Бесконечная ночь. Бесконечное онемение.
Бесконечная
боль.
Палата пропахла медикаментами, антисептиками и, тянущим все сосуды, отчаянием. Юа ждала здесь, пока Чонгук был в реанимации, дремала весь последующий день в ожидании. И окончательно потерялась во времени, когда привезли каталку с накачанным наркозом мужчиной и переложили его в белоснежную постель.
Ямазаки впервые увидела Чёрного змея
таким.
Сливающееся с наволочкой лицо выглядит пугающе безмятежным, всегда нахмуренные брови и складочки на лбу разгладились, делая Чона совсем юным. Он будто вообще не был создан для боли и страданий, не то что причинять их другим. Блестящие волосы растрепались по подушке так, что Юа едва удерживалась не поправить их. Мягко пригладить рукой, провести тыльной стороной ладони по тёплым щекам и произнести —
всё в порядке. Что она здесь с ним.
И он живой.
Девушка смогла задремать только под утро.
Не застала того, как Чон вздрагивает ресницами и с трудом разлепляет веки. Как у него мир расплылся водной гладью перед глазами, позже собираясь на
ней — безмерно уставшей от переживаний и уснувшей прямо на подоконнике в первых лучах утреннего солнца. Пусть в очень тусклых, по-особенному холодных.
Но сегодня эти лучи самые яркие, которые Чонгук только мог увидеть.
Когда тело прошивала пуля, когда он почувствовал каждую ноту боли. И собственную разрывающуюся плоть. Чёрный змей знал, что очередная охота на его жизнь увенчалась успехом. Видел выливающуюся из собственной груди кровь, понимая, что совсем скоро отправится в ад. Где ему и было место.
Чонгук заслужил смерть. Как никто другой заслужил. Но он жалел, что костлявая поскреблась именно сейчас, когда только-только почувствовал азарт к жизни. Когда всё катилось к чертям. Змеи теряли людей, репутацию. Но Чон только-только расправлял крылья и готовился взлететь ещё выше. Ещё
ярче. И изливая алую душу на отполированный паркет собственного офиса, заливая реками исчерченные планами документы, глава самого бесстрашного и жестоко клана «Змей» молил судьбу только об одном — даровать ему ещё один шанс. Чонгук не отрекался от своей сущности, не обещал стать ангелом и заглаживать свою вину всю оставшуюся жизнь.
За отнятые души. За океаны крови и боли. Только перед одним человеком он хотел встать на колени и попросить прощение — перед родной кровью, перед своим братом. Что не смог. Что не успел исполнить их мечты, и когда увидел заискрившийся огонёк в глазах Хосока — затушил. Просил не смотреть на девушку (Рэй)
так и сделать ей настолько больно, как только сможет.
Всё, чтобы разжечь пожары.
Несмотря на то, что свои собственные искры под своими же подошвами топчет.
Чёрный змей никогда не давал брату и шанса на счастье, не прислушивался к чему стремилось его сердце на самом деле. Ставя дела «семьи» в самые важные приоритеты. И Хосок слушался. Беспрекословно. Ведь не хотел повторения событий многолетней давности, когда Чонгук терял жизненные ориентиры и пускался в отчаянное самопожертвование. Уже чуть не потерял его от передозировки, едва успев вытащить из лап смерти.
Теперь всё обстояло немного иначе.
Брат бы просто не смог ничем помочь. Сам же бы под пули и лёг.
Однако,
сегодня мольбы Красного змея были услышаны. Дьяволом ли Богом. Но Чонгук обещает себе — теперь его ничто не остановит.
Он поможет своему единственному и самому родному человеку обрести счастье.
Даже если в этот раз придётся отказаться от
своего.
Из-за пропускающих полосок света жалюзи, Юа слабо морщится. Вяло потирает ладонью заспанное лицо, но глаза не открывает. Устраивается на жёстком пластике удобнее и роняет голову набок. Сброшенный с плеч жёлтый плащ валяется на неудобном кресле для посетителей, он не скрывает хрупкое тело в лёгкой водолазке без горла и классических чёрных брюках. Как и не скрывает выделяющийся ремень с огнестрельным на поясе.
Зачем оно ей?
Неужели этого маленького, беззащитного оленёнка оставила на его, Чонгука, охрану?
Девушка не ощущает, как за ней наблюдают, совсем не ждёт, что Чон сможет скоро очнуться. Поэтому, совсем медленно приоткрывая веки, неосознанно встречается с чёрным измученным взглядом и теряет всякую способность дышать. Молча встречаются с открытыми душами, не смея эту оглушительную тишину нарушить.
Ни один. Ни другая. Грудь Чонгука тяжело вздымается, а глаза болезненно блестят. Что есть сил дышит, впуская в лёгкие столько воздуха, сколько позволяют повреждённые органы. Юа прикрывает глаза и с облегчением выдыхает. С трудом удаётся проглотить горький комок в горле, который многие часы становился только больше и превращался в твёрдый камень, не позволяющий глотнуть спасительного воздуха.
— Чонгук… — спустя вязкие секунды шепчет.
Чёрный змей — преступник.
Безжалостный убийца. Его дело имело несколько судимостей, но не имело надпись о самом важном. Выжигающим в Юа пустоши, кромсающий все рёбра на части и оставляя её непоправимой калекой.
Юа за него —
беспокоится.
Чонгук Юа —
волнует.
Несмотря на боль в теле и бесконечную усталость, девушка соскальзывает с подоконника и приближается к мужчине. Чонгук остаётся молчалив, лишь оставляя глубокие рубцы своим до боли выразительным взглядом. Ямазаки не знает куда деваться, что произнести. Так и остаётся стоять возле его кровати с полным оглушением на дне янтарных глаз.
— Можно, — Чонгук от собственного хриплого голоса морщится. Будто каждое сипло-произнесённое слово настоящее мучение. — Воды?
Юа сначала теряется от подобного вопроса, но потом в мыслях всплывают слова врача. И взгляд становится до болезненного грустным. Она качает в отрицании головой, чувствуя себя самым жестоким человеком на планете.
— После полной анестезии тебе нельзя пить, — с жалостью произносит, а на глаза попадается стеклянный графин, переливающийся от игры света и воды. Он стоит на припирающем стену высоком столе и отражается в небольшом зеркале над ним. Манит своей недозволенностью.
Не раздумывая берёт чистое, сложенное на пуфе подле кровати, полотенце и подходит к сверкающему в свете графину. Отчетливо слышит, как Чон тяжело выдыхает и пытается приподняться на мягкой подушке.
— Подожди, я помогу, — торопливо проговаривает шатенка и, налив в стакан чистой воды, возвращается.
В чёрных глазах полнейшее непонимание. Голова наверняка кружится после медикаментозного сна, не считая бессилия и тремора рук. Юа аккуратно присаживается на край чужой постели и откладывает стакан с полотенцем на прикроватную тумбу. Руками обхватывает ослабшее тело по бокам и приподнимают подушку чуть повыше. Подпирает ладонью поясницу, чтобы Чонгук смог лечь в более удобную позу. Большая подушка с удобствами принимает широкую спину и приносит облегчение.
— Тебе лучше уйти, — нейтрально произносит Чонгук, всё ещё с недоверием наблюдая за девушкой, которая обмакивает край полотенца в прохладной воде из стакана. И продолжает молчать.
Не знала, стоило ли вообще что-то говорить. Спрашивать?
Некоторое время сидит с опущенной головой, не предпринимая никаких действий. Отстранённо вслушивается в успокаивающееся дыхание на против. После операции трудно двигаться и каждое движение даётся с большим усилием. Теперь же Чону удобно. Он не стесняясь водит взглядом по удручённому сонному лицу. Этот внимательный взгляд всем телом чувствует.
Юа с трудом поднимает веки и проваливается прямо в него. В расширенных зрачках только:
«какого чёрта ты меня прогоняешь?» и
«может просто позволишь помочь?».
— Я не могу уйти, пока мне не дадут отмашку, — произносит абсолютно нейтрально. Но это не объясняет того, что простое нахождение Ямазаки здесь — уже странно. Скорее неправильно или сюрреалистично.
Как и то, как она осторожно приподнимает руку и обмакивает влажным полотенцем чужие пересохшие губы. Задерживается на них — таких алых, влажных, требующих к себе внимание. Ведёт далее к взмокшему от холодного пота виску. Чон жадно хватает кристальные капли кончиком языка, явно о большем умоляя.
Эту дикую жажду сложно вынести.
Парализующе.
И внимание привлекает не только то, что Чёрный змей принимает помощь с благодарностью, ненасытно слизывая всю влагу, которую девушка позволила получить, но и то, как
его дыхание срывается — грудь с надрывом начинает вздымается. И всё это время — чернильное марево не покидает её глаз.
Заставляет чувствовать, что Юа никогда не ощущала.
Чувственный Чонгук — с мило-разлохмаченными волосами, заспанными глазами и слабостью в теле — вызывает под рёбрами
волнение.
Едва ли возможно справиться с внезапным натиском внутри.
Одёрнуть руку девушка не успевает. Мужчина вдруг обхватывает её затылок притягивает к себе. Движение довольно слабое, неуверенное, но очень настойчивое. Юа просто не успела сообразить, испуганно роняя локти на жёсткую перину. А когда Чёрный змей зарывается своими длинными, красивыми пальцами в тёмные локоны, то дышать больше не представляется возможным.
Тук. Тук-тук.
Всё существо Ямазаки отзывается на это неровное сердцебиение. Свободная рука Чонгука опускается на вздрогнувшую спину, и Юа впервые ощущает — как может
обнимать убийца.
Душегуб.
Оторваться от губительной близости невозможно. Девушка опирается на локти, но это не помогает ощутить хоть какую-то дистанцию. Чонгук будто бы окунул её в себя, заставил окончательно погрязнуть в его чернь. Но в Юа даже чувство сопротивления не просыпается.
— Маленькая, — шепчет, а голос его по всему телу вибрацией проходит. Звучит непостижимо мягко, но Юа вдруг начинает чувствовать раздирающую изнутри тревогу. Расщепляющую кожу на месте, где Чёрный змей касается. — Совсем ещё маленькая.
В голову вдруг проникают мысли-воспоминая —
слова.
«Я изнутри тебя сожгу»
Сейчас Юа от одного только лёгкого поглаживания по волосам чувствует себя полыхающей. Огонь распространяется по телу, лижет рёбра — скоро до внутренностей доберётся. По венам лава потечёт.
Она совсем не хочет быть близко. Не хочет давить на раны, но и отстраниться не может. Чонгук
требует тепла.
Юа ни одно его «маленькая» на свой счёт не берёт. Значащее не ласковое — сродни «глупой».
Наивной. Давно не задевает. Столкнувшись раз с Чёрным змеем, потеряла всякие розовые очки и призму детского восторга с каким ступала на свой путь.
Созидательная сила не выдержала разрушительной. Пусть до сих пор и копалась в обломках, пытаясь собрать что-то стоящее. Что осталось целым. Но Чонгук
сжимает. Впечатывает в себя сильнее и забирает всё оставшееся тепло, одаряя только стужей и бесконечными мурашками. В
недообъятьях, Юа глотает воздух вместе с пронизывающей тоской. Словно ощущает его одиночество.
— На твоём месте, — вновь подаёт голос. Хрипота постепенно спадает и Чон звучит более стабильно. — Я бы бежал со всех ног. В другой город. В другую страну.
«
В другую вселенную», — мысленно заканчивает за него Юа.
А в ответ лишь прикрывает глаза и аккуратно сжимает больничную пижаму подрагивающими пальцами. Слегка задевая подушечками пальцев бока. Чувствительную кожу обдаёт опьяняющим электричеством. И то, что Юа
чувствует — уже не отменишь.
Уже ничего не будет прежним.
Девушка утыкается в чужое плечо, полностью доверяя сердцебиение этому человеку. Где-то под коркой мозга настоящий диссонанс. Она не знала мягкого, слабого Чонгука. Израненного пулями, его искали тени — закончить начатое. И Юа практически стыдно, что являлась одной из них. Если не смерть, то заключение. Отчётливо помнит с каким наслаждением думала, как расправится с Чёрным змеем. Имела ли она вообще право встревать в эту войну теней?
Где Василиск оказался не самой чёрной из существующих.
— Если я сбегу, то кто тебя охранять будет? — бормочет в голубую ткань девушка. Под ней торс Чона начинает содрогаться. От смеха. Недоброго. Обвиняющего в полнейшей глупости. И стихает только тогда, когда Юа приподнимается, уже не удерживаемая слабыми руками. Чон больше не разнеженный (обезболивающие всё ещё продолжают действовать) — полностью покрывается ледяными колючками, от которых Ямазаки становится больно. И чем она больше хочет приблизиться, раскопать что-то за морозной коркой — только больше режется.
— И что смеш…
— Лучше сразу приставь к моей голове пистолет, — серьёзный тон прошивает грудную клетку. И будто не Чонгук страдает от пулепрошивной — она сама.
И не он обнимал минутой ранее. Трепетно. В просьбе подарить успокоение. Не он в десятый раз молил о помощи — немой, в глазах утопленной. Чонгук прекрасно знает, что Ямазаки способна на выстрел, способна отказаться от всего добродушия во славу правосудия и справедливости. И это не он её
испепелит, страдать заставит — оба ощущают эту (необъяснимую) необходимость друг друга разрушать.
Пока один не подавит другого.
Пока один не сдастся.
— Так, давай-ка кое-что проясним, — вдруг лицо девушки враз преображается. Становится намного суровее. Чонгук видит, как шатенка закрывается и обрастает льдинами — как и он сам. Опирается ладонями о постель и слегка наклоняется вперёд. Сощуренный взгляд настолько уверенный, что Змей в удивлении задерживает дыхание. — Я заместитель следователя. Полноценный сотрудник полиции, находящийся при исполнении. Ты — преступник с множествами отводами и обвинениями, но оказавшимся потерпевшим в жестоком покушении с причинением тяжкого вреда здоровья. И сейчас находишься под моей опекой, пока с помощью Хосока тебя не перевезут в более безопасное место через пару дней. Сейчас я твоё единственное оружие и тыл. Если не будешь относится ко мне с уважением — у тебя будут проблемы. А я буду грубой.
С каждым словом Юа наклоняется всё ближе, пока не нависает прямо над лицом мужчины. Несколько прядей, заколотых в небрежный пучок, спадают на лицо девушки; но ничто не способно помешать испытать захлёстывающий восторг от того, что она может заставить
такого человека почувствовать сильнейшие эмоции. Действительно
красивого в своей растерянности. Всё бы отдала, чтобы этот момент никогда не заканчивался, а мысли Чёрного змея стали хоть чуточку прозрачней. Удивление последнего перерастает в настоящее потрясение. Ошалело вглядывается в карамельные глаза, а Юа, поджав губы, снова готовится отодвинуться.
Протест внутри не даёт выдохнуть.
Чонгук испытывает мощнейший взрыв эмоций, перенапряжение вен и дыхательных путей. Всё внезапно становится —
слишком.
Сам не ожидает, что так отчаянно дёрнет на себя, так страстно и бесцеремонно обхватит ладонями скулы. От одного молниеносного движения, горячего касания — все клетки распадаются на атомы.
У Чона помутнение.
Сердце к горлу подскакивает, а ониксовая темнота врезается в карее марево. Он едва успевает остановить себя в чувственности приоткрыв губы и столкнувшись с рваным дыханием. Юа в его обретших силу руках замирает. Громко сглатывает и хватается за предплечья. Будто силу, поддержку ищет. Но Чёрного змея вид нависшей над ним девушки, слова, втекающие в уши вязкой токсичной жидкостью — отравляет. По всем сосудам ядом протекает. Оглушающее дыхание врывается в её уста, пока у Чона скапливается слюна под языком.
Стараясь противиться порыву, он вдруг сильно жмурится. Каждый вдох причиняет невыносимую боль.
Руки от напряжения начинают дрожать.
Юа едва ли может контролировать своё тело, пошедшее вибрацией от чужой дрожи. Да что же это с ними происходит? Почему так сильно лёгкие горят? От горячих приоткрытых губ Чонгука отделяют всего миллиметры, а под женскими пальцами взрывается мужское чёрствое сердце. И настолько сильно желание мазнуть по ним своими, что Юа становится
невыносимо. Ещё секунду назад у неё был полный контроль ситуации, а ощущение уверенности переполняло грудную клетку. До краёв. Полный контроль над собой. Но теперь вся кожа немеет, тело на каждое движение мужских рук поддаётся.
— Ты очень жестокий, — девушка нещадно хрипит и проезжается кончиком языка по своей пересохшей губе. Совсем не подумав о том, что может задеть Чонгука.
Но Чонгука
задевает.
Прошивает многовольтным током. Накрывает смертельной лавиной. Глаза вдруг застилает мутной пеленой. Мужчина загнанно рычит, его лицо искажается зверской гримасой, которое он сам не может вынести. Чонгук толкается вперёд, накрывает чужие губы — готовый уничтожить —
всё.
Это уже далеко не нежно, не осторожно — нащупывающе. Задыхаясь. От страсти и желания расслаиваясь, и снова собираясь, чтобы обхватить вздрагивающие губы своими. Заглушить чужой болезненный полустон своим.
У Чонгука такие мягкие губы. Контрастно с его сущностью.
Такое сорванное дыхание.
Юа тянет раскалённый воздух носом, понимая, что голова от переизбытка эмоций кружится. Кружится.
Кружится. Ощущает скользнувший влажный язык — и раскалённая лава в крови зажигается миллионами искр.
Взбесившееся сердце готово проломить хрупкие рёбра.
Чёрный змей потерял весь контроль, вгрызаясь в нежную плоть. Нижняя губа девушки лопается, проливая капли солоноватой крови, которую мужчина, словно ошалевший зверь, слизывает.
Этот поцелуй выходит до остервенения болезненным. До исступления чувственным. Чонгук не может сдерживать себя, а Юа может только сдавленно скулить, плавясь под опаляющими ладонями, съезжающими со скул на тонкую шею. Накрывая все артерии и вены.
Полно ощущая сбитый ко всем чертям пульс.
Коротко. Импульсивно. Взволнованно.
Отрывается от губ потерявшегося в своих чувствах оленёнка так же быстро, как погрузился. Во взгляде напротив тысячи противоречий, миллионы отрицаний. Миллионы — «ты разрушаешь меня».
Но, внутри него такой же — распад. Звездопад, который ломает все принципы и убеждения, что он не подчинён внешней тяге. Однако, смоляной взгляд подавляет намного сильнее, чем дышащая в спину смерть.
— Отойди от меня… — Юа чувствует всё напряжение.
Исходящее. Она впитывает каждый слог всеми порами, всеми фибрами, что существует или нет. Будто вот-вот между ними взорвётся сверхновая.
И этому нет объяснений.
Нет страха.
Юа не чувствует ничего из того, что могла. Могла бы.
— Отойди от меня! Выйди, немедленно! — Вдруг вспыхивает Чонгук, в неведомых муках отталкивая от себя.
Врага. Женщину. Ту, которая возымела неведомую власть.
Это к лучшему. Сейчас лучше не трогать этот динамит. Отсчёт в ушах звенит, и Юа, задыхаясь, отодвигается.
Но никак не может оторваться от чернеющего взгляда, где демоны в её агонии горят.
Их вопль слышен и тогда, когда девушка плотно закрывает дверь палаты, с другой стороны.
Совершенно растерянная произошедшим.
✘ ✘ ✘
В больнице проходят часы, словно не идут, а летят сквозь время. Юа идёт по длинному коридору в полицейской форме: тёмно-синие брюки, белоснежная рубашка с нашивками и значком корейского флага, но с распускающимися вокруг эмблемы лепестками, так похожие на благоухающий цветок. И Ямазаки чувствует себя такой же — с виду хрупким, но с крепкими корнями, всё это время разрастающимися глубоко в груди, впитывая в себя всю живую энергию. Пак Мира позаботилась и о сменной одежде, и о горячем питании. Но никакими новостями об напавшем на Чёрного змея поделиться не смогла. Их просто не было. Как и записей в охранном пункте офисного кооператива.
— Ты видел стрелка? — спрашивала Мира, присев на круглый серый пуф и смотря на Чонгука более мягко, чем когда-то «до». Более мягко, чем на подозреваемого в суде.
Но Чон в этот момент видел только Юа. Та стояла в отдалении у двери и не решалась ближе подойти. Чувствовалось едва выносимое напряжение. Воздух переполняли изменившиеся между двумя вибрации. Потрескивал, заполнял лёгкие озоном. Чонгук словно что-то знал, но разгадать что именно не представлялось возможным. Игнорировал все вопросы следователя с особо невозмутимым видом. Погружённый в себя и прокручивающий в голове недавние события — зачаровывал.
— Нет, — более уверенно, чем следовало. Отворачиваясь лицом к стене, намекая. Разговор был закончен.
Давно разрядившийся телефон, Юа передаёт на стойку регистрации (администраторы любезно согласились поставить его на подзарядку). И возвращалась обратно на четвертый этаж, чтобы продолжить круглосуточную охрану субъекта —
когда услышала первый выстрел. Прозвучавший так глухо, что можно спутать с обычным хлопком. Неизвестно, где прозвучавшим.
Этот взрыв воздуха лопнул прямо в голове, разнёсся адреналином по крови.
Срывается по ступеням вверх. Внутри сердце ускоряется быстрее, чем бег.
Лишь бы успеть. Если что-то случиться — Чонгук не сможет за себя постоять. И эта мысль так жестоко резала лёгкие.
С каждым шагом шума становится только больше. Где источник не разобрать.
Палаты вип-клиентов находятся в самом отдалении, где можно оставаться в тишине и покое. Но теперь это казалось буквально ловушкой.
И когда Юа врывается в нужную дверь, Чонгук уже не в постели. Стоит у окна, а его мягкий силуэт ореол розового заката освещает. С растрёпанными в разные стороны волосами. Заспанным лицом и вмятиной на щеке. И если бы не открытые закатанными рукавами татуировки на руках (с угрожающими мотивами), Чонгука можно было бы принять за милого студента. Совершенная иллюзия самого себя.
Сделав несколько шагов по инерции, Юа с широко открытыми глазами затормаживает буквально в шаге. Взгляд никак не может оторваться от красивого профиля, измазанного в золотисто-алых красках. На секунду забывается всё кроме этого чудесного видения, где нет в мире ада, а сам дьявол превратился в прекрасного ангела. Низошедший, чтобы спасти их погрязший в боли мир. Но прямо под ногами ангела разбиваются окна, гудят выстрелы, падают в криках врачи и медсёстры. Проливают кровь невинные. Неизвестные в чёрных одеяниях, прибыли на таких же безликих спорткарах, бросая их прямо перед входом в святая святых. И даже через плотно закрытое окно слышится как вопит девушка-пациентка. А её крик глушится очередным взрывающимся хлопком.
Кажется, сама земля под ногами
ангела развернулась. Юа в немом оглушении впивается в озарённое светом лицо и ни слова вымолвить не может. Ведь, это за
ним пришли, по
его душу. Но Чёрный змей словно в себе все эмоции поглощает, с чёрной дырой сравнимый. Смотря на лицо мужчины, хочется с себя всю кожу содрать, лишь бы эту пустоту в глазах не видеть. Перестать и в себе
опустошение чувствовать. Юа яростно пытается что-то понять, что-то скорее решить, но все силы будто эта
бездна крадёт.
— Они пришли убить тебя… — только и может выдавить, легонько притрагиваясь кончиками пальцев застывшей спины. Самое невесомое касание. Самая неистовая реакция.
Чонгук вздрагивает и странно выдыхает из себя воздух. Будто вовсе до этого не дышал.
Изысканно пытает молчанием. Пытает нахмуренными бровями и стиснутой челюстью.
— Они не просто за убийством явились — пришли устроить шоу. Только их выгоду понять не могу, — спустя бесценное время проговаривает Чон. Посвящая в итоги своего умозаключения. Переводит горящий взгляд, а Юа в нём только огонь заходящего солнца видит, скоро совсемщ темно станет.
Почему же желание спасти раздирает все внутренности? И не из-за долга. Не потому что именно Ямазаки оставили на охрану. Но звонить Мире или старшему Чону уже поздно. В эту секунду опасности почему-то не своя жизнь оказывается дороже; всего лишь мысль, что если снова увидит этого непомерносильного, внушающий страх монстра в крови, то уже не сможет с этим жить. Это будет означать, что
надежда — как само понятие — растворится.
Этому городу уже действительно не отмыться от черни —
зло отпразднует свой триумф.
А маленькая Юа, всего лишь ничтожная блёсточка среди всей этой беспросветной ночи, рухнет рядом с Чёрным змеем, как знамение о самом худшем.
Как знамение, что никакой справедливости и не существовало.
Чон Чонгук так и продолжает стоять, топя свой потухающий взгляд в её. Прошивает иглами, равными пулям, всё приближающимся. Чего-то ждёт, пока в груди девушки паника разрастается, страхом все поджилки схватывает.
— Нужно уходить, — с нотками безнадёжности.
Юа не может позволить Чонгуку погибнуть.
Только не так.
Стоит этим словам вырваться, мужчина внезапно оживляется, хватает Ямазаки за руку и бросается на выход. Но тянет её совершенно в иную сторону — не к лестнице.
— Куда ты бежишь? Запасный выход там! — Юа не контролирует свой голос, от бега тот срывается. — Он должен быть ещё свободен!
— Сама в это веришь?
Юа могла бы поверить во всё что угодно, только не в то, что Чонгук, добежав до конца больничного коридора, остановится возле крупного окна, заблоченного низкими решётками. С лёгкостью на них взберётся. Так ловко, что глаз вниз не опускает, где через метровую щель первый этаж можно увидеть. Жутко высоко. Распахивает створку, подхваченный порывом ветром, морщится.
Протягивает руки к ней.
И вот он.
Зов прыгнуть в пучину вместе с ним или быть убитой. И почему именно Чёрный змей является бедствием всей её жизни — и тем, кто является спасением?
— Не бойся, — впивается в неё глазами; такими открытыми и ждущими, что девушка зависает. Позади Чонгука стихия подбрасывает полы свободной рубашки, шуршит одеждой, заглушает вопль погибающего здания. Людей, которых не спасти. — Я буду крепко держать.
Вдохнув поглубже, Юа вкладывает свою ладонь в чужую. Чонгук аккуратно (непозволительно в подобном положении) помогает взобраться на крайне тонкие металлические решётки. Обхватывает тонкую талию. Так крепко к себе прижимает, что никаких сомнений не закрадывается — не отпустит. Юа беспокоится о состоянии Чона, ведь так сильно нагружать повреждённый организм категорически нельзя, от любого неаккуратного движения могут швы разойтись. Но Чёрному змею на своё здоровье безразлично. Перекидывает хрупкое тело через окно и ставит на хлипкий карниз. Следом перешагивает сам. Внизу лишь тень от здания, переходящая в тишь закоулков. Юа бросает взгляд на свои казённые, но очень практичные сапоги и на болтающиеся больничные тапки на босых ступнях Чона. Превозмогая любые обстоятельства (неустойчивость собственных ног, боль в груди и невыносимую слабость), уверенно продвигается по узкому выступу к пожарной лестнице, которую Ямазаки замечает лишь спустя время, слепо доверившись уверенным рукам — одной из которых Чон продолжает удерживать девушку, готовый в любой момент подхватить.
— Я сама. Лучше держись крепче… — Совсем рядом раздаётся короткий вскрик и одинокий выстрел. Из-за приоткрытой форточки, к которой они подобрались, слышится любой шорох и звук перезаряжаемого оружия. Юа узнаёт затвор автомата.
— Тише, — шепчет Чонгук, пододвинувшись максимально близко. Наклоняется над самым ухом. С такого расстояния можно разглядеть каждую родинку на его взволнованном лице. Если бы сейчас кто-то был внизу или смотрел из окна соседнего дома, то с лёгкостью заметил двух сумасшедших, обнявшись на высоте четвёртого этажа и обнятые шквальным прохладным ветром. Один сбежавший преступник в больничной робе, другая в помятой полицейской форме.
И смотрящих друг на друга — будто
волнуют.
Чонгук держит Юа так, словно действительно беспокоится что может упустить слабое тело в пустоту.
За окном же слышится короткий кашель.
— Такими темпами мы всю больницу кровью затопим, — говорит незнакомый мужской голос. Взрослый.
— Разве это не было нашим планом? Ты прекрасно знаешь, чего хочет босс. — И если первый владелец голоса совершенно незнаком, то второй хрипловатый — Юа будто слышала его раньше. Она вглядывается в изменившееся лицо Змея и видит в чужих зрачках узнавание. Сменяющееся откровенной злостью. Чон косится в сторону окна, не позволяя слишком откровенно выискивать ответ в своих глазах.
— Ладно, оставь, Ямазаки. С этим монстром способен только Сокджин бороться.
— Как они меня бесят! Я из-за этих долбаных гонок не высыпаюсь!
— Верно, но твой отец окончательно с катушек слетел. Так прямо идти за головой Чёрного змея. Тут самим бы без головы не остаться.
Юа чувствует, как лёгкие весь воздух покидает. Шумно втягивает в себя кислород, нарываясь на острый взгляд напротив. Чон тут же отпускает талию девушки и закрывает ей рот.
— Тшш.
Без поддержки равновесие теряется, но голова кружится совсем не из-за высоты под ногами.
Юа узнаёт этот голос.
— Понимаешь, в чем дело, на них никакие звонки в полицию не действуют: всё куплено! А простым гражданам страдай!
Ямазаки впивается ногтями в руку Чона, силой отдирая крепкую хватку. Тот разочарованно хмурится, понимая — лишняя борьба приведёт к
падению.
— Только не говори, что, — девушка в своём громком шёпоте захлёбывается. Окончательно с ума сходит, замечая, что Чонгук на неё с жалостью смотрит, от которого под рёбрами кислота разливается. Все стенки прожигает. — На тебя покушался
Ким Тэхён?
✘ ✘ ✘
Солнце окончательно прячется за горизонт невысоких зданий. Спуститься по хлипкой железной лестнице на землю удаётся вместе с сумерками. Юа едва ли могла переживать о скрипящих балках — шок никак не хотел отпускать, сдавив виски спазмами. Никто не мог дать ей времени на адаптацию (в совершенно новой реальности).
Как только за стеклом прекратился шум и послышался стук двери, то Чон Чонгук заставил двигаться дальше. Ничего не ответив. Но Юа всё и без слов поняла — по расширившимся в экспрессии зрачкам. Она видела какой силы Чёрному змею понадобилось, чтобы сдержать себя в руках и не рвануть в приоткрытое окно. Без оружия, на одной лишь ярости.
Они всё дальше скрывались за лабиринтами стемневших переулков, но Юа так и не удалось избавиться от тревожных мыслей. Всё больше превращающиеся в очередные вопросы.
Главным, из которых, стал — почему Чёрный змей всё скрыл? Ведь прекрасно знал, что Ямазаки знакома с Ким Тэхёном. А этот самый Тэхён невинной овечкой служил закону и был в курсе всех дел прокуратуры и расследований.
Со сбившимся дыханием, Чон понижает скорость только минув несколько кварталов. Убедившись, что никакой слежки нет, облокачивается о колени и сипло дышит. Только чёрт знает какую боль он сейчас испытывает. Как повреждённые органы снова на пласты расходятся.
— У тебя кровь! — онемевшие губы едва шевелятся. Навалившаяся глухая тишина — обманывает. Болью рёбра стискивает. А хлопковая ткань на груди мужчины всё более в алый окрашивается. Ещё совсем свежая, рубиновыми каплями растёкшаяся.
— А тебя это должно заботить? — отзывается Чёрный змей, и наконец, отдышавшись — во весь рост выпрямляется. Такой гордый. Высокий. С сильным волевым взглядом. Юа только грустно усмехнуться заставляет — ведь, за этим невинным, домашним видом всё ещё таится чернь. Глухое зло, которое умело манипулирует.
Юа не знает откуда это ощущение. Но чувствует себя обманутой.
А может это грубость Чонгука на неё так действует.
— О, что за вид? — издевательски сужает глаза. Подходит непозволительно близко. Заставляет сместиться и едва не упереться в чужую машину, спрятанную в тени ветвистого древа. — Твоё слово — и мы скрылись. Если хочешь доверия, возможность вести меня, повелевать мной, то будь готова к последствиям. Бери ответственность.
Девушка упирается ягодицами в автомобиль, поглощённая гипнотизирующей тьмой.
— Тогда бы мы погибли, — качает головой Юа. Старается дышать полной грудью из-за переизбытка напряжения.
Из-за переизбытка Чонгука в пространстве. Но только сейчас осознавая, что Чёрный змей действительно ей поддавался. Нет, даже не так — вручал себя в её руки.
Ожидая именно
её решений.
— Это и зовётся выбором, — волнительный шепот по ребру уха, воздухом спускающийся по обнажённой коже. Покрывшейся мурашками. — Каждый сам выбирает свою слабость. Из-за которой страдает.
— И что теперь? — переводя тему, произносит Юа. Увиливая от близкого разглядывания. Даже вникать в произнесённые фразы не хочет. Это слишком дико даже для Чёрного змея.
Мужчина лицо взглядом целует, и от подобного лёгкие окончательно сжимаются.
Почему она видит Чонгука —
таким? Почему он больше не запирается в своих чернильных радужках, как за плотными занавесками? Пропускает дальше —
в себя — отдаёт некую бурлящую страсть. Ожогами на теле.
Мужчина долго молчит. Долго о чём-то думает. Едва ощутимо — практически невесомо — проезжается кончиком носа по изогнутой переносице. Впитывает в себя чужую дрожь (Юа не может вот так просто не отзываться на его прикосновения).
Тихо хмыкает и возвращает внимание золотистым глазам.
— Когда-нибудь тачки угоняла?
