаться отбирать стажёра из чужих рук: этим она только распалит интерес, чего им с Юа совершенно не нужно. Парень устрашающе усмехается, смачно языком прицокивает и отпускать из своих рук новенькую кровь никуда не собирается. — А что ты мне сделаешь? — Юнги ещё больше наглеет, притягивает к себе ближе, даёт вдохнуть очень едкий мужской парфюм. Кожа скрипит о кожу, куртки елозят друг о друга, а у Ямазаки случается приступ клаустрофобии. — Лучше меня спроси, что я с тобой сделаю! — взбрыкивает шатенка. Слишком мало сил, чтобы выскользнуть из мужских рук, но Юа не теряется и заносит острый каблук на чужой носок обуви — парень от боли взвизгивает и ослабляет хватку. В бой вступает Мира, выкручивает черноволосому руки. — Сука! — громкий крик перекрывает многие голоса и гудки — находящиеся рядом группки оборачиваются, смеются, назло подзадоривают скривившегося паренька. Юа Ямазаки впервые за весь вечер улыбается: давящее напряжение спрыгивает с плеч, умчавшись за горизонт, и теперь можно, наконец, вздохнуть полной грудью. — Я бы на твоём месте не стал веселиться, — властный голос слева проносится вибрацией по воздуху; чёрные сапоги шаркают по асфальту, останавливаются рядом. Девушка поднимает голову — задорная улыбка стынет на её лице, словно превратившаяся в лёд. Хосок прячет большие ладони в тёмно-синих джинсах, кривит уголок губ и кидает взгляд на свою бывшую, а у Миры лицо профессионала — каменная глыба. — Руки свои убрала, — голос-лезвие режет по позвоночнику, пускает кровь. Освобождённый парень отряхивает невидимую пыль и благодарно кивает старому другу. Ему абсолютно неловко, что его уделала какая-то девчонка, но виду не показывает — брови с полной серьёзностью хмурит. — Ты вовремя, — фыркает Юнги и уходит за спину Хосока, что свои огненные волосы приглаживает, болотного цвета куртку с нашивками за шиворот поправляет. «Так вот каков ястреб — этот брат Чёрного змея», — в голове у Юа. Она его впервые вот так близко видит, внимательно лицо разглядывает, тату, уходящее под горловину огромной футболки; изучает, характер прочитать старается, чем живёт понять пытается, но он выглядит просто, как человек от которого стоит держаться подальше. Хосок приковывает внимание — многие не замечают, что на горизонте вспыхивают ослепительные фары финиширующих. Здесь только на шаг отступить, горло прочистить. У Юа нет слов. — Решила старые времена вспомнить? — обращается мужчина к следователю. Мира поджимает губы, опасается прямо посмотреть — Хосок своё превосходство чувствует и, словно животное, облизывается. — Или хочешь испытать острые ощущения? — он кивает в сторону мотоцикла брюнетки. — А может, напомнить, как я тебя драл на твоём байке в нашу последнюю встречу? Ямазаки от последних слов морщится, переводит взгляд на Пак — та в защите руки на груди скрещивает, лицо ожесточает. — А я смотрю, ты совсем не изменился, — выплёвывает девушка, с отвращением окидывая красноволосого взглядом — между двумя молнии искрят, их невооружённым взглядом можно увидеть. Зарождающаяся гроза ничем хорошим не сулит. Прохладные пальцы оттягивают воротник куртки — Юе крайне некомфортно, хочется просто уйти домой и зарыться с головой в подушки. Тихо посмотреть и убраться восвояси — её единственный план, но когда на тебя направлен недобрый, сощуренный взгляд самого Красного змея, а со сторон окружают одни преступники, становится совсем невесело: морозный воздух падает на градус ниже и подбирающийся страх связывает горло металлическими жгутами. — Что? Малышка нервничает? — Хосок хватает Ямазаки за затылок, дёргает одной рукой к себе, а другой — цепляется за замочек. Молния с резким звуком расходится — куртка падает на землю. Позади ревут моторы; девушка от шока распахивает глаза — взгляд замирает где-то на чужой груди. Она не слышит, словно в аквариум помещённая, не чувствует скользнувшие пальцы по спине, не ощущает мурашек, табуном промчавшихся по обнажённой коже. Хосок щурится на вспыхнувшую красным Миру — дразнит, усмехается. Им не до того, кто только что пересёк финишную черту и до кого пытаются дотянуться чужие руки. Вокруг Чонгука толпа вопящих девушек в коротких юбках, его поздравляют собратья и прожигают спину проигравшие — обычное дело. Чёрный змей на дороге король, иначе бы он не смог собрать столько последователей. Он поправляет волосы, ставит свой «харлей» на подножку и останавливает взгляд на своём брате, а точнее, на его руках, держащих высокую девушку буквально на весу. У Чонгука в груди пожар разгорается — узнаёт эти струящиеся каштановые волосы и прямую, словно доска, осанку. Хрустнув костяшками пальцев, главарь отмахивается от подбежавшего к нему Юнги и шагает прямиком к привлекшей его троице. У него есть принципы и законы — у этих баб их точно нет. Им ещё хватило смелости проползти на его территорию. Чон Чонгук этого не прощает, а Чёрный змей — особенно, и просто так чужаков не отпускает. — Федералам здесь не место, — голос властный, возвышающийся над головами — так может говорить только сам дьявол — разъедает внутренности, добирается до костей. У Ямазаки сердце к горлу подскакивает — назад от Красного отшатывается и, словно загнанная лань, прямо в другие руки попадает, обжигающие. Под ними кожа заживо оплавляется, лоскутками от мяса отходит. Всего шаг — спиной с чужой жёсткой грудью сталкивается, ощущает холодную кожу куртки и резко оборачивается, о чём немедленно жалеет: Чон собой всё пространство занимает, окружает — бежать от этого чёрного омута некуда. Юа лишь на мгновение в его глаза смотрит, всего лишь чтобы теорию о чёрной дыре проверить, вспомнить, насколько этот человек отличается от других, но это ничтожные секунды заставляют себя потерять, на самое дно прыгнуть. — Хотя нет, — продолжает Хосок, смотря прямо на замешкавшуюся девушку; Ямазаки на него уже и внимания не обращает, но слышит прекрасно. — Нервничать, определённо, стоит. Только брюнетка в этом и не сомневается. Ей бы в эти глаза с вызовом смотреть, клыки показывать, но мощная аура Чёрного змея к земле давит, растоптать грозится. — Мы сюда не грязь разводить пришли и не нарываемся на неприятности, поэтому давайте просто мирно разойдёмся, окей? — наконец подаёт голос следователь. Тёплая рука хватает младшую за запястье и вытаскивает из-под огня двух братьев — те синхронно наклоняют голову и наблюдают, как Мира прячет стажёрку себе за спину. Чонгук к этому с любопытством относится, из-под ресниц за девушкой следит, в Ямазаки дыру буравит: эта олениха когда-нибудь точно нарвётся. — Видимо, вы не понимаете, — холодным голосом произносит Чонгук, будто хищник наступает, вокруг кружит, жертву загоняет в угол. Он останавливается в нескольких сантиметрах от Миры, за её напряжённое плечо заглядывает, только Юа в душу — в теле девушки вулканы вскипают, а по венам электричество разносится: этот преступник намеренно запугивает. Ямазаки не хочет показывать своё волнение, но сдаваться Чону так легко. Шатенка в глазах напротив души его жертв видит — кричат спасаться. — Вы врываетесь в чужой дом без приглашения. В мой дом и моё место. А чужаков я крайне не люблю. Длинная чёлка падает на глаза; Чёрный змей раздувает ноздри и выпускает из них морозный пар. — Мира же сказала, что нам не нужны неприятности, мы просто пришли проветриться и тихо уйдём. Зачем этот цирк? — подаёт голос Юа, вздёргивает подбородок и чуть выступает из укрытия. Внутри борются разум и сердце — последнее говорит быть смелее, показывать характер, иначе всё это зверьё их одним куском проглотит, не подавится. Чонгук искренне восторгается подобной глупости: сама трясётся от страха, а голову поднимать смеет. До этого момента Чёрный змей держал себя в руках — тихо сидел, позволял как на равного смотреть, истинную свою сущность не показывал: это работники полиции и суда — с ними нужно быть аккуратным и не вызывать к себе лишнего внимания. Однако… однако, какой-то зелёный стажёр, не ведавший жизни, пытается под ним яму рыть и, правда, считает, что может к нему ближе, чем на километр подходить. Не в этот раз. — Проветриться, говоришь? — одними губами спрашивает Чонгук, и практически беззвучный голос все дыхательные пути закладывает — девушка кончиками пальцев надвигающееся землетрясение чувствует. Чёрный змей скалится, клыки показывает и резко чужую хрупкую руку хватает. Мужчина дёргает шатенку за собой, и Ямазаки влетает в плечо знакомой, спотыкается о собственные ноги и гравий под каблуками. Ничего понять не успевает, а Чон уже лёгкое тело перед собой на байк закидывает. Пак Мира возмущённо что-то вскрикивает, но Хосок ту за талию ловит и не даёт до своего транспорта добраться. Чонгук охватывает Юа в кольцо своих рук и с силой на педали жмёт. — Сейчас проветришься, — шипит. Ему плевать на едва успевающих отступить зевак — выворачивает руль, всю скорость набирая. Шатенка от шока даже закричать забывает — спиной к сильной груди жмётся, за руки своего палача держится, а в голове ни единой мысли, только ком в горле до неопределённых размеров разбухает. Главарь под оголтелый свист и крики делает круг по небольшому пятачку и надвигается обратно, отрывая одну руку от управления и протягивая в карман куртки за перочинным ножом. Что-то сверкнувшее в свете фар и замечает Ямазаки. — Что ты делаешь? Остановись, психопат несчастный! — срывает голос. Дёрнуться бы, вырваться, но мускулистые руки сжимают сильно, теснят рёбра, которые в лёгкие впиваются, дыры делают. — Я учу тебя быть тихой и сидеть смирно, — рычит прямо на ухо младший Чон и, наклонившись, втыкает лезвие прямо в тормоза. Ветер бьёт по щекам, земля перед глазами сливается в одно сплошное размытое пятно, из карих глаз прыскают слёзы, а Юа не может и каплю воздуха в себя впустить: думает лишь об одном — как родные узнают об её смерти — такой неприглядной, грязной, да ещё с самым скользким преступником города. Поверить не может, что Чёрный змей клонит мотоцикл к асфальту и весь вес начинает переваливаться на правый бок. — Они разобьются! — кричит Мира, что есть силы брыкаясь в руках Хосока. — Отпусти меня! Сделай уже что-нибудь! Но красноволосый верит своему брату — тот знает, что делает. — Показушник, — смеётся. По полю эхом раздаётся дикий скрежет: мотоцикл под собственной тяжестью шваркается о землю, рождая под собой фейерверк искр. Чон умело откатывается в сторону и ловит своим телом девушку, чья тяжесть не кажется чем-то чужеродным. Блестящие локоны рассыпаются по усмехающемуся лицу, полностью отражающему всё отношение к человеческой жизни. Голова безопасно приземляется на торс, но это не значит, что Юа после останется цела — по крайней мере, Чон очень надеется на это. Пусть боится, пусть обходит стороной, ужасаясь только одного его имени, пусть, наконец, перестанет совать свой нос куда путь заказан. Чёрствые руки обнимают за плечи, каждой клеточкой кожи ощущая несдерживаемую дрожь, током проходящую через все суставы, заряжают остывшую на секунды кровь. Далеко сверху проблёскивают блеклые звёзды, затягивающиеся грузными тучами и больше похожие на приближение ада к самой земле, чем на что-либо ещё. Пустырь погружается в ошалевшую тишину, где слышны только редкие потрескивания сучков из догорающего костра. Целый мир потух, оставляя двоих обнявшихся людей наедине, закономерно яркими огнями выделяя отведённое время для зарождающейся ненависти, что разливается в груди и, как отрава, заполняет лёгкие токсинами. Юа сжимает одежду под собой в кулаки, медленно стягивая ткань охладевшими пальцами, тяжело втягивает в себя воздух, но насыщается только мужским одеколоном — задыхается. С трудом приподнимается на локтях, не сжираемая совестью опереться на чужую плоть и причинить дискомфорт, отрывает лоб от скользкой материи и, разлепляя взмокшие ресницы, смотрит — смотрит — смотрит. Её остекленевший взгляд падает на самую глубину, с разбега ныряет в самую тьму, сбивая с толку неожиданностью. Чон проклянёт себя за то, что теряется, но сейчас на лице проскальзывает неуверенность, пропитанная тонной сомнений: в глазах девушки больше нет страха — нет того, что добивался Чёрный змей, напрямую своими действиями кидая угрозы. В глазах цвета кедра только омытая слезами злоба, приправленная ненавистью и, может, разочарованием? К паре подбегает испуганная Мира, давая толчок потянуться к раскуроченному мотоциклу и остальным. У нее глаза шальные, вид, будто своими глазами убийство увидела. Девушка тянется к Ямазаки и бережно помогает младшей подняться на ватные ноги. — Ты цела? Ничего не болит? — обеспокоенно сипит следователь, осматривая шатенку на предмет повреждений. — Твои ноги… И только сейчас Юа ощущает: колени огнём горят, а разодранный капрон липнет к ранам из-за выступившей крови. Чонгук так и продолжает полулежать на земле, согнув ноги и оперевшись руками о землю: на лице ни грамма сожаления, сосредоточенно сводит брови на переносице и совсем не дышит — молча вглядывается в девушку, которая и взгляда увести не смеет, в нём дыру прожечь желает, своей ненавистью сполна накормить. Её бы воля — в глотку собственными руками бы затолкала. — Ублюдок! Своей жизнью не дорожишь — другую пожалей! — кричит на Чона Пак, свой голос совсем не контролирует, на скрип срывается, поломанную виолончель напоминает, а после морщится, будто вспоминая что-то важное: — Хотя о чём это я, Чёрный змей не знает, что такое жизнь — из самого низа преисподней явился. Грязный и мелочный. — Детка, я тебе ещё настоящей преисподней не показывал, — монотонно произносит Чонгук, испепеляя девушку почерневшим взглядом. Поднявшись, он поворачивается к «гостьям» спиной и шагает прочь под необременённое пожимание плечами брата, мол, ничего особенного не произошло. И сколько бы Ямазаки не царапала спину взглядом, Чёрный змей держит её несгибаемо и спокойно скрывается в толпе.

✘ ✘ ✘

Просторная гостиная в стиле гранж размывается в ночной темноте, теряет очертания, искажает пространство и незаметно для владельца квартиры становится немного одинокой. Ким Сокджин всегда содержит своё жильё в полной чистоте, любовно привносит в каждую деталь свой твёрдый характер, считает это место поистине своим домом. Только одно удручает закоренелого холостяка — этот дом никогда не встречал гостей, не знал женской руки. Один из самых профессиональных прокуроров не имеет привычки жаловаться на свою жизнь: у него есть всё, о чём может мечтать мужчина в его возрасте — любимая высокооплачиваемая работа, элитное жильё в центре города, недалеко от места работы, внимание миленьких девушек и любовные записки на рабочем столе. Однако, если приоткрыть занавесу личной жизни, когда Ким переступает порог собственной квартиры, то всё оказывается не так радужно, как на первый взгляд: в две ночи из трёх Ким Сокджина посещает каверзная, крайне изматывающая бессонница. Уже в одиннадцать вечера мужчина понимает, что уснуть у него сегодня не выйдет. Проворочавшись в постели на протяжении часа, Сокджин с удручённым лицом переселяется с пуховым одеялом к телевизору. Он терпеть не может эти нудные передачи новостей или беспрестанно крутящиеся ночью сериалы про кошмарных детективов и неправдоподобные сценарии убийств: крови и полной неразберихи у Джина и на работе с головой хватает, поэтому он просто подключает плейстейшен и садиться проходить очередную игрушку на максимальном уровне сложности. — Ну какого, — выругивается прокурор, — мать его, чёрта?! По всему дому резко раздаётся раздражающее пищание мобильного телефона, отчего Сокджин дергается и рассыпает по ковролину пачку чипсов (запрятанную в недрах кухни на чёрный день, между прочим), а персонажа, за которого он играет уже битые несколько часов, сжирает неприглядного вида зомби. Мужчина хмурится и тянется к журнальному столу за дребезжащим смартфоном, где на панели высвечивается так нежеланное сейчас «Следователь Пак». — Только не говори, что нашли ещё один труп, иначе я просто свихнусь, — говорит в трубку Джин и прикладывает ладонь к горячему лбу. — Привет, — неформально начинает девушка и это немного расслабляет. — Никого, к счастью, не нашли, но не мог бы ты меня… — Мира осекается, но через мгновение исправляется: — Ты не мог бы нас забрать с выезда? Со мной Юа. У Джина сразу позвоночник до хруста выпрямляется, а всё тело напряжением прошибает. Он приподнимается на ноги и переводит взгляд на настенные часы — стрелки тикают четвёртый час ночи.