Магистр страстей

День и ночь мешаются в один неуправляемый водоворот. У Хосока сильный стресс и недостаток сна. Последние дни выдались крайне тяжёлыми. И организм истощился настолько, словно никогда не знал, что такое полноценный отдых. Хосок упрямо ворочается первую половину дня. С силой закрывает глаза. Но, когда это с большим трудом удаётся, то зарытый в одеяло телефон, начинает безбожно верещать. Любимая рок-композиция начинает быть ненавистной, а стены вокруг начинают ходуном ходить от перенапряжения. Приходится несколько раз сбрасывать звонки, прежде чем начинают всплывать беспорядочные сообщения. — В гробу достанут, — бормочет мужчина, с трудом веки разлепляя. Вид сброшенных в смс ссылок от «братьев» его не больно удивляет. Он привык видеть противоречивые ролики про их с братом деятельность, громогласные заявления о монстрах, орудующих в прекрасном, развивающемся городе. Но сегодня за превью очередного репортажа местного новостного телеканала скрывается нечто иное. — Рэй… — шипение вырывается в воздух ядом, а взгляд поглощает кадры, где эта мелочь с его бандой среди белого дня состязание устраивают. На байках. С Цикадами. Чон в ярости отбрасывает одеяло, зло раздувая ноздри, и принимается натягивать первую попавшуюся одежду. Тело бьёт мелкая дрожь, а огонь испепеляет кровеносные сосуды. Ещё немного этот огонь захлестнёт всё на своём пути. Эта девчонка его с ума сведёт! Она будто живьём под кожу забирается, огромными глотками кровь пьёт, своей заменяет. Хосок просто не представляет, что с этим делать. Как ей удалось заставить бойких и самовольных мужчин за собой пойти? Совсем не боится всех в бездонную яму столкнуть. Змеи без того теряют все главные позиции. Во всём: отменяются заезды, самые преданные становятся на другую сторону, вставляют палки. Бьют прямо в спину. Рэй не может из-за своих «хотелок» уничтожить ту малую крупицу, что и без неё высыпалась меж пальцев. Если она таким образом хочет привлечь к себе внимание и заполучить Красного змея — Хосок покажет какого это. Какого иметь его. Милая Рэй сама очертит грани. До места Хосок добирается за считанные минуты. Юнги первым замечает прибывшего босса, готового с лица земли всё стереть. Юн проливает из пластового стакана алкоголь и вытягивает губы в протяжную «о». Буквально в воздухе почуяв приближающийся гром, искрами по коже прокатывающийся. Гараж Мина снова до полна людьми набился, и Хосок искренне не понимает чему все они так радуются. — Она здесь? — тоном, будто земля под ногами кипит. — Хорс, пожалуйста, — начинает Юнги, но красноволосый уже заметил девушку. Ямазаки облокачивается о самодельную барную стойку из брёвен и досок, облепленная несколькими парнями, что смело улыбаться ей смеют — да так, что у Хосока искры из глаз сыпятся. Его пронизывает просто небывалой злостью, глаза кровавой лавой заливая, отчего те становятся по-настоящему будоражащими. — Что ты себе позволяешь?! — разъярённый выкрик разносится за кварталы вокруг. Красный змей настолько быстр, что пьяный Юнги не успевает среагировать. Он хватает девушку за шею и впечатывает в выпирающую доску столешницы, заставляя всех рядом с резвостью отшатнуться. Рэй замыленным взглядом впивается в лицо мужчины и, задыхаясь, вцепляется в сильные руки. Делать этой малышке больно — последнее, что хочет Чон. Но внутри бурлящая лава кипит, а усиленные злостью чувства желают всю дурь из неё выбить. — Мне больно, — губы Рэй едва приоткрываются, чтобы только ему было слышно. Красноволосый прекрасно видит, что даже такие прикосновения девушке приятны. Хрупкие связки абсолютно расслаблены, а полуприкрытые веками глаза, будто обнажают всё нутро. Она что, действительно влюбиться успела? После всего что произошло? — Хосок, остановись! — Мчится на помощь Мин, пытается друга за плечо оттащить. — Она нам район выбила! От неожиданного заявления и загребущих рук Юнги, мужчина упускает из пальцев тонкую шею Ямазаки, ни на секунду своим орлиным взглядом блестящих медовых глаз не отпуская. Рэй не трогает покрасневшую кожу, не смотрит обидчиво или заискивающе, лишь в защитном жесте складывает руки на груди и на шаг назад отходит. Важная, гордая. Сильная. — Что ты сказал? — не понимает Хосок, отбрыкиваясь от чужой хватки, но благоразумно оставаясь стоять на месте. Кажется, что ослышался. Но быстрые кивки парней и весёлые огоньки, заплясавшие в их глазах, говорят иное. Во что невозможно поверить. — Я говорю, что она выиграла нам пари. Теперь северная часть города только наша. Мы можем без ограничений пользоваться складами и нам не будут мешать переправлять товар. И ты знаешь, подобные договорённости за победу нерушимы. Это наш шанс встать на ноги без лишних потерь. Не-может-быть… Хосок обессиленно опускается на кресло-мешок, валяющийся под ногами, и нервно зачёсывает чёлку назад. Дергает задние пряди, чтобы хоть как-то в чувство прийти. Сердце всё ещё продолжает бешено стучать, но Хосок не готов в это поверить. Невозможно…

✘ ✘ ✘

Холодный ветер обдувает лицо. Забирается под лёгкий влагозащитный плащ и свободный капюшон. Тёмный силуэт притаился в тени автобусной остановки — сливающийся с ночью, пугающий. Совершенно одинокий в своём молчании. Чёрная ткань неприятно шелестит от каждого движения, а японские иероглифы бликуют от малейшего света, промчавшихся мимо фар. Она бы с лёгкостью поняла смысл этих символов: «величество», «искупление», «смерть». Три столпа, тот самый путь — единственный, в который он верит. Чонгук опирается о стеклянную ограду, запрокидывает голову и наблюдает за сгущающимися серыми тучами, заслоняющие чернильное, как самые лучшие чернила, небо. Они превращаются в грязные разводы, словно тёмное предвестие и оседают где-то на стенках лёгких тяжелыми влажными вдохами. Внутри под рёбрами в этот момент что-то гулко стонет, и мужчина ещё крепче сжимает пластик телефона в безвольно опущенной руке. «Нужно увидеться. Позвони мне, Юа. Ким Намджун.» Юа. С губ Чёрного змея это имя никогда не срывалось. Вот так просто. Вот так призывающе. Он не звал, не ощущал его вкус на языке. Подобные мысли вызывают зуд под кожей, словно это ядовитые иглы изнутри царапают. В грудине начинает губительная злость подниматься. На самого себя. На чёртову девушку, которая будто маяком для слепого светлячка стала. На весь грёбаный мир. Чонгук знает это чувство. И больше никогда не хотел с ним сталкиваться. Вот- так врасплох. Не из-за неё! Да как этот мерзавец может связываться с ней? Ведь она больше не является служащей прокуратуры, обычная мелкая пешка. А может они уже встречались? У них есть общий враг. Повод насторожиться ещё больше. Сегодня младшая Ямазаки вспорола им горла. Утёрла всем нос, как маленьким сопливым детям, жизни не видевшим. И Чонгук прекрасно видит, что эта мелкая дрянь делает с ним, с его родным братом. Делает мягким. Делает податливым. В Хосоке словно совесть проснулась, своеобразное добродушие: отказывается от более жестоких мер, и всё чаще взывает к благоразумию Чёрного змея. Только не Чонгук тот самый дикий пёс, который грудные клетки голыми руками вскрывал. Чонгук упустил тот момент. Выронил поводок из рук — заигрался. И боже… эта напряжённая интрига между ним самим и Юа. Чону стоило стать жёстче, снова закрыться в панцирь отменного убийцы — монстра, ступать более уверенней, не размениваясь на ненужные никому игры. Неужели Чон ошибается, и Юа делает его только слабее? Но почему же только рядом с ней он чувствует такую мощь в своих руках; готовый шагать по костям других с новой силой. Чтобы выгрызть путь этой девушке с горящими, крайне неглупыми глазами. Могут ли они заживо сжечь? Или подарят демону крылья, о которых он так мечтал? Черноволосый облизывает пересохшие губы и с трудом втягивает в лёгкие влажный воздух. Разнервничался? Идиот. По крыше начали стучать первые капли дождя и Чонгук боковым зрением замечает скользнувшую под крышу тень. Девушка забегает под навес и отряхивает почти не намокший красный зонт. Единственное в чём Чёрный змей уверен наверняка — только он может дать огню разгореться. Юа Ямазаки должна быть за его плечами, иначе извечно преследующая пустота разорвёт его на части. Не ожидая подвоха, шатенка поворачивается к тени спиной; старается разглядеть автобус вдалеке через мутное, покрытое водяными полосами стекло. Но на горизонте ни одной светящейся фары не видно. Чонгук перекладывает телефон в свой глубокий карман и беззвучно делает шаг вперёд. Он так отчётливо ощущает, как собственное сердце в предвкушении замирает. Это неосознанно. Где-то на глубине. Размытое отражение чёрной дымкой ложится на стекло, полностью силуэт девушки собой затягивает. Мужчина останавливается совсем близко, а порывистый ветер доносит нежный аромат женских духов. Прикрыв на секунду веки, он зубами скрипит. Спазм в груди унимает. Он ненавидит. Ненавидит женский парфюм. Юа не сразу замечает, что рядом кто-то притаился. Но когда это происходит, и она хочет обернуться, то мужская ладонь ложится на прохладу стекла. Совсем близко к вздрогнувшему плечу. Чонгук не даёт жертве сбежать. Никогда. Замыкает круг рукой с другой стороны и тяжёлое дыхание становится более отчётливей за узкой спиной. Она чувствует его на другом уровне — без подсказок, без наводок. Оказываясь в ловушке — замирает. Чон лишь себя проверить хочет. Насколько эти цепи вокруг них выдержать смогут. Чёрный змей старается дышать тихо, но от этого звука мурашки по открытой шее ползут. Лёгкая кожаная куртка открывает часть нежной кожи и манит губами прикоснуться. Осознаёт, как хочется в эту пульсирующую вену вгрызться — жизнь почувствовать. Как чувствует это Юа. Но чувствует себя только сумасшедшим ублюдком. — Я знала, что скоро встречу тебя, — неожиданно для Чонгука шепчет. Вызывает новые волны раздражения. — Как всегда встречи ищешь? — мягко отрывая пальцы от стекла, и наигранно нежно поправляет тёмную прядь, спадающую на боковую часть лица Ямазаки. И видит опущенные ресницы. Темнота окутывает всё вокруг, а усиливающаяся гроза грохочет в унисон забившимся сердцам. Наверно, это страшно стоять с убийцей наедине, без единой души вокруг и возможности на побег. Но Юа ощущает только тепло от прижавшейся к её спине груди. Она порывается обернуться, но Чон не разрешает. — Тише, не двигайся… — предупреждает Чёрный змей, потянув за пряди сильнее и опрокинув послушную голову на своё плечо. Теперь он видит, как нервно дрожат розоватые губы. — Ты такая лгунья… Выдержанная пауза натягивает струны вокруг нервных клеток. — Я вижу, как меняются твои убеждения. Всё чаще ищешь оправдания моих поступков. Твои глаза от меня ничего не скрывают. Чонгук жёстко, но совсем не грубо, хватает утончённый подбородок и девушку к себе лицом разворачивает. Сталкивает с холодным стеклом, а сам жадно в чёрные зрачки впивается. Почему так сильно по рёбрам бьёт? С каких пор? С каких пор ощущает себя зависимым? — Можешь сколько угодно себя уговаривать. Но только меня не обманывай. У тебя только один путь — быть на моей стороне. Иначе этот город потонет. Потонет в крови. И не я буду нести вину. Юа отчаянно хмурится, поджимает замёрзшие губы. Наверняка думает о том, почему сам Чёрный змей, её так уговаривает. Зачем так рьяно что-то доказать пытается. Всё и так очевидно. Он не хочет отпускать. Только сомкнутые на шее руки разрешают дышать. Сколько не пытайся только они держат контроль. — Значит и тебе бывает страшно? — Ямазаки без какой-либо колкости это произносит. — Только всё равно слабым казаться не хочется? А ты отступи, дай вздохнуть. И скажи «пожалуйста?». От того, как Чон вдруг начинает отступать, у Юа дыхание спирает. Всегда пытается предугадать, просчитать наперёд. Только Чонгук давно отбросил эти игры, ему нужны действия. Точные и уверенные. Злая усмешка срывается с губ — её освещает проехавший мимо автобус. Под капюшоном змей остаётся в тени, но лёгкое движение и скинутая ткань открывает вид на чёрные поглощающие свет глаза. — Ты думаешь, знаешь, что такое слабость? — молвит мужчина, открытым взглядом кроя. Отчего-то, он больше не хочет притворяться, напускать на себя игривость, будто невзначай бросать колкие слова и усмешки. Чёрный змей когда-то уже грозился с себя все маски снять, настоящего показать. Но одев маску единожды, сложно от неё отказаться. В глубине души Чонгук не хотел, чтобы стажёрка прекращала свои преследования — это стало для него интересным, чем-то новым в кромешной мгле. Хотелось манить, заставить желать победы. Но правда в том, что Чон Чонгук намного угрюмее, того, что видела девушка. Олицетворение глубинных страхов и человеческой жестокости. Это не взялось ниоткуда — росло в нём долгими годами. Правда в том, что Чонгук тоже человек. — Показать настоящую слабость? Юа продолжает цепко наблюдать за мужчиной, но уже с недоумением на бледном лице. Тот спиной двигается назад, не разрешая себе зрительный контакт разрывать. В какой-то момент тёмные волосы начинает заливать вода, а потом Чон полностью оказывается на проезжей части под проливным дождём. Останавливается только ровно посередине, не обращая внимания на вязкую от грязи лужу под своими ботинками. Только это больше не игра на нервах, чужой ненавистью и эмоциями. Чёрный змей это делает, чтобы себя наизнанку вывернуть. Полностью этому порыву отдаваясь. — Ты что делаешь? — выкрикивает Юа, испуганно меча взгляд между огнями фар, замелькавшими в отдалении, и тонущему в луже главарю банды. Нерешительность пропадает довольно быстро. Не осталось выбора, даже если понимала, что всё это может оказаться просто провокацией. Если бы только Юа могла оставить его там, в ожидании неминуемой гибели под колёсами неизвестных авто. Если бы всё было так просто. Но это никогда не бывает просто. Она срывается вперёд и безысходно хватается за чужой рукав, намереваясь затащить самоубийцу обратно. В безопасность. Но у Чонгука другие планы. Он обхватывает девушку руками и намертво фиксирует рядом с собой. И если бы сердце могло стучать ещё сильнее, оно бы сбежало из грудной клетки. Чон даже не скрывает искреннего облегчения в затягивающих радужках, которые едва отблёскивают от света дальнего фонаря. Юа никогда не поймёт Чонгука. — Отпусти! Ты убьёшь нас! Невероятная буря внутри, — разрывающая органы, кипятком разносящаяся кровь по венам. У Змея будто впервые все артерии открываются. Клеймённая боль — это чувствовать единение с кем-то. Чувствовать один пульс, одну жизнь. Буквально срастаясь корнями — дышать. — Убиваешь нас ты… И твоя проблема в том, что ты скрываешь свою жестокость! — Шипит мужчина, ещё ближе прижимаясь к извивающемуся телу и игнорируя врезающийся в ушные перепонки сигнал. Впечатывает в себя до того сильно, чтобы Ямазаки даже закричать не смогла. — Чонгук! Мимо с гудением пролетает автомобиль, но он лишь слегка смещается. Подол длинного плаща чёрной птицей взмывает вверх, заставляет Юа отчаянно зажмурить веки. Тудум. Тудум. Шум крови в ушах перебивает только наступившая тишина. Оба тяжело и резко дышат, максимально плотно прижавшись друг к другу. В поиске спасения из ситуации, в которую сами себя загнали. Тудум. Чонгук загнанно шипит. Абсолютно запутавшийся, испытывающий тошноту от своей нарастающей злости. Он точно не оставит всё как есть, не даст съесть себя живьём. Не подставит спину просто так, ожидая клинка меж лопаток. Доверие нужно заслужить, а подлинность чувств и ощущений, даже необъяснимо накатывающих эмоций — нужно проверять. Немного пересчитав силы и оттолкнув девушку сильнее, чем того хотел, мужчина достаёт из кармана телефон и пихает в ледяные ладони до чёртиков напуганной стажёрке. Юа едва не спотыкается, от порывистости движений, но ни толики обиды или оскорбления не показывает. — Давай! Может тогда выберешь мне казнь скорее! Будь креативней, старайся! — Несдержанно хватает острые плечи и жадно их стискивает пальцами. Черноволосый язвит искренне, обжигает обвиняющим взглядом. И пойди разберись откуда это взялось. — Да что ты хочешь от меня? — истерично прикрикивает Ямазаки. Она устала слышать каждый раз одно и то же. Смотрит прямо и без какого-либо вызова, но Чонгуку всё равно хочется от этого взгляда отвернуться. Закрыться. И не чувствовать себя в очередной раз преданным. — Что? Мы с тобой практически незнакомцы. Мы даже враги косвенные и лишь потому, что я полезла куда не нужно! И поплатилась за это… Я давно от тебя отстала, но ты не оставляешь выбора и вечно оказываешься где-то рядом. Тогда я захотела разобраться, тем более у меня есть причины тебя ненавидеть! Я до жути хотела ненавидеть! Ты прав, внутри меня много противоречий, но я слишком слаба, чтобы хоть что-то понять в твоей омерзительной жизни! Но ты абсолютно ошибаешься в причине моих поступков. Мои желания очевидны — я хочу справедливости для тебя. И себя. Но ты? — после бурного монолога дыхание напрочь сбивается, взгляды схлестываются в немом поединке. — Чего добиваешься ты? Всё кроется там, под радужкой подернутой поволокой. Но сколько Юа бы не вглядывалась — никогда там не могла ничего прочитать, бездумно ныряя в бесконечную черноту, от которой кость за костью переламываются. Слишком изысканно, чтобы не насладиться этим звуком даже самой. Чонгук же никогда не думал, что может почувствовать себя поверженным. Ведь, «быть» — и «чувствовать», совсем разные вещи. Молчание продолжается настолько долго, что шатенка начала подумывать скрыться под крышей остановки одной. Но стоило ей немного сдвинуться с места, как Змей стискивает пальцы ещё крепче. Он о чём-то явно размышлял, не отрывая взгляда от чужого лица, так же что-то понять пытался. Что-то считать. Но в итоге, Чонгук лишь хмуро сдвигает брови и, наконец, не сильно отталкивает от себя. Развернувшись на сто восемьдесят — испаряется. В беспроглядной ночи. Уходит. Девушка на минуту застывает, ощущая, как вместо тепла мужского тела по шее ветер гуляет. Холодом обдаёт. — Чонгук… — зовёт Юа, немедленно в бег бросаясь. С ресниц падают крупные дождевые капли, мешают обзору. Она не видит, но слышит, как неподалёку захлопывается дверца автомобиля и негромким урчанием заводится мотор. Сердце начинает бешено колотиться, а внутри поселяется отчаяние. Необъяснимое беспокойство. — Давай поговорим, Чонгук! Ещё пара шагов и Ямазаки наконец замечает в тени спящего здания знакомое авто; мужчина так и не включил габариты. И от громкого стука в окно не дёргается. — Чонгук, пожалуйста! Я хочу поговорить! — не унимается Юа. Волосы насквозь промокли, прядями прилипли к лицу. От холода плечи дрожат. Чёрному змею почти жаль, но острое желание исчезнуть оказывается сильнее. От этого чувства скулы сводит. Он был жестоким, незрячим. Был машиной для убийств, но вдруг интерес к жизни проснулся. Захотелось вести интриги, ему в корне несвойственные. Вот Чон и зацепился за эту девчонку, которая так рьяно в справедливость верила. Только она ещё не знает — какого это падать. В кровь расшибаясь. Потеря работы — это смех по сравнению, что пришлось пережить Чонгуку. Стекло медленно опускается, сжалившись над бедной девчушкой, но Змей всё так-же продолжает пилить приборную доску нечитаемым взглядом. Та красным горит, зрачки огнём заливает. — Мы можем нормально поговорить? Ещё не поздно всё исправить. Да, ты погубил много людей, я знаю, но… — перекрикивая шум по крыши. Юа сама не ведает, что несёт. — Думаешь, я на невинных ангелов оружие выставляю? — голос Чона так тих, что девушка едва может его расслышать сквозь разразившийся гром под бесконечным небом. — Думаешь, те кто встал против меня на кровь поскупятся? Спроси того, кто неустанно пишет на твой номер, и я покажусь тебе святым. Чёрный взгляд касается бледности кожи, своим внутренним пламенем делится. Юа туго сглатывает, окончательно теряясь под тяжестью произнесённого. — Что ты хочешь обговорить? Что исправить? — Чонгук вдруг протягивает руку и обхватывает шею девушки с задней стороны, к себе ближе через окно притягивая. Контраст горячей ладони и ледяной кожи рождает мощнейшее чувство. Опустошения. — Это?.. Тёплые губы накрывают мокрые. Очень нежно. Чёрный змей никогда не любил целоваться. Особенно так, оттягивая и прислушиваясь к собственным ощущениям. Из-за матери — он испытывал только ненависть к женскому полу, считая их всех малодушными и лживыми суками. И только Юа взрывала в груди бомбы. С яркими искрами. Она была живая, с непреодолимым желанием идти к своей цели. Пугливая и красивая, но вызывающая восторг от своей невыносимости. Ямазаки не знает себя. Чонгук теперь сомневается, что тоже. Никогда не хотел иметь с ней ничего общего — только, как способ достижение собственных амбиций. Но, кажется, её оказываются сильнее. Юа сильнее Чёрного змея. Обманывал себя, что сможет держать эту силу в руках, ведь каменные рёбра прямо сейчас надламываются. Чон отрывается и чувствует, как по подбородку стекают холодные, тягучие капли дождя, пускают мурашки за шиворот. Проводит губами по чужим дрожащим в последний раз, болезненно прикусывая нижнюю, и резко отстраняется. Ямазаки успевает только вздрогнуть, когда покрышки шин просвистывают по залитому лужами асфальту, и автомобиль скрывается за толстую стену ливня. Спустя минуту Юа поднимает к глазам вернувшийся телефон. Онемевшее лицо заливает голубой свет экрана, являя взору уведомление о новом сообщении. От человека, от которого у Чёрного змея плавился мозг. И без сожаления нажимает — удалить.